Женя вернулась, села рядом молчаливая и бледная. Мы оба молчали. Эти события так утомили меня, что я сам не заметил, как задремал. Мне приснилось, что я снова бегу по лесу, а нечто темное, злое преследует меня, настигает, сбивает с ног. И вот кошмарная тварь сидит у меня на груди, сверкает глазищами, обнажает клыки. И вдруг я понимаю, что у этого чудовища лицо… журналистки Жени!.. Я едва не вскрикнул, проснувшись. Распахнув глаза, испуганно посмотрел по сторонам. И успокоился, увидев погруженный в полумрак вагон, услышав сопение и храп, доносящийся от накрытых простынками спящих на полках пассажиров. Это лишь сон! Жуткий, но все-таки сон! Глянув в окно, я увидел проносящиеся в свете фонарей знакомые здания. Погорск! Ну наконец-то!
«Где Женя?» – вдруг всполошился я, заметив, что журналистки рядом нет. Набрал на мобильнике ее номер – абонент недоступен. Только не это!
Расталкивая бредущих по проходу с чемоданами и сумками пассажиров, я поспешил в конец вагона. Дойдя до туалета, постучал в дверь:
– Женя, ты там? Все в порядке?
Тишина! Схватился за ручку, дверь открылась, за ней – никого!
Я в панике посмотрел по сторонам. Куда бежать? Что делать?
В этот момент распахнулась дверь тамбура, и я вздохнул с облегчением, увидев идущую мне навстречу журналистку.
– Как ты меня напугала! – прокричал я, едва не стиснув ее в объятиях.
– Все в порядке, мой рыцарь, – болезненно улыбнулась она. – Я была в тамбуре соседнего вагона: там окно разбито. Хотелось свежего воздуха. И побыть одной.
Впрочем, она еще неплохо держалась для девчонки, на которую совсем недавно напал маньяк.
– Извини, что втянул тебя в историю, – сказал я ей, когда мы вышли из поезда в Погорске. – Думаю, не стоит тебе больше заниматься этим. Справлюсь сам.
И у меня почему-то сдавило сердце при мысли, что я больше ее не увижу.
– Нет! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не отступлюсь! Теперь-то уж точно не отступлюсь!
Женя глянула мне в глаза, и взгляд ее был, как прежде, решительным. От недавнего страха не осталось и следа.
«Вот это отвага!» – с восхищением подумал я.
– Тебе ночевать-то есть где? – спросил я. – Общага наверняка закрыта.
– Переночую у подруги.
– Я провожу.
– Не надо. Она рядом с вокзалом живет. Вон в том доме, – кивнула на пятиэтажку, темнеющую неподалеку. – Что ж, до встречи. Будет какая-то информация, звони. Я еще по своим каналам пробью. Может, чего узнаю.
Я кивнул.
И вдруг она подбежала ко мне и чмокнула меня в щеку. Это произошло так внезапно, что я даже не успел увернуться. Она же, лукаво сверкнув глазками, улыбнулась, помахала ручкой и быстро пошла через вокзальную площадь.
– Расскажу подружкам о наших приключениях – ни за что не поверят! – обернувшись, прокричала она.
Я не уходил, пока она не дошла до края площади и не исчезла во мраке, там, где обрывался свет фонарей: нужно было убедиться, что ей больше ничто не угрожает. И все то время, что я наблюдал за ее удаляющейся стройной фигуркой, чувствовал, как все еще горит на щеке поцелуй. Видел бы это отец Пейн, повелел бы лупить себя плетью, пока не упаду! «Но что я мог сделать? Увернуться от поцелуя? Глупо! – мысленно оправдывался я. – Да и что, собственно, такого? Чисто дружеский жест. Девчонки часто так делают…»
И я отправился домой, счастливый, сам не зная отчего.
Впрочем, пока шел до дома, настроение мое сменилось на полностью противоположное. «Господи, что я творю? Грех не всегда бывает физический: согрешить можно и в мыслях! Более того, даже страшнее в мыслях! Мысли – отражение души!» Войдя в квартиру, я сорвал со стены многохвостную черную плеть. Какое-то время смотрел на нее, вертя в руках. Потом швырнул плетку в угол. Не раздеваясь, прямо в вонючих обожженных шмотках упал на кровать и отвернулся к стене. Время было уже часа три ночи, но заснуть не получалось. Я долго лежал, отгоняя навязчивый образ, который так и лез в голову. Вот дьяволица!
Вскочив с кровати, я все-таки схватил плеть и, сбросив плащ с рубашкой, лупил себя по спине до тех пор, пока за стенкой не постучали.
– Может, хватит, а? – рявкнул сонный бас соседа. – Ща ментов вызову!
Я отбросил плетку, снова лег на кровать и, ощущая приятное жжение на спине, с улыбкой заснул. Словно ангел с обрезанными крыльями…
День третий
Явившись с утра на работу, сразу же встретил в коридоре нашего нового дизайнера. Под правым глазом кровоподтек, на скуле ссадина. Однако попугайский прикид он так и не сменил: все те же цветастые шмотки и блестящие побрякушки. Ничему людей жизнь не учит!
– Ого! Кто это тебя так? – удивляюсь я, протягивая ему руку.
Дизайнер какое-то время смотрит на меня, и возникает ощущение, что он знает, кто именно его так разукрасил. Ну знает, и что дальше? С трудом подавляю в себе желание нахально посмотреть в ответ. Но нет – надо соблюдать конспирацию! Я ведь оборотень: днем – офисный планктон, ночью – лютый зверь. Вот если встречу его во мраке… Сейчас же надеваю на лицо маску сочувствия.
– Так, идеологические разногласия. – Попугай с добродушной улыбкой пожимает мне руку и идет дальше по коридору. Я направляюсь в свой кабинет, а из головы все не выходит эта мерзкая фраза: «идеологические разногласия». Старик Гулов сказал то же самое! Как сговорились! Достали все со своими идеологиями. По мне, так все просто: есть правда, а есть неправда. Правда – у нас. Все, третьего не дано!
Во время работы я поймал себя на том, что постоянно поглядываю на телефон. Если выходил из кабинета и оставлял его на столе, вернувшись, тут же хватал и смотрел, нет ли пропущенных вызовов. Решил постоянно держать телефон в кармане. Несколько раз мне казалось, что он вибрирует, поспешно вытаскивал – ничего! «Это и понятно, – оправдывался я. – Ведь жду новостей». Наконец, не выдержал, набрал номер журналистки Жени.
– Алло!
У меня словно тепло разлилось по телу, едва я услышал знакомый голос.
– Добрый день! Как ты?
– Ну, если откинуть то, что из меня вчера какой-то маньяк едва не сделал девушку гриль, то нормально. Ты как? Новости есть?
– Пока нет.
– Ну, если будут, звони. Я и сама стараюсь чего-нибудь нарыть.
Бросив телефон на стол, я долго сидел, откинувшись на спинку кресла. И тут же поймал себя на мысли, что мне плевать на новости. Именно этого я ждал все это время – услышать ее голос!
Вот же мерзость! Взгляд скользнул по стенам офиса, словно я надеялся обнаружить там плеть. Не придумав ничего лучше, как наказать себя за скверные мысли, я принялся тереться изодранной спиной о спинку кресла. Едва поджившие шрамы зудели, и от трения становилось скорее приятно, нежели больно. Тогда я схватил канцелярский нож и, выдвинув тонкое лезвие, стал вдавливать его в ладонь. Сильнее, еще сильнее… Выступила кровь, заструилась по запястью, закапала на блестящую поверхность стола.
– Слава, что ты делаешь?
Я отбросил нож.
Смотрю на коллегу Катю. Девица глядит на меня с деланным испугом, но в глазах ее читается скорее восхищение. Как же многие из них любят наблюдать за тем, как мужики причиняют кому-то боль. Пусть даже самому себе.
– Так, задумался, – ответил я.
– Не болит? – Катя протягивает руку, ласково проводит пальцем у ранки, словно может исцелить этим. С трудом борюсь с желанием отдернуть руку. Быть обычным мужчиной – часть дневного маскарада. Надо делать вид, что мне приятен флирт симпатичной девушки. Расслабляю руку, улыбаюсь Кате в ответ.
И вдруг ловлю себя на мысли, что это вовсе не маскарад! Мне действительно нравится! Ее ноготок скользит по моей коже и на самом деле исцеляет: боль уходит, а вместо нее возникает нечто иное. Боковым зрением замечаю расстегнутые верхние пуговки на Катиной белоснежной офисной блузке; висящий на шее золотой крестик качается над бездной грудей, словно гипнотический маятник. В голове вдруг возникает картина: я хватаю девушку, валю на стол, обрываю пуговицы и освобождаю грудь от ткани, задираю черную юбку… А в следующий миг мысленный образ Кати, дрожащей от возбуждения в моих объятиях, заменяется другим… Женя!
– Ладно, работу работать надо. – Поспешно откатываюсь в кресле подальше от стола и от коллеги.
Катя кивает и отворачивается к своему монитору. Она улыбается, и у меня возникает впечатление, словно она прочла мои мысли, ощутила звериную страсть, которая захлестнула меня, когда ее ноготок скользил по моей коже. При этом у меня такое чувство, будто мы действительно потрахались. Знаю, она была бы только рада: она давно меня хочет. Я же смотрю на канцелярский нож и едва сдерживаюсь, чтобы не полоснуть себя по запястью. Господи, что я творю?..
