Фрагменты полотна откатываются с утробным механическим гулом.
– Ты под домашним арестом, – сообщает Друцкий, глядя в темноту за окном «Бромлея». – До особого распоряжения нашего лидера.
Киваю с кислым выражением на лице.
– Подправь здоровье, – посоветовал Кротов. – Видок у тебя потрепанный.
Главный охранник прав.
К ночи мое состояние начало ухудшаться. Заныли кости, поднялась температура. Пробивает озноб – и это при двадцати двух градусах тепла. На лбу проступает холодный пот. Общая слабость, клонит в сон…
Беру себя в руки.
Надо добраться до своей комнаты.
Мы – на широкой аллее, катим через КПП, сворачиваем направо и углубляемся в очередную глушь. Среди деревьев проступают контуры технических построек и таунхаусов. Террасы зданий подсвечены галогенными лампами. Там и сям разбросаны светодиодные указатели. Всё, что меня окружает, складывается в сюрреалистическую ткань бредового сновидения. Слишком много впечатлений для первого дня. Хочется рухнуть в постель и забыть о существовании аристократов минимум на двенадцать часов.
Дважды почудилось, как в полумраке лесной чащи прогуливаются охранники с цепными псами. Только псы у этих ребят какие-то странные. Громадные, точно собака Баскервилей, с широченными пастями и раздвоенными языками. Мускулистые, агрессивные. Косматые. Мне эти твари сразу не понравились.
Кроссовер паркуется перед необъятным трехэтажным особняком. Широкое крыльцо, мраморные колонны, обилие эркеров, балкончиков и открытых террас, мансардные окна, каминные трубы… В общем, типичное родовое гнездо уважаемой княжеской династии.
Сопровождение растворяется во тьме.
Я знаю, где моя комната.
Дойду ли?
Большой вопрос.
– Провожу, – начальник СБ неожиданно приходит на выручку. – Вижу, совсем ты раскис, княжич.
Последнее слово заставило Виктора Друцкого слегка поморщиться. Совсем чуть-чуть, но я заметил эту неуловимую метаморфозу. Ну, еще бы. Перед тобой – чужая кровь, по неведомым причинам ставшая частью семьи. Слабый стихийник с проснувшимися навыками корректировщика. Ничего хуже для репутации клана не придумаешь. Подозреваю, что деда уже записали в число выживших из ума патриархов, которых проще отодвинуть от управления делами, чем терпеть их своеобразные причуды.
Мы выбрались из салона.
– Я к деду, – тихо произнес Виктор Константинович. – Отчет держать.
– Добро, – кивнул Кротов.
По идее, один из наследников клана не должен отчитываться перед охранником. Вот только мне кажется, что отношения у этой парочки весьма доверительные. Скажу больше – дружеские.
Поднимаемся на крыльцо.
Необъятное, доложу я вам, крыльцо. С широченными ступенями, античной колоннадой, двустворчатой дверью и симпатичными коваными фонариками. С каменными балясинами и тесаными гранитными перилами. Ну, и вездесущий герб, как же без него.
Встречать нас вышел придверник. Он же – швейцар. Дородный мужчина в старинном камзоле, темно-синих брюках с золотыми лампасами и до блеска начищенных ботинках. Придверник носил бакенбарды и подкручивал вверх пышные усы. На голове слуги красовалась шляпа-котелок.
– Милости просим, господа.
– Без церемоний, Петр, – Друцкий вежливо кивнул швейцару. – Распорядись, чтобы комнату Сергея подготовили ко сну.
– Уже распорядился, Ваше Сиятельство, – расплылся в добродушной улыбке слуга.
– Хвалю, – одобрил Виктор Константинович.
Из вестибюля мы направились по украшенному изразцами и гобеленами коридору в северное крыло здания.
Кротов был мне симпатичен.
Поэтому я задал важный вопрос:
– У меня есть шансы на выживание?
Охранник ответил честно:
– Низкие.
Глава 5
Мне снились обрывки финальной битвы.
Портал, который я собственноручно запечатал, разомкнув несколько измерений. Четырнадцать, если быть точным. Мой дух расслоился, он мчится к цели в эфирном потоке, закручивает незримую воронку с эпицентром в Брянске, откуда твари расползаются по всей России. Разлом искажает очертания домов, создает из людского жилья странные топографические фигуры. Тессеракты, лестницы Эшера и прочую ересь. Дороги становятся фрактальными, механизмы оживают и набрасываются на своих хозяев. Случайные путники забредают в эпицентр искажений и бесследно исчезают. Навеки…
Я обрел достаточное могущество, чтобы запечатать портал.
Твари не могут меня достать, хотя и чуют присутствие волхва. Некоторые атакуют на астральном плане. Бью «Молотом», затем раскручиваю «Лезвия ветра» и сношу вторую волну атакующих.
А теперь – наложение печати.
Врата – это аномалия. Точка, в которой пространство становится многомерным, открывая доступ порождениям Тьмы в параллельные вселенные. Чтобы победить, надо восстановить ткань межмирья. Заштопать прореху. И для этого мне потребуется прорва энергии…
Образ меркнет.
Я вываливаюсь из старого кошмара в новый. Здесь я – никто. У меня нет имени, предков, навыков самозащиты.
Тело слабака.
Вечером меня так скрючило, что я пролежал четверть часа, хватая ртом воздух и вслушиваясь в глухие удары собственного сердца. Сознание помутилось. Глаза застлала багровая пелена. Наверное, я кричал. Не помню. Браслет связался с клановой нейросетью и вызвал «скорую». Вместо казенной машины примчался семейный врач. Меня напоили ароматным отваром, в котором угадывались нотки меда, имбиря и лесных ягод. Успокоили парочкой заклинаний. И уложили спать, ласково бормоча какую-то ахинею на старославянском.
Обострение.
Бергман предупреждал.
Сейчас утро. Ну, такое себе утро – ближе к одиннадцати. Сквозь шторы пробиваются солнечные лучи. Сами шторы колышутся на ветру. Комнату наполняют лесные запахи и птичий щебет. Дятел стучит клювом по дереву. Слышатся звуки женских голосов – это кузины обсуждают мальчиков на террасе второго этажа.
Моя спальня расположена в дальнем флигеле, под самым скосом крыши. Если подойти к одному из трех панорамных окон, можно насладиться удивительным зрелищем. Редкие строевые сосны уступают место зеленой траве, а еще дальше простирается песчаная коса.
И Финский залив.
