– Давай ещё! – предложил Ласло. – Вдруг они разминаются.
Походили ещё минут десять.
Только после этого вышли на лестничный пролёт и обнаружили, что проход наверх перекрыт металлической дверью, запертой на замок.
– Вот блин, – расстроился Костя. – А я не видел эту дверь.
– И я не видел, – успокоил его Ласло. – Потому что было не заперто. И вся лестница закрыта металлической решёткой.
– Как же посмотреть? – Костя ощупал решетку. – Не пролезть. Не гнётся. Заперлись. От кого прячутся?!
– Хватит на сегодня, – смирился Ласло. – Пошли домой. Даже не знаю, есть смысл приходить сюда в понедельник?
Они вышли на улицу. Вечер потихоньку опускался на Батайск. Было прохладно, но безветренно. На высоких клёнах подрагивали серебристые листья.
– Ты чего? – спросил Ласло у Кости, разглядывающего пятиэтажку на той стороне улицы.
– Там Покровский живёт! На четвертом этаже.
– И что?
– Пойдём к нему в гости.
– Мне домой надо.
– Ты что, не врубаешься? – зашептал Костя горячо. – С балкона Покровского – вон смотри, слева если считать, второй. Застеклённый.
– Вижу.
До Ласло начало доходить. Ай да Перцев! Конечно, с балкона Покровского был хорошо виден спортзал и всё, что в нём происходит. Окна же во всю стену! Вот только как Костя попадёт к Покровскому домой?
– Это мои проблемы! – сказал Перцев и решительно увлёк Ласло в очередную авантюру.
Двери открыл сам Мишка.
– Здоров, пацаны! Чо хотели?
– Мы к тебе!
Костя решительно перешагнул через порог и затащил Ласло.
– Завтра физика! – сказал Костя. – Мы с Мироновым вообще не шарим. Да, Миронов?
Ласло сокрушённо кивнул.
– Вот! А ты в физику врубаешься. Объяснишь нам?
– Парни, – замялся Покровский, – да я сам не слишком…
Но было уже поздно, Костя подобно спаниелю, преследующему дичь на охоте, решительно грёб к балкону. Он распахнул дверь и выскочил в застеклённое пространство.
– Может это, в комнате? – предложил Мишка, выйдя следом совершенно растерянный.
– Нет! – решительно отверг Костя и посмотрел на Ласло. – У него того… непереносимость. Ему воздух нужен свежий, – и распахнул окно.
Ласло увидел окна спортивного зала. Костя был прав. Видно идеально. Всё насквозь.
– Тогда я возьму учебник и тетради, – обречённо вздохнул Покровский и скрылся в комнате.
Ласло смотрел на зал, не отрываясь. Так же, как и Перцев.
Разминка, похоже, закончилась, парни начали работать в парах и Ласло узнал заднюю подножку. Следующий приём был очень похож, только ногу ставили не за спину сопернику, а развернувшись спиной, спереди. Возможно, это была та самая передняя подножка, о которой говорил Сухоусов.
– Вот, смотрите, пацаны, – Мишка притащил учебник. – Параграф называется: «Относительность движения». Тут, видите, рисунок. Человек идёт по вагону поезда. А поезд едет по рельсам.
В зале перешли к защите от ножа. Один в паре наносил удар, второй отводил руку в сторону и заламывал её за спину.
– Вы чего в окно пялитесь, я вам же объясняю. Если бы человек не шёл по поезду в обратную сторону со скоростью один метр в секунду, он переместился бы вместе с поездом за эту секунду на двадцать метров. А так только на девятнадцать, понимаете?
– Да что ж тут не понять, – сказал Ласло, не отрываясь от зала. – Всё относительно. И поезд, и пассажир. На самом деле неизвестно, есть они или нет. Может, это фантазия авторов учебника.
– Фигню какую-то говоришь, – возмутился Покровский. – Так ты задачи на уроке не решишь. Тут прикол в том, что человек, хотя и находится в поезде, едущем со скоростью двадцать метров в секунду, на самом деле едет в нём со скоростью девятнадцать метров в секунду.
– Да ну! – удивился Костя и даже оторвался от окна. – Как так может быть! Ты ничего не путаешь?
Целый час Миша Покровский пытался донести двум безнадёжным «студентам», пришедшим к нему за знаниями, основы относительности движения и разницу между геоцентрической системой Птолемея и гелиоцентрической системой Коперника.
И только тогда, когда в спортзале напротив погас свет, Костя сказал:
– Спасибо тебе, Миша! Я теперь знаю, что мир устроен совершенно не так, как мне кажется.
– А мне кажется, я ничего нового не увидел, – заявил Ласло.
Эти слова озадачили Покровского, и он долго после того, как гости ушли, думал, как это Миронов мог что-то увидеть, если ему ничего не показывали, а только рассказывали. В итоге, Михаил решил, что виной такому парадоксу венгерское происхождение одноклассника. Вероятно, в Венгрии понятия «видеть» и «слышать» соотносятся иначе, чем в России. Это Покровского успокоило, и он лёг спать с чувством выполненного долга перед одноклассниками, физикой и Отечеством.
Батайск погрузился в ночь, оказавшуюся не такой уж тёмной, как фантазировал себе Ласло. Всё-таки освещение тут присутствовало. Не такое яркое, как в Москве, но всё же.
Друзья возвращались тем же маршрутом, и голоса их были полны разочарования.
– Ты понял? – Костя махнул в сторону оставшегося позади спортзала. – Обычный рукопашный бой. Ничего супергеройского. Ни телекинеза тебе, ни левитации.
Ласло кивнул.
– А может, правда, – задумчиво сказал он, – Таракан рубанул меня кулаком и от этого я увидел всякую ерунду? Сотрясение.
– Ну, знаешь, если бы меня не было там, может, и да, но как говорили в одном фильме: «Двум нормальным людям почудиться одно и то же никак не может». Галлюцинации – это не кооператив, галлюцинации – это соло.
– Так то нормальным.
