Банды: Кто старое помянет, тот останется жив. Книга третья

– Олег, – шепнул ему Женька на ухо. —Давай номер с двумя кроватями попросим.

– Дело говоришь. Лучше вместе держаться. – Согласился он.

Выбив себе комнату на втором этаже в конце коридора, Мот наконец-то избавился от ящика с коньяком, отдав его администратору ресторана, в котором намечалось празднование, и они отправились немного отдохнуть.

Женька кинул сумку на одну из кроватей и уселся на нее следом, немного попрыгав:

– Пружинистая. – Сделал вывод он.

– Хуже некуда. Я привык спать на шконке. Мягкие матрасы и все такое терпеть не могу. Ритка домой купила «Империал», горе просто – все время проваливаюсь. На диван сваливаю спать посреди ночи.

– Хочешь, я пойду спрошу, есть ли у них другие кровати? – Понимающе посмотрел на него Женька.

Он и сам был в его шкуре, спал на железной шконке и тонком матрасе, от которого первое время болели кости. А потом привык… Ко всему привык: к железной посуде, общему туалету в углу камеры, из которого несло вонью при открытии; душу, в который их сгоняли, словно скот, раз в неделю…

– Не-а. Так устал, что везде усну. Если совсем провисать буду, то матрас на пол стяну. Смотри, не наступи мне на морду! —Заржал Мот и отправился в ванную, чтобы принять горячий душ с дороги.

Женька достал из ветровки мобильник. Ни одного пропущенного, ни одного сообщения. Конечно, гордая Вишня и пальцем не пошевелит, чтобы перезвонить ему…

Он отбросил трубку в сторону и подошел к окну. Территория санатория была огромной и окружена множеством тропинок, уводящим в сосновый лес для прогулки. Кто-то в автобусе сказал, что здесь есть конюшня и можно взять лошадь. Он ни разу не катался на лошади, но всегда хотел попробовать.

– Все, Жека, я спать. – Мот вышел из ванной, одетый в футболку и трико, и, завалившись на кровать, накрылся одеялом. – Разбуди меня, как движуха начнётся. —

Я пока схожу поищу конюшню, может, удастся на лошади покататься. – Затолкав деньги в карман ветровки сказал Женька и тихонечко вышел из номера.

Найти конюшню не составило труда. Она располагалась за гостиницей, ближе к лесу. Для лошадей здесь также была сделана небольшая площадка для тренировки и имелся амбар, в котором хранилось, по всей видимости, сено. В общем, было обеспечено все минимально необходимое, вот только самих лошадей не было видно.

Женя подошел к конюшне и подёргал за ручку. Закрыто. Он приложил ухо, чтобы прислушаться – вдруг, услышит звуки лошадей. В этот момент на его плечо легла чья-то рука, и он отскочил в сторону, словно ошпаренный.

– Здрасьте. – Сказал ему паренёк, на вид которому от силы было лет шестнадцать.

– Здорово. Ну, напугал! – Мотнул Женька головой.

– Извините.

– Я хотел взять лошадь покататься.

– Лошади у ветеринара до конца недели. Нету там никого. —Ткнул он пальцем в сторону конюшни.

– А-а. Жалко, конечно… Точно ни одной нет? И в амбаре? – Пошутил Женька.

– Нет, в амбаре под замком мужик какой-то. Велено, никого не подпускать к дверям. – Выдал секретную информацию паренек. —Ой! – Сообразив, схватился он за рот рукой.

– Та-ак. Очень интересно. И кто там у нас сидит? – Подошел Женька к нему поближе.

– Там подарочек для хозяина. – Подошел к ним один из людей Шатая. – Залетный перец. Набедокурил на его территории. Что делать с ним, не знали. У ментов забрали, сюда привезти. Ты, кстати, из какого города будешь?

– Я-то? Из «N»…

– О! Так этот тоже из вашего города.

– Кто такой? Что натворил?

– Извини, братан, не могу сливать все, что знаю, даже близким друзьям хозяина. – Развел тот руками, и Женька понял, что надо отступить.

Он мельком окинул амбар – окна нет. Лишь одна массивная деревянная дверь, на которой висел огромный ржавый замок. А значит, подглядеть не получится…

– Я хотел на лошади покататься. – Сменил тему он, чтобы не вызвать никаких подозрений. – А пацан говорит, они все у ветеринара.

– Раз так сказал, значит, правда. – Пожал плечами тот. – На фига тебе эта лошадь далась? Ты бы отдохнул с дороги. Вечером пьянка будет. Гулять всю ночь до утра.

Женька не ответил. Рассказывать подчиненному Шатая о своей сокровенной мечте было неуместно, а потому он пожал ему руку и в одиночестве отправился прогуляться по осеннему лесу.

Когда он вернулся в номер, Мот все еще спал. Женька снял кроссовки, и, устроившись на кровати, снова заглянул в мобильник, в котором было несколько сообщений от его подчиненных и от Колчина, которого он попросил присмотреть пару дней за спортивным клубом… И ни одного от Вишни.

Он пролежал с закрытыми глазами до тех пор, пока не прозвенел будильник и не проснулся Мот.

Часы показывали десять вечера, пора было выдвигаться в ресторан.

Мот сел на кровати, свесив ноги, и потрепал себя за волосы.

– Спал как убитый, а ощущение все равно такое, словно танк по мне проехал. Как лошади? Покатался?

– К сожалению, нет. Лошади ускакали к ветеринару на проверку. – Разочарованно вздохнул Женька. – Слушай, там в амбаре держат кого-то…

– В каком амбаре, Немец? – Сонными глазами, непонимающе, посмотрел на него Мот.

– Рядом с конюшней и этим мини-ипподромом есть амбар. В нем держат кого-то, и этот кто-то из нашего города.

– Ты откуда знаешь?

– Паренек, который за лошадьми смотрит, разболтался, и один из людей Шатая сказал, что набедокурил по-крупному этот человек на территории хозяина. Якобы, от ментов его вытянули и привезли сюда, чтобы после коронации с ним Шатай сам разобрался.

– Жека, тебе не пофиг? Ведь не из наших. – Зевнул Мот.

– То не лестно, что известно! – Крякнул Женька. – Любопытство распирает!

– Немец, остынь. Чего не знаешь, за то не отвечаешь. – В свою очередь, сказал Мот и поднялся с кровати, чтобы одеться. – У меня нет никакого настроения влезать в чужие разборки. Что там чужие?! В Шатаевские! Он без пяти минут самый кровожадный вор в законе в истории этого края!

– Мот, пойдем на амбар этот ещё раз глянем? Ну что, с тебя убудет, что ли?

– На приключения потянуло? – Натянул он поверх футболки светлый тонкий свитер. – Посмотреть-то, посмотрим. Но не больше! Жека, сам подумай! Мы на острове, без наших пацанов, без оружия. Свалить отсюда нереально, если что-то случится. Вплавь до города не добраться. Так что, я ни за кого вписываться не буду!

– Так и не надо… Хотя, если честно, интуиция подсказывает мне…

– Все! Хватит! – Закрыл демонстративно уши ладонями Мот. – Не хочу даже звука слышать про твою интуицию.

Пройдя мимо ресторана, в котором играла громкая музыка, они обошли гостиницу и добрались до конюшни.

Мот, увидев людей Шатаева с оружием в руках, притормозил Немца.

– Все, дальше не пойдём. Доступ к амбару перекрыт.

– Ничего себе. Днём только один хмырь был, а сейчас целых пять. Кого они там охраняют?

– Не наше дело. – Мот взял Женьку за плечи и легонько подтолкнул в обратную сторону.

– В тебе совсем нет авантюризма!

– Переть на пятерых быков с автоматами в руках, это по-твоему авантюризм? – Покрутил он пальцем у виска.

Прежде чем зайти в ресторан, Мот остановился у дверей и достал из кармана спортивных штанов пачку сигарет:

– Подожди, покурю. – Попросил он.

По дорожке в их направлении в окружении своих амбалов шел Шатай.

– Немец! – Окликнул он Женьку.

– Гоша! – Махнул он ему рукой. – А мы как раз только подскочили. Продрыхли до последнего, как убитые. Дорога измотала.

– Я вас искал, идемте скорее со мной! – Позвал он.

Мот посмотрел на Женьку, словно вопрошая, во что тот успел сунуть свой нос, а ему не сказал. Тот тряхнул головой в ответ – понятия не имею.

Они следовали за Шатаем и его людьми с фонариками в руках, куда-то в глубь леса.

– Гоша, куда идём на ночь глядя? – Спросил Мот, выдыхая из легких дым.

– Ты куда приехал? —Обернулся Шатай.

– К тебе на коронацию.

– Вот и идем на коронацию! – Радостно улыбнулся ему Шатай своими золотыми зубами. – Уже почти добрались до нужного места.

Через пять минут они вышли на пляж, на котором была установлена палатка, освещённая небольшими аккумуляторными прожекторами.

– Гоша, у нас что, пионерский поход? – Засмеялся Мот.

– Нет, вон, важные люди уже на сходку подъезжают.

Они услышали шум мотора подъезжающего катера.

– Смотрите, лишнего ничего не взболтните! – Пригрозил Гоша и побежал встречать столичных воров в законе.

Дальше все происходило очень странно.

Приехавшие поздоровавшись, шмыгнули в палатку вместе с Шатаем, где совершили обряд посвящения в воры в законе.

Спустя полчаса Шатай позвал Женьку и Мота. Те переглянулись и забрались внутрь палатки, где на них уставилось четыре пары глаз.

Один из авторитетов, который проводил обряд коронации, спросил:

– Есть ли кто, кто знает какое -либо препятствие к тому, чтобы этот человек стал «законником»?

– Нет. – Ответил Немец.

– Нет. – Отчетливо произнес Мот, думая в этот момент о том, что всему этому региону пришла полная хана. Шатай, устроит беспредел…

– Что ж, если ни у кого возражений нет, то ты, Гоша Шатаев, отныне являешься вором в законе. Соблюдай воровской закон и работай на благо своей братве!

Шатай принялся обниматься со всеми присутствующими. Немец и Мот поздравили его и обменялись рукопожатиями со столичными гостями. Затем они все вместе отправились обратно в ресторан, в котором им предстояло гулять до самого утра…

Днём вся братва отсыпалась, а к вечеру всех собрали на пляже, где еще ночью стояла палатка для посвящения.

Женька уже успел совершить пробежку и чувствовал себя бодрячком, а вот Олег с сонным видом, с сигаретой в зубах и с кружкой горячего кофе в руках присел на свободный стул у огромного костра и мысленно поклялся себе, что больше никогда не будет столько пить.

Шатай и столичные авторитеты расположились на удобных стульях с высокой спинкой. Перед ними стоял невысокий деревянный столик с водкой и закусками.

Шатай постучал ложечкой по железной кружке, и присутствующие замолчали.

– Итак, прежде чем мы продолжим веселье, нам предстоит решить один вопрос… К нам в город приехал гость, который устроил на территории моего клуба и моего района беспредел. Мало того, что он учинил драку, так ещё и принялся стрелять из обреза в моих людей… Привлёк ментов. Пришлось им щедро отвалить бабок. – Повысил голос недовольный Шатай. – Немец, этот хрен беспонтовый из твоего города!

Женька оставался на месте, по правую руку от напрягшегося Мота.

– Как его зовут? – Спросил он.

– А черт его знает. – Пощёлкал пальцами в воздухе Шатай, пытаясь вспомнить имя пленника. – Сейчас его приведут, и мы спросим.

В это время по песку люди Шатая волокли связанного по рукам и ногам парня, лицо которого было сильно избито, и издалека его невозможно было узнать. Кинув парня у ног Шатая и сидящих с серьезными рожами столичных воров в законе, охрана отступила.

Мот попытался рассмотреть пленника в бликах пламени от костра, но не смог.

– Как зовут тебя, падла? – Поднялся со стула Шатай.

Парень промычал что-то невнятное в ответ, и Шатай нанес ему удар под дых.

– Что ты сказал? Не слышу!

– Лёня.

– Фамилия твоя как?

Парень молчал, не поднимая на него глаз.

Женька подошел поближе, Мот следом за ним.

– Не хочешь разговаривать? А ведь отвечать тебе придется за все, что ты натворил, мразь! – Снова пнул он его ногой, в этот раз по печени. – Ты знаешь, сколько бабла я отвалил легавым, чтобы замять это дело, и чтобы к моему клубу не было претензий?! Мало того, так ещё открыл стрельбу по моим людям.

– Я защищался. – Промычал парень, держась за бок рукой.

– А мне донесли другую информацию. Ты бухал в моем клубе и не заплатил. А если быть еще точнее – нюхал кокаин и не заплатил. Затем хотел свалить, но охрана клуба не дала. Началась драка. Ты сумел вырваться, добежать до своей тачки, в которой лежал обрез, и открыл огонь. Что, – приподнял он носком своего кроссовка Лёнин подбородок. – Скажешь, было не так?

– Нет.

Шатай мгновенно припечатал его ногой по морде, отчего тот повалился на землю и заскулил.

– Кто он? К чьей группировке принадлежит? – Вдруг заорал Шатай, и один из его подчиненных выступил вперед:

– Все что нам удалось выбить из него, это то, что приехал он из города «N», и ещё он утверждает, что он сынок мэра. Но в это сложно поверить. Фуфло гонит по ходу.

Шатай повернулся к Женьке и Моту:

– Немец, это сын вашего мэра?

– Не вижу издалека. – Спокойным голосом произнёс Женька, стараясь не терять самообладание. – Разреши, нам с Мотом подойти и посмотреть?

– Валяй.

Они подошли к лежащему на песке парню и всмотрелись в заплывшее лицо. Перед ними лежал Лёня Ивахин, горе-сын мэра города.

Женька про себя громко охнул и прикусил губу, соображая, что теперь делать и как поступить. Мот проклинал этот день, ибо понимал, что сейчас им предстоит вляпаться в очередную историю, в которую ему совершенно не хотелось влипать.

– Да, это сын мэра. – Подтвердил Женя, глядя авторитету в лицо.

– Ну, ясно. Мажор. – Сплюнул на землю Шатай. – Думает, ему все дозволено за деньги папика. Ну, ничего, сегодня мы его проучим.

Глаза Шатая налились кровью, в предвкушении издевательства над пленником. Равных ему в этом деле еще нужно было поискать. Человеческая жизнь для безбашенного молодого авторитета ничего не значила. Власть и деньги – это все, что его интересовало.

От его вида вздрогнул даже многого повидавший Мот. Шатай был известен своей жестокостью. Он не просто убивал кого-то пулей в лоб. Он любил заставлять людей страдать, например, отрезая постепенно части тела…

– Гоша, перетрем?

– Немец, что какие -то проблемы? – Удивленно посмотрел на него новый «законник». – Насколько я понимаю, он к вашей группировке не принадлежит.

– Нет, проблем нет, просто мне нужно кое-что тебе сказать.

У Мота задергался глаз. Если сейчас Женька впишется за сына мэра из благородных чувств, то они крепко влипнут. Мот не хотел быть связанным с Шатаем и его бригадой ни за какие коврижки.

Шатай согласился отойти.

– Валяй, только быстрее. Сам понимаешь, воры в законе здесь, обосраться перед ними не могу. – Нервно поторопил он Женьку.

– Именно поэтому, я хочу с тобой поговорить. Тебе сейчас нельзя кровь проливать. Блатные смотрят, за кем закрепили власть, и с кем будут работать. Если ты сейчас поведешь себя свирепо и безжалостно, они напрягутся сильно! Могут и лишить тебя «короны». Сам подумай!

– Ну, и что ты предлагаешь? Мот, сигарету дай!

Олег молча протянул ему пачку вместе зажигалкой.

– Сейчас позвоним его бате, мэру. Скажем, что у сынка проблемы. Попросим его перевести деньги – компенсацию за причиненный ущерб. Как только бабки будут переведены, мы с Мотом его заберем и доставим в «N». Бабки, которые получишь, отдашь блатным в общак. Так ты у них на хорошем счету будешь.

– Дело говоришь. Что, если он меня кинет?

– Кто, мэр? – Встрял в разговор Мот. – Не кинет. Он сам был в уличных делах замешан.

– Иди, организовывай. Только, если он не согласится…

– Согласится. Жизнь сына дороже бабок. – Перебил он его и пошел к лежащему на песке парню.

– Лёня, я Немец, ты слышал о таком? – Сел он перед ним на корточки. И когда парень кивнул продолжил: – Сейчас мы позвоним твоему отцу, и ты попросишь у него деньги, чтобы возместить важному человеку причиненный ущерб.

– Не буду. – Промычал тот, опасаясь гнева отца, который уже замучался постоянно вытаскивать его из разных переделок.

– Тогда сдохнешь. Причем, умирать будешь долго и мучительно. Шатай сделает из этого шоу. Тебя по частям разрежут и, если тебе повезет, то твой отец сможет похоронить твои пальцы. Рук или ног, я не знаю…

– Он не поможет. Я слишком много косячил в последнее время.

– Я отговорил Шатая тебя убивать, в обмен на бабки. Другого выхода у тебя нет. Мы находимся на острове, отсюда не сбежать. Ну что, звонить будем?

Лёня тихо завыл, и Женька достал из кармана спортивных штанов мобильник:

– Набирай.

Он дозвонился до отца со второго раза. Тот долго орал на него в трубку.

В итоге Женька вырвал из его рук мобильник и быстро заговорил:

– Сергей Владимирович, это Жека Немец. Вы, конечно, наслышаны обо мне. Ваш сын находится сейчас в очень плохом состоянии, и должен очень крупную сумму денег. Сколько? Одну секундочку. – Он прикрыл трубку рукой.

– Шатай, сколько тебе он должен?

– Пятьдесят тысяч грина. – Выдал авторитет, и у Женьки на секунду потемнело в глазах: двадцатка – ещё куда ни шло, но пятьдесят…

– Пятьдесят тысяч долларов, Сергей Владимирович.

Мэр заблажил отборным матом в трубку.

– Только при переводе данной суммы денег, я смогу вывести вашего сына и доставить его в «N» живым. – Добавил Женька, когда тот перестал орать. – Куда переводить? – Он посмотрел на Шатая.

– Никаких переводов. – Покачал тот головой. – Пусть приедут от него люди и передадут наличку. Сам все лично пересчитаю и тридцатку грина отдам в общак. – Шатай посмотрел на столичных авторитетов, те заулыбались, несомненно, они остались более чем довольны таким решением.

– Вам придется отправить в город «А» людей. Чем скорее, тем лучше. Завтра вечером мы сможем совершить обмен. Куда ваш человек должен подъехать? Я отправлю сообщение, как только буду сам знать. Поторопитесь.

– Что, щенок, – снова пнул Лёню поддых Шатай. – Повезло тебе, папку – мэра убедили! Если бы не важные люди из твоего города… – Он наклонился к его лицу и зашептал, чтобы никто не услышал, – Я бы отрезал твое ухо, зажарил до хрустящей корочки и закусил им холодную водочку.

Лёню вырвало. Шатай заржал, и, вернувшись на свой стул, махнув охране рукой, приказал отвести пленника обратно в амбар.

Мот, поклявшийся себе сегодня не пить, все-таки выпил пятьдесят грамм коньяка, чтобы перевести дух. Ему жутко не нравилось находиться на чужой территории и быть втянутым в разборки.

– Что, если мэр не заплатит? – Тихо, сквозь зубы проговорил он, чтобы никто из окружающих не услышал.

– Заплатит. – Отозвался Женька. – У него выбора нет.

– Что, если подумает, что это наших рук дело?

– Лёня, хоть и без мозгов, но не полный дебил. Он понимает, что мы спасли его жизнь. Если бы нас здесь не было, он бы сдох. Наговаривать не станет, побоится!

– Хорошо, если так. – Вздохнул Мот.

Ему вдруг все надоело, и захотелось поскорее убраться с острова и поехать домой, к взбалмошной Риточке. Чтобы она жужжала, как пчелка над его ухом, и даже неважно что.

Передача денег состоялась на следующий вечер. Мало того, мэр приехал в «А» лично, конечно же, в окружении охраны. Люди Шатая передали деньги и, как только тот, пересчитав всю сумму у себя в «БМВ», захлопнул чемоданчик, Лёню выволокли за шкирку, словно щенка, из черного джипа, и толкнули в сторону людей мэра, стоявших с автоматами на улице.

Вскоре площадь опустела: Шатай поехал по своим делам, а с ним и пятнадцать машин охранников. Остался только джип Мота, к которому подошел мэр.

– Спасибо. – Протянул мэр руку для рукопожатия через открытое окно. – Я теперь, получается, ваш должник.

– Замётано. – Не отказался Женька, у мэра в городе было особенное положение, мог и пригодится. – Вы бы за сыном следили хоть немного, Сергей Владимирович. Мало он у вас дел в родном «N» натворил, так ещё и полез на чужую территорию. Это в нашем крае вы договориться можете. А в чужом свои правила. Тут церемонятся не станут. Вы хоть представляете, чтобы с ним стало, если бы ни меня, ни Олега там не было? Это просто чистая случайность и везение!

– Но ведь и вы могли сказать, что не знаете его… И оставить там умирать. – Подчеркнул мэр. – Но этого не сделали.

– Мы своих не бросаем. – Ответил Женька.

Мот все это время молчал. Он считал, что им самим крупно повезло, что мэр приехал лично и с нужной суммой. Он бы принял иное решение. Плевал он на мажора и его зажравшегося папашку, крадущего бюджетные деньги.

Мэр ещё раз поблагодарил их, подчеркнув, что он теперь в долгу и готов оказать им, в свою очередь, любую услугу. И отправился в машину, чтобы надрать до красна уши сыну, лицо которого и без того выглядело как месиво.

– Жека, поехали отсюда, – взмолился Мот. – Что-то мне тошно от всего происходящего. И воздух здесь слишком свежий… И еда надоела.

– Валим! – Согласился Женька, доставая мобильник.

Он снова позвонил Росане, но та не поднимала трубку.

«Куплю цветов, приеду, и если надо будет, вышибу ворота. Упрямая баба», – подумал он…

БАРХАТ.

Октябрь.

Высокий худощавый молодой человек в телогрейке шел по до боли знакомой дороге, вдоль которой выстроились в ряд небольшие деревянные дома. Дорогу ему то и дело перебегали курицы, слева на огромном лугу, за барьером, паслись козы и коровы. Октябрь только начался, а солнце все еще светило ярко и сегодня на удивление было тепло.

Он подошел к деревянной калитке и с замиранием сердца открыл ее. Во дворе дома стирала в тазике одежду Любовь Павловна, постаревшая, с тех пор, как он ее видел в последний раз, там, на заседании суда…

Она при виде него вздрогнула, словно увидела привидение:

– Петька! Ты ли это? – И вытащив руки из тазика с водой, вытерла их о свою серую кофту, которая больше напоминала мешок.

– Я, Любовь Павловна. Я… – Остановился он, в нерешительности.

– Тебя что же выпустили? Или сбежал?! – Охнула она.

– Выпустили. Досрочно. За хорошее поведение.

– Это ж сколько ты отсидел? – Подошла она к нему и хотела обнять, но он не позволил, аккуратно приостановив ее морщинистые руки.

– Три из пяти. Яна дома?

– Яна? – Вздохнула она. – Идем, я тебя чаем напою… Идем, Идем. Нечего в воротах стоять. – Оставила она его без ответа, и ему пришлось проследовать за ней в дом.

Пока она кипятила чайник на плите, тот осматривался вокруг: все лежало на тех же местах, как и несколько лет назад. Книги, которые читал Янкин отец, газеты на краешке стола. Ваза на подоконнике, в которой часто стояли ромашки, которые он собирал для неё в поле. Не было только у входа ее туфель, в которых они ходили на дискотеку, и резиновых сапог, в которых она ухаживала за скотом…

– Нет ее… – Догадался Петька и огорченно посмотрел на Любовь Павловну.

– Нет, Петечка, нет… – Поставила она перед ним горячую чашку чая и пододвинула хрустальную пиалу с клубничным вареньем. – Конфеты будешь? «Хризантема» есть, я напекла. —Убрала она салфетку с вазочки, в котором лежало печенье.

– Янка где? – Зачерпнул он ложкой варенье и положил его в кружку.

– Уехала. Сразу, как тебя посадили. Взяла чемодан с вещами и отправилась в город. Обещала писать, приезжать, деньгами помогать… И ни слуху, ни духу. Даже не знаю, жива она или нет. Ни одной весточки. Я хотела поехать за ней, а куда, не знаю! Да и отец не пускает. Говорит, «нет у меня больше дочери», и ты, если поедешь, то меня предашь. А у меня сердце болит, разрывается… Что там с моей девочкой? Как она там? Все ли в порядке… вдруг ей жить не на что, спать не на чем… Отец ее обиделся, я его понять могу, ведь она даже не попрощалась… Но с матерью родной за что так?

– Не знаю. – Мрачно покачал он головой.

– Она тебе, может, что писала? – С надеждой коснулась она его плеча.

– Нет. Ни строчки.

Они оба замолчали. Любовь Павловна смахнула выступившую слезу.

– Петька, ты то сам как?

– Нормально. – Поморщился он, отпивая горячий чай.

А что еще ему оставалось ей сказать? Его жизнь была испорчена тремя годами, проведенными в заключении по вине ее дочери.

– Вот что, Любовь Павловна, я поеду в город и отыщу ее. Мне поговорить с ней надо. И заодно скажу, чтобы приехала и вас навестила.

– Ох, Петечка, неужели любовь ещё не прошла? Зачем тебе она… Хоть она и моя дочь, моя кровиночка, но дурная… – Запричитала она.

– Я сказал, поеду. И точка.

– Поедешь? – Все еще не верила она.

– Поеду. – Твёрдо заявил он.

– Вижу, принял решение. – Грустно посмотрела она на него.

Жалко ей было Петьку, она знала его с малых лет.

– Ещё в тюрьме.

– Когда хочешь ехать? Я ей письмо напишу, молоко, яйца домашние соберу в сумочку небольшую, печенье положу… Ты передашь?

– Передам. Завтра утром поеду. Только давайте без яиц и молока.

– Почему?

– Потому что не знаю, сколько искать ее буду.

– Тогда хотя бы письмо, Петечка… Я напишу ей несколько строк, будь добр, возьми… А печенье я тебе в дорогу заверну. – Смахнула она слезу.

– Завтра в семь утра заберу у вас все. – Поднялся он из-за стола.

– Найди ее, Христом Богом молю, найди мою доченьку. —Перекрестилась Любовь Павловна.

– Найду. Непременно найду! – Пообещал он.

На следующее утро, ровно в семь, как и обещал, он забрал у неё письмо, небольшой кулек с печеньем и конфетами и отправился на автовокзал. Там он купил билет и запрыгнул в последнюю минуту в автобус, идущий в город.