И, словно в подтверждение моих мыслей, мое внимание привлек вид из окна. Автобус шел по той улице, где буддисты строили свой богомерзкий храм. И я вдруг увидел Попугая! На том же самом месте, что и вчера, с теми же кирпичами! На стройке он был один. Видимо, остальных мы все же хорошо напугали. Попугай еле держался на ногах от вчерашних побоев, но продолжал таскать свои кирпичи. Первым желанием было выйти на ближайшей остановке и хорошенько всыпать этой бестолочи. «Ну что, Рафаэль, скажи: как еще искоренять такую ересь? Порой иначе как силой и запугиванием с ними не совладать!» Но автобус уже мчал меня дальше.
В храм я вошел, когда там шла панихида. Отец Пейн вещал с кафедры:
– Сегодня мы прощаемся с одним из старейших и верных наших братьев – Тимофеем Степановичем Гуловым. Он пал от рук мерзких еретиков…
Пока он говорил, храм был наполнен рыданиями женщин; мужчины молились, прижав ладони к губам. Раздавались пламенные речи о том, что дело Гулова не будет забыто, что виновные в его смерти познают ярость Братства Света. Я же смотрел на пламя свечей и видел в нем пылающий дом старика.
«Ты говоришь о смирении и всепрощении, Рафаэль? – прошептал я. – Значит, по-твоему, когда нас жгут заживо, мы должны терпеть и прощать? Ну уж нет! Да, мы сеем страх, но он – наше оружие! Пусть они боятся! Пусть трясутся от страха, зная, что наше добро – с кулаками, а в кулаках этих – кастеты, ножи и пистолеты! Кто-кто, а я ни за что не подставлю другой щеки!»
– Наш любимый брат умер как истинный христианин, – продолжал между тем магистр. – Он принял мученическую смерть, погибнув за свои убеждения. А потому, и я уверен: многие меня поддержат, предлагаю объявить этот день Днем святого мученика Тимофея!
Двое братьев вынесли на кафедру что-то, накрытое алым покрывалом. Магистр сорвал покров, и под ним оказался выполненный в иконописном стиле портрет старика Гулова: лицо, искаженное страданием, за спиной –оранжевые языки огня.
– Да! Воистину так! – послышались выкрики отовсюду. – Во славу Господню!
– Помолимся же за бессмертную душу нашего отважного брата, – прокричал магистр. – Аминь!
Все в зале опустились на колени. Опустился и я. Глядя в печальные глаза изображенного на иконе старика, от всего сердца клялся: «Я отомщу! Тем, кто это сделал, не уйти от праведного гнева!»
Наконец отец Пейн спустился с кафедры. Служба пошла обычным чередом. Сердце мое невольно сжалось, когда я увидел, что магистр идет ко мне. Я уже приготовился к жестким расспросам о Рафаэле, но отец Пейн лишь глянул на меня и вопросительно поднял брови: ну что? Я обреченно покачал головой. Магистр вздохнул и, насупившись, пошел дальше. Меня всегда поражала способность этого человека понимать все без слов. Каждый для него был словно открытая книга, к каждому у него был свой особый подход. Потому в моих глазах отец Пейн был святым, живущим среди простых людей. И не только для меня: ведь неспроста уже едва ли не весь город посещал наши службы, и это был не предел. Я не сомневался, что праведного света нашего магистра хватит на целый мир. Причем одних этот свет греет – другие же сгорают в нем дотла. И я мог лишь надеяться, что пламя этого божественного гнева не коснется моего лучшего друга Рафаэля, что магистр даст еще один шанс нашей заблудшей овце.
Я отстоял в храме до конца службы, после чего весь остаток вечера провел в подвале, избивая грушу кулаками, которые так жаждали, но не получили сегодня никакой жертвы. Уриэль и Гавриэль были там же, но, к счастью, вопросов о Рафаэле не задавали. Впрочем, чего тут спрашивать. Все и так знали, что теперь последнее слово за магистром.
От тренировки меня отвлек завибрировавший в кармане куртки телефон. Я достал его и прочел сообщение: «Мы на месте! Ты где?» Женя! Я и забыл о встрече! В подвал не проникает свет, поэтому сложно определить время суток. Быстро сполоснувшись под душем и одевшись, я бросился вызывать такси.
Водитель удивился, узнав, куда нужно ехать. Я ответил, что у меня там дела, не вдаваясь в подробности.
– Скверное место – эти погорские карьеры, – сказал таксист, направляя машину к окраине города.
– Чего это?
– Ну как? Там четыре года назад кучу народу перебили. То ли бандитская разборка была, то ли массовая казнь.
– И вы верите в эти байки?
– Ничего не байки, – возразил водила. – Моя сестра живет там неподалеку. Она слышала с той стороны среди ночи какие-то крики, будто кого резали по живому. А еще странных людей там видели: все в черном. Вот как вы сейчас!
На этих словах таксист вдруг умолк и подозрительно уставился на меня через зеркало заднего вида.
– А что же милиция? Вызывали?
– Конечно! Сестра звонила. И не только она: соседи тоже, – ответил водитель, все еще продолжая сверлить меня взглядом. – Но блюстители порядка только против алкашей в подворотне смелые. А как большие беспорядки – не сильно торопятся чего-то там блюсти. Приехали поглядеть только на следующий день, когда там уже никого не было.
– Вы же понимаете, что убийство кучи народа так просто не скроешь.
– Скроешь. Смотря кто за этим стоит. Ходят слухи… – Таксист перешел на шепот и настороженно оглянулся, словно в машине кроме нас мог быть кто-то еще. – Поговаривают, что за всем этим стоят очень влиятельные люди и милиция у них прикормлена. Именно поэтому ночью никто не приехал. Затем и расследование замяли. А жена читала в одной газете, будто бы в карьере этом ритуальные жертвоприношения устраивали. Что какие-то богатеи так развлекаются и закон для них не писан. Это мы – рабочий класс, только пашем на них за копейки. А они с жиру бесятся и…
…И водителя понесло на излюбленную в народе тему «Кому на Руси жить хорошо». Попав в эту колею разговора, он не съезжал с нее до самых погорских карьеров. Я же всю дорогу думал о том, сколько в этих слухах правды. Выходит, совсем рядом с городом, в каких-то паре километров, жестоко убили кучу людей; и не кто-нибудь, а целая организация маньяков! Причем милиция на это не реагирует, уголовное дело заминают, даже убитых никто не ищет. Что ж за силы должны стоять за такими преступлениями?
Освещенная фонарями асфальтовая дорога кончилась, такси свернуло на разбитую грунтовку. Мы погрузились в непроглядный мрак. Лишь в свете фар мелькали трепещущие на ветру листья кустов, которые росли вдоль дороги. И вот, наконец, впереди возникли глиняные барханы, а за ними – черная пропасть, словно врата в преисподнюю. Водитель не стал подъезжать близко к карьерам. Едва я расплатился и выбрался из машины, таксист напоследок еще раз одарил меня шпионским взглядом, перекрестился и умчался в сторону городских огней – да с такой скоростью, словно за ним гнался сам Сатана. Я же направился к ближайшему карьеру.
Забравшись на один из барханов, взглянул вниз. Карьер походил на гигантский черный глаз, хмуро уставившийся в небо. Глиняные веки поросли, словно ресницами, полынью в человеческий рост; а в глубине блестящий зрачок – круглое озеро, такое гладкое в безветрии, что звездное небо отражается в нем, будто в зеркале. И, глядя в это мрачное око, я представил, как корчились там, внизу, несчастные жертвы. Со всех сторон их обступали тени: одетые в черное маньяки. В озере плясали отблески костров, заживо пожирающих людей, и, подобно огромному динамику, гудел карьер криками умирающих. И никто не пришел на этот зов, никто не помешал творящемуся здесь сатанинскому безумию.
«Ничего, Господь все видит, – прошептал я, – и посылает мстителей – воинов Света, способных покарать еретиков за земные грехи и отправить туда, где ждут их вечные мучения». Я сжал висящий на груди серебряный крест в кулак с татуировкой «1034» – «Не мир пришел Я принести, но меч!», поцеловал, убрал обратно под куртку и стал спускаться по глиняному склону. Вскоре я различил у воды два силуэта: женский и мужской.
– Значит, это было здесь? – спросил я.
– Именно тут. – Рома постучал каблуком по глине. – Прямо на этом месте.
– Тридцать человек?
– Тридцать четыре, если быть точным.
Я достал из кармана маленький фонарик и осветил небольшое пространство между берегом и склоном.
– Не понимаю, что ты хочешь тут найти, – сказала Женя. – Как-никак, четыре года прошло.
– Хоть какие-то зацепки, которые смогут вывести нас на маньяков.
Конечно же, девушка была права. Маньяки еще тогда хорошенько прибрали за собой, скрыли все следы преступления, а если что-то здесь и оставалось – нужно было искать по свежим следам. Я понимал это, когда ехал сюда. Но мне хотелось лично побывать на месте трагедии, ощутить его кошмарную энергетику. И, я был уверен, Господь не оставит без ответов своего мстителя и даст подсказки. Правда, пока что я видел лишь обычный заброшенный карьер, а из подсказок имел лишь слухи и домыслы.
– Может, проведем мозговой штурм? – предложила Женя. – Обсудим то, что нам уже известно?
– Итак, что мы знаем? – сказал я, шаря лучом фонарика по глиняной пустоши, поросшим реденькой травой склонам да камышам у озера.
– В Погорье орудует шайка маньяков, которая заживо сжигает людей, – сказала Женя, загнув палец.
– И существует эта организация давно: лет девять, не меньше, – добавил я.
– Почему ты так решил?
– Именно столько лет назад погибла моя сестра. Пока это самый ранний известный нам случай.
– Мы знаем также, что число жертв исчисляется десятками, – добавил Рома, – а убийцы – очень влиятельные люди, раз они способны творить такое, не опасаясь закона.
– А еще убийства не связаны между собой.
– Либо мы пока не нашли связи, – заметила журналистка.
– Что-то еще?
– Люди в черном, – пожала плечами Женя. И на мой вопросительный взгляд ответила: – Все свидетели утверждали, что убийцы были одеты во все черное. И вспомни чувака, за которыми мы вчера гонялись. Он тоже был в черном! Кстати, как и ты. Хм… Что-то мне все это напоминает.
– Ты о чем? – У меня бешено заколотилось сердце.
– О чем о чем… Мне одной кажется, что мы словно говорим о вашем Ордене?..
Не успела она окончить фразы – я оказался рядом. Это сработало на уровне инстинктов. Только встретившись взглядом с ее испуганными глазами и почувствовав, что кто-то повис у меня на руке, я вдруг вспомнил: передо мной ведь девушка!
