И никто главнокомандующему не посмел возразить.
***
Что задумал генерал Мардук-апла-иддин стало ясно уже на следующий день…
Я сделаю по этому поводу небольшое отступление.
Необходимо знать, что первыми в войнах древности метательные машины, так называемые катапульты и баллисты, начали применять вовсе не греки, а ассирийцы. Здесь нет никакого преувеличения. Это потом древние и не очень скромные греки сумели приписать славу их изобретения себе, но на самом деле в некоторых хрониках ассирийских царей сообщается, что уже Cинаххериб, Саргон II и даже Тиглатпаласар III в своих походах использовали эти грозные устройства. Так вот, чем именно привлёк к себе внимание покойного туртана Набушарусура карлик, так это прежде всего тем, что Мардук-апла-иддин оказался не только прекрасным стратегом, но ещё оказался он и технически очень подкованным, и если сам не изобрёл смертоносные орудия, то ему удалось их значительно усовершенствовать, и затем умело их применять. В той же Маннейской кампании и в Эламском походе. И не только при осаде вражеских крепостей, но и в полевых условиях.
В этом с карликом никто не мог тогда сравниться.
И сейчас Мардук-апла-иддин решил вновь использовать свои катапульты, которые он значительно модернизировал, и они стали стрелять на гораздо большие расстояния. А ещё карлик решил, что они в этом сражении должны будут забрасывать противника не каменными снарядами…
К тому времени в Месопотамии во всю использовали такие природные горючие материалы, как битум и нефть (нефть называли в Месопотамии нафтой). И карлик эту самую нафту решил использовать против вражеских позиций.
Мардук-апла-иддин задумал наполнять ею глиняные кувшины. Они, запущенные из катапульт, при падении на землю неизбежно разбивались и содержимое их разливалось бы тут же, ну а затем скифы и киммерийцы должны были вдогонку засыпать эти участки, залитые нафтой, стрелами с горящей паклей. Стрелы подожгли бы нафту и позиции вавилонян оказались бы объяты пламенем. Ну а дальше…
А вот после этого карлик намеревался, под прикрытием разбушевавшейся огненной стихии, атаковать всеми силами армию бунтовщиков. План был достаточно прост и вполне рационален.
Для приготовления глиняных кувшинов с нафтой карлик своим подчинённым выделил всего три дня. Следовало найти свыше двух с половиной тысяч кувшинов и приготовить из них летающие горящие снаряды. И уже на следующей неделе было назначено начало битвы.
А вавилоняне тем временем были совершенно уверенны в своей безопасности и спокойно ждали, что же предпримут против них ассирийцы, ну и в открытую издевались и насмехались над противником.
***
Ленивое солнце ещё только поднималось из-за холмов, за которыми начинался Элам, а у ассирийцев было всё приготовлено. Убедившись в этом, Мардук-апла-иддин отдал приказ и зазвучали военные трубы. Выдвинутые вперёд ассирийские катапульты начали забрасывать позиции вавилонян горючими снарядами.
Вавилонские воины выбегали из своих палаток и с тревогой смотрели в небо, в котором уже прочерчивали дымящие дорожки выпущенные из катапульт глиняные горшки. С пронзительным свистом, переходящим в глухой шум они падали на землю, с треском раскалывались и их содержимое заливало всё вокруг. Нафта практически мгновенно загоралась.
Набунацира растормошил командир его телохранителей. Вавилонский военачальник, толком даже не одевшийся, выбежал из своего шатра и увидел, что происходит. Набунацир всё понял и тут же заорал, что есть мочи, что бы его как можно больше подчинённых услышали.
Он отдал приказ немедленно отойти на безопасное расстояние. Но при этом пришлось бросить лагерь. Вавилоняне едва успели вывести из уже вскоре разбушевавшегося огня своих коней и колесницы. Однако палатки, повозки и часть обоза были охвачены пламенем, которое не было никакой возможности потушить. При этом в огне погибли почти три тысячи семьсот воинов и сгорело половина колесниц.
Огромный огненный вал нарастал и через считанные минуты прокатился по ещё вчера, казалось бы, неприступным позициям вавилонян и смёл всё на своём пути.
Битва, по существу так и не начавшаяся, взбунтовавшимися вавилонянами была в чистую проиграна. Набунацир понимал, что последует после того, как пламя немного уляжется. Не искушая судьбу, он стал отводить армию в Вавилон.
Теперь оставалось надеяться только на неприступные стены города, и на то, что на выручку вавилонянам придут эламиты или мидийцы.
***
Шамашу не удалось удержать в своих руках Вавилонию, так как для этого у него не хватило силёнок, да и воины империи были по-прежнему на должной высоте и в очередной раз доказали, что им нет равных, и теперь у бунтовщиков была вся надежда хотя бы отсидеться в своей столице и отстоять её.
А ещё Шамаш, визирь и все те, кто поддерживал их уповали и на помощь извне.
А на кого они ещё могли надеяться?
***
Через две недели после битвы у обводного канала в осаждённый Вавилон прорвались союзники Шамаша. Это оказались арабы. Их отряд в несколько тысяч воинов под покровом темноты прошёл мимо ассирийских постов и через ворота Адада проник в город. Вавилоняне встретили неожиданно появившихся арабов, как героев и своих спасителей, однако их помощь на самом деле мало что значила. Арабы были слишком малочисленны и слабы, чтобы с помощью их можно было переломить ситуацию.
Шамаш-шум-укин и его люди ждали более существенной подмоги, и прежде всего они её ожидали от эламитов.
Но эламиты всё почему-то задерживались.
***
В Вавилоне, даже с учётом того, что в последние месяцы его покинула не малая часть жителей, оставалось до шестисот тысяч человек, и все они решительно были настроены защищать свой великий город. Крупнейший и самый неприступный в то время.
В этом городе так же осталась и вся семья Шамаш-шум-укина.
У Эушмиш от переживаний произошёл выкидыш, и она при этом чуть не скончалась.
Шамаш перевёз свою старшую жену и всех детей из Летнего дворца в Главный, который располагался в черте Старого города и сам по себе являлся неприступной крепостью, высота стен у которой достигала пятидесяти пяти царских локтей (это почти 38 метров).
Шамаш теперь каждый день навещал супругу.
Эушмиш не вставала и была очень бледной.
***
– Всё уже позади, – попытался улыбнуться Шамаш, и взял руку Эушмиш в свою. Только сейчас он понял, что нет для него никого ближе, чем эта уставшая от тревог и переживаний женщина. Мать Шамаша, тоже вавилонянка, уже ушла в царство теней, сводный брат… с Ашшурбанапалом они теперь превратились во врагов, причём в самых заклятых, в самых непримиримых, и кто-то один из них раньше времени должен принять насильственную смерть, визирь же на словах полностью на его стороне, однако он преследует прежде всего свои интересы, и его интересуют только золото и ещё больше власть, и лишь эта женщина, родившая ему уже стольких детей, всецело предана. Он был уверен, что она его ни за что и никогда не предаст.
Шамаш произнёс:
– Слава богам, ты осталась жива, и наши дети не осиротели. Я рад этому.
– Скажи мне, – обратилась Эушмиш к мужу, – у нас есть ещё хоть какая та надежда?
– Ты о чём?
– Ты всё понимаешь…
Шамаш помрачнел и надолго замолчал. Он осознавал, что супругу следовало хоть как-то сейчас успокоить. Но было и очевидно, что ему как прежде не отделаться общими фразами. И, наконец-то, он произнёс:
– Я надеюсь, что боги на нашей стороне.
– Я, как и ты, каждодневно воздаю им жертвы и на это уже ничего не жалею! – произнесла в ответ с глубоким вздохом Эушмиш.
– Всё верно…– откликнулся Шамаш-шум-укин.
– Скоро я отдам им свои последние драгоценности! Но у меня ещё теплиться надежда и на то, что мы можем опереться не только на высшие силы…– неуверенно высказалась Эушмиш.
– Разумеется,– подхватил её мысль Шамаш, – у нас ещё не исчерпаны все наши возможности…Да-да! Вавилон имеет самые мощные укрепления в мире, и он многолюден. У нас десятки тысяч воинов и в несколько раз больше ополченцев. Я заранее побеспокоился и склады в городе забиты зерном и прочими съестными припасами. Оружейные мастерские как работали, так и сейчас работают. Они работают сутки напролёт и производят достаточно оружия. Так что мы выдержим сколь угодно долгую осаду. Это я обещаю тебе!
– Дорогой, но ты же понимаешь, что любая крепость рано или поздно, но всё равно падёт…– возразила Шамашу супруга.
– А Ашдод?
