Военачальник синмагурцев Эшумаль сообщил, что из Ура в их лагерь прибыл перебежчик, который хочет поговорить лично с главным среди осаждающих, то есть с князем.
Набуэль велел Хилине удалиться и затем разрешил ввести перебежчика. Вскоре того привели. Он неуверенно переступил порог шатра и огляделся по сторонам. Это был вавилонянин, обритый наголо. Он был среднего роста. По одежде и по его макушке, сверкавшей как начищенный медный таз и лишённой какой-либо растительности даже над оттопыренными ушами, можно было предположить в нём не простого горожанина, а жреца.
Перебежчик склонился перед князем.
– Я готов тебя выслушать… – произнёс в ответ Набуэль. – Ну и для чего ты меня хотел увидеть?
– Господин, – произнёс жрец, – я-я-а… я-я-а… – перебежчик сильно волновался, и только с третьего раза смог что-то внятное сказать: – я хочу тебе предложить, князь, свою помощь…
Набуэль вновь критическим взглядом окинул перебежчика и переспросил:
– Какую же?
– Я могу провести твоих воинов, князь, в осаждаемый город…
Набуэль задумался. Что-то ему не очень понравилось в словах перебежчика. Князь не готов был сразу поверить ему. «Не-е-ет, на деле не всё так просто. О-ой, что-то здесь может быть не так. Ну а может это всего лишь ловушка?» Набуэль вновь пытливым взглядом окинул перебежчика.
Перебежчику на вид было лет сорок –сорок пять. Глаза у него были небольшие, но проницательные. И он не выглядел слабовольным человечком, который готов был на всё ради спасения своей шкуры.
– Тебе нужно, наверное, золото? Сколько ты его хочешь? – спросил перебежчика Красавчик. Князь захотел проверить жреца и понять мотивы его поступка.
Перебежчик тут же запальчиво ответил:
– О-о, нет-нет, ты меня княззь не понял! Мне платы за это не надо.
Набуэль язвительно усмехнулся:
– А знаешь, что-о… Ты ведь являешься жрецом? Я ведь не ошибся?
– Да, я жрец, – согласился перебежчик.
– Так вот, я и без твоей помощи войду в Ур,– произнёс князь. – Я же знаю, что осаждённые доедают последние сухари, и скоро примутся за свои ремни… И через считанные дни в городе разразится страшный голод и вам всё равно придётся открыть ворота и сдаться.
Жрец не мог скрыть своего крайнего разочарования. Ему нечего было возразить.
Однако это не значило, что князя не заинтересовало предложение жреца-перебежчика. Важно всё-таки было узнать, чего же он на самом-то деле хочет за свою услугу.
Набуэль переспросил:
– Я так думаю, ты же не просто так хочешь нас провести в Ур? Если тебе не надо золота, то тогда что ты за это желаешь получить?
Перебежчик потупил взор.
– Н-ну?..– повторил вопрос Красавчик.
– Князь, – ответил на это жрец-перебежчик, – в городе осталось лишь только треть его прежнего населения. Если ты даруешь этим оставшимся людям прощение и жизнь, и не будешь их обращать в рабов, а также не станешь разрушать город и тем более наш храм, посвящённый богу Нанну, то я проведу уже завтра твоих воинов через подземный ход, и вы попадёте в Ур.
Набуэль велел временно вывести перебежчика из шатра.
Когда это сделали, Набуэль обратился к командиру синмагурцев:
– Эшумаль, а ты что по этому поводу мне скажешь?
Набуэль выжидающе посмотрел на Эшумаля. Это был тоже халдей. Ещё сравнительно молодой и подвижный. Он как бы был правой рукой у Набуэля. Впрочем, князь мог предположить, что этот Эшумаль ему скажет. Было видно, что синмагурец явно относился скептически к перебежчику и его предложению.
Эшумаль не преминул хмыкнуть:
– Наши воины желают вознаградить себя добычей… Они уже несколько месяцев стоят под этим проклятым городом! Мы и без этого жреца займём Ур. Я бы не стал ничего ему обещать…
Синмагурец был в чём-то может быть и прав, но он одного в данный момент не учитывал…
С севера надвигалась стотысячная ассирийская армия. И она буквально на днях вступила на территорию Вавилонии. Так что каждый день промедления и безрезультатного топтания у Ура мог дорого обойтись восставшим.
Князь думал. Он взвешивал все за и против. Думал он достаточно долго и напряжённо. И, наконец, он велел вновь завести в свой шатёр перебежчика.
Жреца привели.
Набуэль произнёс:
– Жрец, я готов принять твою помощь, – и ещё немного подумав, Красавчик продолжил: – Но с несколькими оговорками. Оставшимся защитникам Ура будет сохранена жизнь и свобода, я это тебе обещаю, однако это не коснётся ассирийцев, которые находятся сейчас в городе…
На последнем условии особенно настаивали синмагурцы и вавилоняне, являвшиеся союзниками князя.
– И ещё, – продолжил Набуэль, – я не могу запретить моим воинам и тем более своим союзникам вознаградить себя добычей… Так что всё самое ценное добро, принадлежащее жителям Ура, у них будет отобрано.
– Ну… н-ну, та-а-ак и быть, – вздохнул жрец, – а ты можешь, князь, хотя бы пообещать, что твои воины не разграбят Урский храм?
– Вот это я тебе могу пообещать, – ответил перебежчику Набуэль.
И на следующий день, после многомесячной осады, Ур всё-таки пал.
На крайнем юге Месопотамии в руках Великого царя теперь оставался только один город – Урук, который по-прежнему самоотверженно защищали Бел-ибни и его воины, а также поддерживавшие их жители города.
В Уруке ещё оставалось съестных припасов примерно на три месяца. Ну а что будет дальше… Бел-ибни и его соратники просто боялись так далеко заглядывать в будущее.
***
В Ассирии тогда очень расхожей была то ли шутка, то ли поговорка: «в мире есть только три непреходящих и вечных понятия, это египетские пирамиды, это сфинкс и… это царица-мать Накия-старшая.»
И впрямь, уже больше тридцати пяти лет она вершила судьбу огромной империи и миллионов её подданных, и, казалось, что время над ней было не властно.
После того как царица-мать возвела на трон в Ниневии своего старшего сына, а потом и Ашшурбанапала, она добралась до самой вершины власти, и никто не смел ей ни в чём отныне перечить. Даже Великие цари на это не решались. И об этом в империи всем было известно.
Эта женщина пребывала вне времени. Это может показаться фантастикой (тем более в те далёкие времена люди жили намного меньше и старели гораздо раньше), но и в свои шестьдесят с лишним лет у неё не было ни единого седого волоска, ни единой морщинки, и она выглядела по меньшей мере лет на тридцать. Так о ней отзывались придворные хронисты, и я им склонен всё-таки верить. Вряд ли это было с их стороны всего лишь подхалимством.
Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару недель она завела себе для здоровья (ну и разумеется для поддержания хорошего настроения) первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание его госпожи.
Айягу (а так звали этого раба и по совместительству фаворита) развлекал её примерно с месяца два. Но он был не образован и недалёк, и с ним Накии стало вскоре скучно. И потому уже через некоторое время у неё появились другие фавориты. Они начали набираться и из гвардии, и из дворцового окружения, но чаще всего они подбирались из молодых и привлекательных рабов, и бывало даже так, что Накия заводила одновременно трёх-четырёх молодых и выносливых жеребцов, настолько она вошла во вкус альковной жизни… По сути царица-мать завела себе гарем. Самый настоящий. Только состоявший не из девиц, а из мужчин. А это совершенно уникальный факт для того времени на всём Ближнем Востоке.
