Лживые зеркала

Глава 22

Пощечины и храбрецы

Ощутив тупую боль в черепе, Уинифред отстраненно подумала: странно, что она все-таки не умерла. Лихорадка, три удара по голове, раздробленная кисть – а ее юному телу все нипочем. Неужели только пуля в сердце сможет усыпить ее окончательно?

Сначала она чувствовала только боль. Потом до ее сознания донеслись звуки и запахи. Тяжелые горьковатые запахи ладана, табака и пота. Мужские голоса. Один из них взволнованный, испуганный.И он принадлежал Теодору. Уинифред окончательно пришла в сознание. Не повторяя своей прошлой ошибки, она расслабила мышцы лица и замерла, затаив дыхание.

Она снова сидела на стуле, снова со связанными руками. Была какая-то горькая ирония в том, что она слишком медленно училась на своих ошибках, и они успевали ее настигать. Из-за высокой спинки голова склонилась вперед, а не назад, как прежде, и подбородок уперся в ключицы. Удерживали ее только веревки, крепко стянувшие руки за спинкой стула. Собственный вес тянул Уинифред вниз, и грубое волокно впилось в кожу, и без того уже содранную. Левая кисть была сломана, это точно – пальцы распухли и глухо ныли. К тому же руки ей в этот раз стянули крепко, не в пример неумелым узлам Стеллана. Выпутаться она точно не сможет. Разве что ей на помощь придут мыши и перегрызут веревки, как в сказке, которую ей рассказывала в детстве мать.

Мыши? Уинифред чуть не застонала от злости на себя. Похоже, мистер Уоррен хорошенько ее приложил, если она начала бредить.

Ее ужасно тошнило. Запекшаяся под носом струйка крови неприятно стянула кожу. Уинифред захотелось слизнуть ее, но она не рискнула.

– Сначала отпустите Уинифред, – дрожащим голосом произнес Теодор, и ее сердце заколотилось так сильно, что она испугалась, как бы кровь не прилила к лицу.

Послышался вздох, а сразу за ним – глухой удар, будто кто-то стукнул ладонью по столу. Уинифред стоило огромного усилия не вздрогнуть. Мужской голос у нее за спиной тихо выругался.

– Мальчик мой, повторяю, – процедил Уоррен, – ты не в том положении, чтобы ставить мне условия.

– А я говорю вам, чтобы вы отпустили ее, прежде чем я стану что-либо подписывать.

– Бога ради! – взвыл мужчина.

Судя по всему, этими репликами они обменялись уже не единожды. Дарлинг – из глупости или упрямства – гнул свою линию, но долго так продолжаться не могло. Пока что Уоррен просто в недоумении, но совсем скоро его терпение лопнет. А вымещать злость он станет вовсе не на глупом сыне.

Руки Уинифред до локтей покрылись мурашками. Выше все болело так, что она просто ничего не чувствовала.

Уоррен перевел дух и поднялся. Тяжело скрипнуло кресло, освободившееся от его массивного тела. Выдохнувшая было Уинифред вновь затаила дыхание, чтобы не пропустить ни звука.

– Теодор, ты мой сын, – мягко заметил он и, прежде чем юноша успел возразить, добавил: – Моя плоть и кровь. Но не думай, что я столь же сентиментален, как твоя мать. Если потребуется, я лично тебя пристрелю.

– Так пристрелите.

– Как тебе угодно. Только прежде распишись вот здесь.

– Сначала отпустите Уинифред.

Отец Дарлинга промолчал, и ей стало страшно. Юноша тоже наверняка заметил, что ходит по краю, потому что тут же торопливо добавил, будто оправдываясь:

– Зачем вам вообще нужна моя подпись? Ее легко можно подделать. Это ведь просто закорючка на бумаге.

– В нашем мире договор – это все, – вкрадчиво пояснил Уоррен. – Мне не нужна твоя подпись. Ты прав, я наверняка с легкостью смог бы ее скопировать. Но будет ли она иметь вес? Нет, мне нужно твое согласие. – Мужчина понизил голос, и Уинифред сумела разобрать слова только потому, что сидела достаточно близко. – Вот как вершат сделки в моем мире – простым «да». Любой договор можно скрепить росчерком на бумаге, но что от него толку, если человек не в твоей власти?

– Но я могу его нарушить, – растерянно сказал Теодор. – Я могу подписать что угодно, а потом притвориться, что ничего не было. Вы ничего не сможете доказать.

– Можешь, – согласился он, – но так не сделаешь. Тебя будет держать страх, а вовсе не твои глупые каракули, разве ты этого не понимаешь? Но даже если тебе достанет смелости, у меня и для этой проблемы есть решение.

Уинифред услышала, как Дарлинг сглотнул.

– Какое решение?

– Смерть, – заключил Уоррен и обогнул стол.

Уинифред крепче сомкнула веки, чтобы те ненароком не затрепетали.

– В таком случае я тебя убью. Имей в виду, это одна из причин, по которой люди не осмеливаются разрывать сделки – гора тел, на которой они стоят, в любой момент может покачнуться и поглотить их самих. Гора растет, а храбрецов, которые осмеливаются вскарабкаться на ее вершину, становится все меньше и меньше. Про них забывают. При должном раскладе тебе и в голову не придет, что договорная бумажка имеет не больше силы, чем надпись на стене в подворотне.

Теодор замолчал, и Уинифред догадалась, о чем он подумал – о шкафе Уоррена, доверху набитом подделками. Какими же глупостями они, в сущности, занимались! Какой самоуверенной идиоткой она была! Как она смогла позволить Дарлингу втянуть ее в подобную затею? Как он сумел убедить ее закрыть глаза на абсурдность собственных идей и слепо довериться ему?

Может, Уоррен в самом деле прав – ей всего лишь нужен хозяин?

Уинифред потребовалось оказаться на грани жизни и смерти, чтобы осознать: в узде ее держит не какая-то бумажка, а самый обычный страх. Он связывает людей крепче любых чернил. Она считала себя умнее Теодора, но к этой истине они пришли одинаково поздно.

– Что ж… Полагаю, вы в любом случае меня убьете, – произнес Дарлинг так обреченно, что у нее чуть не разорвалось сердце.

– Ты всегда можешь присоединиться ко мне, – возразил его отец. – Признаться, у меня нет никакого желания убивать собственного сына. Не лучше ли работать со мной сообща, нежели посвящать жизнь бессмысленной и глупой борьбе?

Речь Теодора, хоть и взволнованная, была такой внятной и взвешенной, что у Уинифред на секунду затеплилась надежда, что он начнет блефовать.

– Нет. Я ни за что на свете не стану вашим сыном, мистер Уоррен. Только… Чтобы и вам, и мне было легче, не могли бы мы прийти к компромиссу?

– У тебя деловая хватка, – снисходительно заметил Уоррен, ничуть не раздосадованный его отказом. – Чего ты хочешь?

– Я все подпишу, только прежде, умоляю, помогите ей, – задыхаясь, проговорил Теодор. – У нее рана на голове. Она не приходит в сознание. Ей нужен врач. Прошу вас. Тогда я на все соглашусь.

– Да нет, ей ничего не будет, – насмешливо протянул его отец. – Правда же, Винни?

Черт возьми! Мистер Уоррен – не Стеллан Акли. Его дурить не получится.

Она медленно подняла голову, не встречаясь с ним взглядом. Дарлинг был ошеломлен, но явно испытал облегчение от того, что она хотя бы очнулась.

– Винни! – выдохнул он и заворочался, но веревки держали юношу так же крепко, как и ее. – Винни, ты в порядке? Ты… твоя голова…

– Теодор, не смей ничего подписывать, – процедила она и посмотрела на Уоррена. – Чем дольше мы протянем, тем дольше проживем. Ведь надо же провести побольше времени с сыном, сэр?

Уоррена позабавило оживление Дарлинга, и в груди у Уинифред заворочалось неприятное предчувствие. Привязанность Теодора к ней очевидна, скрывать ее бессмысленно, да и слишком поздно. Уоррен всего лишь в очередной раз убедился, что пока Уинифред в его руках, он может вертеть сыном, как ему угодно.

– Следите за ее руками, – велел он людям, молча стоявшим у Уинифред за спиной. – Она даже со сломанной кистью может выпутаться.

Несмотря на безвыходность своего положения, она ощутила некоторую гордость от того, что он открыто отдает ей должное. Превозмогая боль, Уинифред с чувством глубокого удовлетворения сложила пальцы у себя за спиной в неприличный жест.

Уоррен присел напротив нее. Из-за своего внушительного роста он, даже сидя на корточках, смотрел ей прямо в глаза. Развернув белый носовой платок, он смочил его слюной и поднес к лицу Уинифред. Она с отвращением дернулась, но мужчина крепко схватил ее за подбородок двумя пальцами, развернул лицом к себе и, не обращая никакого внимания на полный ненависти взгляд, аккуратно принялся вытирать кровь у нее под носом. Выглядел он при этом почти безмятежно, точно заботливый отец. Непонятно, был этот спектакль устроен для Теодора или для нее самой – Уоррену было не впервой с нежностью заботиться о ее ранах, которые он сам же нанес. Вот только теперь нет никакой нужды поддерживать иллюзию привязанности.

– Винни, – тихо пробормотал он, с усердием размазывая по ее губам запекшуюся кровь. – Вели ему подписать бумаги, иначе я проломлю его тупую башку.

Уинифред невольно перевела взгляд на Теодора. Юноша наблюдал за ними со смесью страха и гнева. Похожие чувства испытывала сейчас она сама.

Когда Дарлинг подпишет подсунутые ему бумажки, чем бы они ни были, Уоррену он станет не нужен. Ее саму он держит в живых только для того, чтобы воздействовать на Теодора. Словом, им обоим грозит смерть. Может, им повезет, и в своем обычном припадке гнева Уоррен пристрелит их обоих. Так что, какая разница, умрут они сейчас или позже?

Храбрясь, Уинифред вернула взгляд на своего бывшего хозяина.

– Подотритесь своими бумагами, сэр.

Мужчина не изменился в лице. С усилием поднявшись, он сложил измазанный буро-красным платок вчетверо, а потом отвесил ей пощечину – достаточно сильную, чтобы клацнули зубы и голова пошла кругом.

– Эй! Не трогай ее! – заорал Дарлинг и снова задергался.

Уинифред попыталась сфокусировать на нем взгляд, но не смогла. Ее снова затошнило. Вытерев платком руку, словно на ней могло что-то остаться, Уоррен насмешливо заметил:

– Симпатичное платьице. Тебе к лицу.

Уинифред похолодела, но ничем не выказала своего удивления. Пошевелив челюстью, она запрокинула голову, чтобы взглянуть на мужчину. Точнее, на мутные очертания его фигуры.

– Что вы с ней сделали?

– Я? Ничего. – Уоррен швырнул платок в пустой камин. – Бедняжка поскользнулась и ударилась головой о кованые перила. Говорят, от таких ран мучаешься сильнее всего.

Уинифред опустила голову и часто-часто заморгала, чтобы с глаз ушла пресловутая пленка. Но стало только хуже – на щеку капнула слеза.

Значит, они все-таки нашли Рози. Нашли и убили. Так наверняка поступят и с остальными девушками, стоит только Уоррену задаться вопросом, куда подевались его люди, охранявшие «Рассвет». Марта, Мейми, Тилли, Эмили Гэмпстон – им всем перережут глотки и оставят умирать в каком-нибудь глухом закоулке наподобие того, где она пристрелила Мэшвуда. Она погубила Рози и всех остальных. И Теодор тоже умрет из-за нее. Она словно собственноручно вонзила нож в их спины.

– Винни, у тебя нет выхода, – пробормотал Уоррен. – Ты путаешь упорство с упрямством. Прими наконец поражение.

Уинифред снова с остервенением заморгала, силясь вернуть себе зрение. В висках оглушительно стучала кровь.

Конечно, ему хочется побыстрее завернуть дело, но она не станет доставлять ему такое удовольствие. Боль давно уже не пугала Уинифред, а если Уоррен прикончит ее раньше времени, может, Дарлингу удастся заключить с ним какую-нибудь сделку чуть выгоднее смерти.

– Идите к черту, – спокойно ответила она, устремляя взгляд в пол, на узорчатый ковер – так она не посмотрит случайно на Теодора или на кочергу, брошенную у камина.

Голова так раскалывалась, что ей хотелось захныкать, но она не позволяла себе этого просто из гордости и духа противоречия.

Ко второму удару Уинифред приготовилась – задержала дыхание, чтобы не было так больно. Кольцо на его руке рассекло ей кожу на скуле.

Мгновение Уинифред колебалась на грани потери сознания, почти не чувствуя боли, а потом все ее чувства обрели такую оглушительную ясность, что она чуть не ослепла от тусклого света свечей и не оглохла от дыхания людей у себя за спиной. Как это забавно – Уоррен своей милостивой оплеухой вернул ей зрение!

– Стойте! – снова выкрикнул Дарлинг. – Я подпишу, хватит!

В его голосе слышались слезы, как у ребенка, обмирающего от ужаса.

– Так подписывай, – сквозь зубы бросил Уоррен.

Разъяренный, он наворачивал вокруг Уинифред круги, как волк.

– У меня руки связаны, – растерянно отозвался юноша.

Уоррен замер. Уинифред показалось, что он сейчас навострит уши и принюхается, вскидывая голову, но вместо этого он рассмеялся и повернулся к сыну.

– Ну и ну! – Все еще посмеиваясь, он встал у Теодора за спиной и принялся развязывать узел. – Право, я совсем забыл! Старый дурак, скажи?

– Все верно, – хрипло подтвердила Уинифред. – Старый дурак.

Мужчина ничего не ответил, только язвительная улыбка, блуждавшая на его губах, куда-то исчезла. Дарлинг умоляюще распахнул глаза, словно пытаясь сказать ей:«Молчи!» Знал бы он, как у нее сейчас трясутся колени.

Развязав веревки, которые тяжелой связкой упали на пол, Уоррен обошел юношу, обмакнул перо в чернила и вручил ему. С недоверием и опаской глядя на отца, Теодор принял его.

– Подписывай, – бросил ему Уоррен через плечо.

Дарлинг в нерешительности перехватывал перо пальцами, наблюдая за отцом. Мужчина вернулся к Уинифред и сжал ее лицо одной рукой, заставляя взглянуть на себя.

– Не вынуждай меня жалеть, что ты все еще жива, – ласково посоветовал он, и Уинифред задрожала. – Я не потерплю дерзости.

– Я… не вижу, где нужно подписать, – вдруг громко перебил его Теодор. – Покажите, где я должен… где я должен поставить подпись…

Уоррен не клюнул на его неумелую ложь, но ее очевидность его развеселила – он тоже угадал в ней попытку отвлечь его от Уинифред. Усмехнувшись, он выпрямился, и она украдкой сплюнула кровь себе на колени.

– Вот как? Значит, придется показать. – Принимая его игру, Уоррен вернулся к столу и ткнул пальцем на край листа. – В этом месте, на этом листе и на следующем. Запомнил, мой мальчик?

Несмотря на издевку, в его голосе мелькнуло ликование – он уже смаковал победу. Уинифред замерла. Подпись Дарлинга – единственное, что отделяет того от смерти, как он этого не понимает?

– Теодор, нет! Не надо!

– Я должен защитить тебя, – прошептал он и крепко стиснул перо.

Он умрет. Теодор умрет.

Забыв обо всем на свете, Уоррен с упоением наблюдал за сыном. Что бы он ни дал Теодору на подпись, это явно имеет огромную для него ценность. Иначе Уинифред не могла объяснить золотой блеск в его глазах, будто он наяву грезит сокровищами.

Вот так, разом, человека может ослепить только одно: жадность.

В следующее мгновение Теодор вскинул голову и вонзил металлическое острие пера в шею своего отца.

Уинифред задохнулась. Словно не до конца осознавая, что натворил, Дарлинг отпустил перо, вскочил и попятился. Маленькое золотое острие застряло у Уоррена глубоко в крепкой мясистой шее, пустив по коже струйку чернил. Побагровев и выпучив глаза, мужчина выдернул его и прижал к шее ладонь. Меж пальцев брызнула алая кровь. Вместо страха на Уинифред вдруг накатила волна тошнотворной слабости. Она безучастно наблюдала, как на губах Уоррена вздуваются кровавые пузыри, как Теодор в ужасе мотает головой из стороны в сторону. Острое окровавленное перо неподвижно, словно пытаясь затаиться, лежало на ковре. Кто-то у нее за спиной с удивлением выругался, опершись руками на спинку ее стула, и она узнала голос приятеля Боуди.

Словно потеряв вдруг опору, Уоррен, задыхаясь и надрывно кашляя, бухнулся животом на стол. Глаза с бешено расширившимися зрачками остановились на Уинифред, и она похолодела.

– Я любил тебя, – со свистом выдавил он. – Как дочь.

Уоррен отнял от раны руку, словно держать ее стало слишком тяжело. Кровь хлынула фонтаном, заливая его кожу и воротник. Он хотел встать, но сумел только немного приподнять голову и посмотреть на Теодора. Юноша посерел от ужаса, на его щеках блестели ручейки слез.

Мужчина раскрыл рот, но вместо слов с его губ сорвался еще один кровавый пузырь. Он уронил голову и больше уже не двигался. Лужа крови не удержалась на краю столешницы и тоненькой струйкой полилась на ковер.

Наверное, Уинифред должна была почувствовать себя освобожденной. Ее хозяин наконец-то мертв. Она желала ему смерти – и вот он мертв. Но вместо этого она ощутила тяжелую, ошеломительную усталость.

О, Уоррен был умен. Он полагал, что одолеет ее даже после смерти. Если бы Уинифред поверила его прощальным словам, чувство вины наверняка преследовало бы ее всю оставшуюся жизнь. Но она знала, на что он рассчитывал. И она знала, что вместо любви получила от него кое-что получше – холодный рассудок. Она знала, что он любил ее не больше, чем письменный стол, фамильный перстень или хороший табак. Не больше, чем вещь. Выходит, свои последние слова он потратил совершенно впустую. Уинифред почувствовала, как ее охватывает злорадное торжество, однако оно схлынуло так же быстро, как и пришло.

Уоррен неподвижной тушей лежал на столе, раскинув руки так, словно пытался удержаться за его деревянную поверхность. В смерти он уже не казался Уинифред крепким или внушительным, теперь он был просто огромным.

Теодор отвел взгляд от тела отца. Его блестящие глаза забегали по комнате, не в силах остановиться на чем-то хотя бы на мгновение. Обескровленные губы дрожали. Казалось, им завладело одно-единственное чувство – мука.

Наконец он выхватил взглядом лицо Уинифред, а потом – людей за ее спиной.

– Развяжите ее, – нетвердым голосом приказал Дарлинг.

Видимо, они замялись, потому что юноша схватил со стола револьвер Уинифред и, не мешкая, наставил оружие на них.

– Быстро!

Мужчины послушались, чьи-то заскорузлые пальцы принялись распутывать узел. Скорее всего, подручные Уоррена не знали, что оружие разряжено. А может, убийство их вожака придало словам Теодора некий вес.

От чужих прикосновений ее бросило в дрожь отвращения. Потом пальцы, вынимая руку из узла, стиснули ее сломанное запястье, и на секунду все вокруг полыхнуло белым. Уинифред задохнулась и выгнула спину от волны оглушительной боли.

– Аккуратнее! – рявкнул Теодор.

До этого он не решался к ней приблизиться, а теперь встал рядом, не спуская с мушки людей за ее спиной. Уинифред отметила, что у него чистые, без капельки крови манжеты.

Наконец она почувствовала, что ее руки освободились, и с облегчением подтянула холодные негнущиеся пальцы к груди, не решаясь растереть запястья. Дарлинг бросил на нее вопросительный взгляд, и Уинифред, не оборачиваясь, вполголоса обратилась к подручным своего мертвого хозяина:

– Убирайтесь из города. Я даю вам время до утра. Если посмеете ослушаться, я выслежу вас и убью. То же самое передайте остальным.

У нее не было ни малейшего желания исполнять свою угрозу, но она надеялась, что ее репутация сыграет ей на руку. За то, что они сделали с Рози, их следовало бы прикончить. Но на сегодня убийств достаточно.

К ее удивлению, незнакомый голос с облегчением произнес:

– Благодарю вас, мисс Бейл! Мы сейчас же…

– Да-да, разумеется, – одновременно с ним забормотал дружок Боуди.

Оба торопливо зашаркали к выходу, и Уинифред пришло в голову, что они растеряны не меньше ее самой, поэтому и следуют приказам столь безропотно. Они тоже свободны, но что им с этой свободой прикажете делать?

Дверь захлопнулась, и они остались одни. Теодор опустил голову и руки, не глядя на Уинифред. Она медленно, с усилием поднялась со стула и приглашающим жестом распахнула объятия. Дарлинг только этого и ждал. Он обхватил ее обеими руками и, склонившись к ее плечу, разрыдался. Все его тело сотрясалось от отчаянного, разрывающего душу плача. У нее кружилась голова. Уинифред поглаживала его здоровой рукой по волосам, осторожно распутывая слипшиеся от крови пряди на затылке. Юноша согнулся в три погибели, и теперь их головы были на одном уровне, а его сдавленные рыдания раздавались у нее под самым ухом. Ничего не говоря, она ждала, пока Теодор успокоится. Ее поразила собственная отстраненность. Вместо тоски, паники или ненависти Уинифред ощущала только жалость к его горю. В конце концов, он – нежный чуткий юноша, собиравший в саду улиток и в жизни не причинивший никому зла, – только что прикончил собственного отца.

Когда его всхлипы начали стихать, Дарлинг выпустил ее и отвернулся, отирая глаза рукавом. Его нос и губы раскраснелись от слез.

– Идем, – ласково позвала его Уинифред. – Я отправлю тебя домой. Лаура сумеет позаботиться о тебе лучше меня.

– А как же ты?

У нее сдавило горло. Втайне она боялась, что он согласится и уедет, оставит ее здесь, но Теодор не отказался от своих слов.

– Я должна остаться, – прошептала Уинифред. – Я должна…

– Ничего ты не должна, – настойчиво оборвал ее Дарлинг. – Ты ничего больше не должна. «Рассвета» больше нет, Винни.

–«Рассвета» больше нет, – едва шевеля губами, повторила она, а потом сфокусировала отсутствующий взгляд на лице юноши. – Но как быть с девочками? И… с телами?

– Мы разберемся вместе. Оставим девочек мисс Гэмпстон, а тела… О, Винни, уедем отсюда, заклинаю! – В отчаянии он поймал ее за обе руки, нежно подхватывая сломанную. – Как ты и хотела! Уедем навсегда! Ты свободна!Мы свободны!

Уинифред закивала, крепко стиснув губы, – ей казалось, она тоже разрыдается, если произнесет еще хоть слово. Теодор повлек ее за собой к выходу из кабинета. Они так вцепились друг в друга, что было неясно, кто кому служит опорой.

Когда юноша взялся за ручку, Уинифред кое о чем вспомнила.

– Погоди. – Выдернув свою руку из его, она окинула взглядом темный кабинет. – Разожги огонь.

– Что ты…

– Я освобожу их всех.

Уинифред, обойдя распластанный на столе труп, вынула из ящика перочинный нож и направилась к шкафу. Поддев замок лезвием, она с треском выломала его из дверцы.

– Он был прав – это всего лишь бумажки. Ну, так я спалю их.

Дарлинг послушно чиркнул спичкой и склонился над камином. Уинифред подошла к столу, чтобы вытащить залитые кровью договоры из-под головы мистера Уоррена. Юноша побледнел и уставился в камин.

Когда она присела рядом и бросила пачку подделок в занимающийся огонь, его пальцы мелко задрожали. Правой рукой Уинифред схватила его ладонь и прижала к своей разгоряченной щеке.

– Все кончено, – твердо произнесла она, глядя, как в огне исчезают слова и росчерки, как трещит, сворачиваясь, горящая бумага и плавится сургуч. От мистера Уоррена в этом мире не осталось ничего, кроме его сына.

Теодор взглянул на нее, жалобно скривив рот. Его глаза были подернуты горем.

– Я совсем не уверен, стоило ли оно того, – прошептал он.

Уинифред не стала ему отвечать. Она и сама не знала.

Схватив с пола кочергу, она помешала серую истлевшую бумагу. Впервые за долгое время это обыкновенное действие не вызвало в ней никаких чувств. Все вокруг вернулось на свои места, но стало чуточку другим. А может, перемена произошла в самой Уинифред.

Заслонка оказалась закрыта, и дым повалил в комнату. Вынув из вазы завядшие стебли болиголовов, Теодор плеснул мутную воду в камин, и они поспешили прочь из кабинета.

В коридоре было по-ночному свежо – кто-то, уходя, оставил распахнутой дверь черного хода. После спертого вонючего воздуха комнаты у Уинифред закружилась голова. Вдохнув полной грудью, она запрокинула подбородок и встретилась с испуганным взглядом мисс Гэмпстон, выглядывающей с пролета лестницы.

– Мисс Бейл? Мистер Дарлинг? – Она стремительно поднялась на ноги и поспешила вниз по ступенькам. – С вами все в порядке? Вы…справились?

Оказавшись рядом с ними, мисс Гэмпстон бросила взгляд на закрытую дверь кабинета. Уинифред ощутила, как поник Теодор, и коротко ответила:

– Да. Нам больше ничто не угрожает.

Лицо женщины просияло и показалось Уинифред почти приятным.