– Фу.
– Ну, выбор у тебя невелик…
В этот момент двери зала открылись. Внутрь вошел дворецкий, толкая перед собой тележку с угощениями.
– Я подумал, вы захотите… – он резко остановился, увидев Гипноса и распахнутый чемодан.
– Я же говорил тебе следить за дверью! – воскликнул Энрике.
– Я забыл!
– Кто это еще, черт побери, такой? – взревел дворецкий. – Охрана!
– Бежим! – крикнул Энрике.
Зофья, Энрике и Гипнос вылетели из Покоя Богинь. Зофья услышала, как позади нее тележка со звоном упала на пол и раздались крики дворецкого. Они со всех ног неслись по роскошному особняку. На мгновение Зофья почувствовала прилив адреналина, взрыв энергии, который подарил ей ощущение, что на свете нет ничего невозможного. Энрике бросил на нее быстрый взгляд, его щеки раскраснелись, а губы сложились в хитрую полуулыбку. Зофья видела это выражение на лице Лайлы, когда та приносила ей лишнее печенье. В нем было что-то заговорщическое, призывающее разделить с кем-то общий секрет. Зофья была благодарна за доверие… и сбита с толку, потому что не понимала, какой секрет он имел в виду.
В конце зала уже виднелась входная дверь. Гипнос добежал до нее первым и дернул за ручку. Из-за двери до Зофьи доносился звон свадебных колокольчиков, стук копыт и грохот колес по заледеневшим улицам.
Позади нее слышался странный цокот вперемешку с тяжелым, глухим звуком. Энрике обернулся, и его лицо побледнело.
– Проклятье, – прошипел Гипнос, дергая ручку.
– Собаки! – воскликнул Энрике.
– Я бы не стал использовать именно это ругательство в данной ситуации, но…
– Нет, – сказал Энрике. – Собаки! Давай быстрее!
Зофья обернулась и не сразу поняла, что видит перед собой. В следующую секунду ее накрыл запоздалый страх. К ним неслись четыре огромные белые собаки.
– Наконец-то! – крикнул Гипнос.
Дверь резко распахнулась. Она смутно ощутила, как Гипнос схватил ее за запястье. Он с силой дернул Зофью на себя, вытаскивая ее на морозную улицу ночного Петербурга. Дверь захлопнулась за их спинами, и холодный воздух словно ударил ее под дых.
Впереди, под перезвон колокольчиков, по Английской набережной неслась целая процессия из экипажей. Каждую из пятнадцати белых карет тянула тройка пестрых лошадей. Сотворенные фейерверки свистели в воздухе, взрываясь силуэтами жениха и невесты, рычащих медведей и парящих лебедей, а затем исчезали на фоне ночного неба.
– Сюда! – сказал Энрике.
У одной из карет на боку была нарисована черная полоска. Она завернула за угол, двигаясь в их сторону, и в этот момент входная дверь снова распахнулась. Энрике громко выругался на ходу. Он отчаянно замахал карете с черной полоской, но возница и не думал сбавлять скорость. За спиной Зофьи раздалось низкое рычание.
– Мы не успеем! – крикнул Гипнос, чье лицо уже блестело от пота.
Зофья оторвала одну из своих подвесок и бросила ее в сторону собак, мысленно отдавая приказ металлическому предмету: загорись.
Она услышала треск разгорающегося пламени, за которым последовал испуганный взвизг и звук тяжелых лап, убегающих в другую сторону. Посреди тротуара вспыхнул огненный столб, отогнавший собак обратно к особняку.
Карета резко затормозила, и остальные тройки пронеслись мимо как раз в тот момент, когда дверь с черной полоской распахнулась, позволяя Гипносу и Энрике забраться внутрь. Зофья схватилась за поручень, и теплые руки Лайлы втянули ее прямо на сиденье.
В глубине сидел Северин. Даже не взглянув в их сторону, он дважды постучал костяшками по крыше. Когда карета двинулась с места, Зофья выглянула в окно. Огненный столб уже погас. Дворецкий выбежал на улицу с целой толпой охранников… но их тройка уже присоединилась к длинной свадебной процессии.
Гипнос развалился на сиденье, положив голову на колени Лайлы и закинув ноги на Энрике. Сама не понимая почему, Зофья окинула Энрике взглядом. Она хотела знать, как выглядит лицо молодого человека, когда его касается Гипнос. Она не забыла, как несколько месяцев назад стала свидетельницей их поцелуя. Это воспоминание напугало ее. Девушка не знала, почему этот образ возник у нее в голове: медленный и плавный, как искрящийся фитиль, который ведет к взрыву, который она не могла постигнуть. Не могла создать. От этих мыслей у нее в груди вспыхнула непонятная, ноющая боль.
– Зофью чуть не съели собаки, – объявил Гипнос. – В смысле, она практически в одиночку догадалась, как найти очки, но я тоже помог! И что бы ты без нас делала, Феникс?
Он широко ухмыльнулся, но Зофья не могла улыбнуться в ответ. Она вспомнила, как Хела смяла письмо, которое Зофья пыталась написать друзьям, пока была в Польше. Не заставляй их волноваться, Зося. Они начнут переживать, что о тебе будет некому позаботиться, когда меня не станет. Даже если заработанные ею деньги спасли Хелу, даже если команда не справилась бы без ее изобретений – ей не нравилось постоянно ощущать себя обузой. Но все же она понимала, что иногда ей нужна помощь в самых простых вещах, о которых другие люди даже не задумываются. Это осознание не давало ей покоя, как кусочек пазла, который никуда не подходит.
– Я не знаю, – тихо сказала она.
10
Лайла
Лайла вышла из кареты и подняла взгляд на темную витрину, расположившуюся в сонном углу Петербурга. Снежные хлопья, напоминавшие сахар, мягко падали на деревянный карниз здания. И хотя заснеженный город выглядел, как сладкий сказочный пейзаж, русский холод отдавал горечью. Он пробирался за воротник, морозил пальцы и обжигал ее нос изнутри просто за то, что она осмелилась дышать.
– За мной! – сказал Гипнос, почти убегая вперед остальных. – А ты…
Он сделал паузу, оборачиваясь на человека, который вышел из кареты вслед за ними. Лайла с трудом удержалась от того, чтобы не вздрогнуть. Она так и не привыкла к виду Сфинксов – охранников Вавилонского Ордена с их гротескными масками в виде крокодильих голов, которые всегда отдавали запахом крови.
– Ты знаешь, где и когда нас встретить. Подготовь карету.
Сфинксы не разговаривали. Возможно, они просто не могли этого делать, и эта мысль вызывала у Лайлы искреннюю жалость. За спиной у Сфинкса стояли четыре охранника Дома Никс, все еще одетые в форму людей Васильева. Хотя они достали кулон с недостающей линзой, произошедшее в Мариинском театре не давало ей покоя. Девушка не могла перестать думать о том, что Васильев сказал перед тем, как провалиться в беспамятство. Она вас найдет. Кого он имел в виду? Северин тоже не знал ответа на этот вопрос и просто списал все на нервное истощение Васильева. Но Лайла продолжала слышать эти слова. Они эхом отдавались у нее в голове, заглушая все остальные мысли.
Полки магазина были усеяны странными предметами. Блестящие вытянутые куколки были выстроены в ряд, как маленькая армия. Изящные голубые кувшины и чайные чашки, серебряные самовары и коробки с импортным чаем и табаком лежали в полураспакованных ящиках с соломой. На одной из стен висели дорогие шкуры: пятнистая рысь, бархатный соболь, белая норка и лиса, переливающаяся ярко-оранжевым и красным, словно на ее меху отпечатался закат. В дальнем конце комнаты виднелись стеклянные двери. Стекло было покрыто ледяным узором, но сквозь левую дверь можно было разглядеть очертания города… и это был не Санкт-Петербург.
Гипнос проследил за ее взглядом и ухмыльнулся.
– Один из главных секретов Вавилонского Ордена, – сказал он. – Это древние Тескат-порталы, использующие технологию Падшего Дома, чтобы перемещаться на большие расстояния. Дверь слева ведет в Москву.
– А дверь справа? – спросила Зофья.
Гипнос нахмурился.
– Я решил не открывать эту дверь после того, как увидел, что из-под нее течет кровь.
– Прошу прощения, что? – воскликнул Энрике. – И почему в Росии столько порталов?
– Это столица всех знаний Вавилонского Ордена, mon cher, – ответил Гипнос, проходя в заднюю часть помещения. – В Росии только один дом – Дом Даждьбог. Только представь! Один Дом устраивает все вечеринки! Это просто потрясающе. В общем, у России почти нет колоний, кроме небольшого количество регионов, добывающих мех. Может, она слишком занята пограничными стычками с Китаем и прочими соседями. Как бы там ни было, Дом Даждьбог специализируется на своей собственной валюте: знаниях. А что касается порталов, они существуют для того, чтобы каждый Дом мог получить нужную информацию или провести секретную встречу, поэтому в России их больше всего.
Лайла слушала его вполуха, рассматривая полку с раскрашенными куклами. У девушки свело дыхание. В детстве у нее была всего одна кукла. И Лайле хотелось бы забыть о том, что с ней случилось.
– Это матрешки, – сказал Гипнос, взяв с полки одну из кукол. Он повернул верхнюю часть и снял ее, как крышку, показывая Лайле еще одну куклу – поменьше. Таким образом он разобрал всю игрушку, выстроив на полке целый ряд фигурок.
– Как красиво, – сказала Лайла.
– Последнее изобретение Василия Звездочкина, – сообщил ей Гипнос.
Девушка провела пальцем по самой большой кукле. Поверх ее белоснежной кожи была нарисована голубая шуба, а в том месте, где должно быть сердце, сверкала маленькая снежинка.
– Кто это? – спросила Лайла.
Гипнос вздрогнул. Энрике подошел к ним сзади и заглянул патриарху Дома Никс через плечо.
– Снегурочка, – сказал он.
– Будь здоров, – пошутил Гипнос.
Энрике закатил глаза, но на его губах заиграла легкая улыбка.
– Это снежная дева из русских сказок, – объяснил он. – В легенде говорится, что Снегурочка была сделана из снега и ей нельзя было влюбляться, но она ничего не могла с собой поделать. В итоге она влюбилась и растаяла в тот же момент.
Лайла ощутила, как кончики ее пальцев покалывает от раздражения. Ей хотелось потрясти Снегурочку за плечи и отчитать за то, что она потеряла контроль над своими чувствами. В конце концов, они не так сильно отличались друг от друга. Лайла была сотворена из кучки костей, а ледяная дева – из горстки снега. Любовь не стоила того, чтобы позволить ей затуманить их разум и превратить их сердца в пыль.
– Все в порядке? – спросил знакомый мрачный голос.
Предательский жар разлился по телу Лайлы, и она резко отвернулась от полки с куклами.
– Да, да, все готово, – сказал Гипнос, хватая Энрике под руку и направляясь к деревянному ящику, набитому сеном.
Северин поймал на себе взгляд Лайлы и медленно перевел глаза на кукол у нее за спиной. Она поспешила присоединиться к Зофье, которая сидела за низким столом и играла со своей коробкой спичек.
– Шоты? – спросил Гипнос, доставая из ящика бутылку водки.
– Очки, – сказала Зофья.
– Никогда не слышал о такой игре с выпивкой.
– Я думал, мы соберем Тескат-очки, – сказал Энрике.
– Не здесь, – Северин посмотрел на дверь. – Слишком опасно. Возможно, люди Васильева все еще ищут нас. Сначала нам нужно попасть в Москву.
– А начинать путешествие трезвым – это плохая примета, – добавил Гипнос, поднимая бутылку. – Выпьем за Госпожу Удачу?
– Не вижу смысла поднимать тост за антропоморфный образ случайной вероятности, – вмешалась Зофья. – Это никак не влияет на частоту счастливых или несчастных случаев.
– Именно потому ты должна выпить две рюмки, – сказал Гипнос. – И будьте осторожны с этими ящиками. Они довольно старые, можно получить занозу.
Лайла осторожно села на ящик. Она заставила себя натянуто улыбнуться, но эти куклы выбили ее из равновесия. Девушка покрутила гранатовое кольцо: 18 дней.
Она напомнила себе, что теперь у них есть Тескат-очки, но зародившуюся надежду отравляли сомнения: что, если они не сработают? Откуда ей знать, что Божественная Лирика действительно поможет ей выжить? Что, если книги уже нет в Спящем Чертоге?
– Лайла? – позвал Гипнос.
Она подняла взгляд. Все это время она не слушала.
– Мы решили идти в порядке дней рождений. Когда твой?
– Через восемнадцать дней, – ответила она, чувствуя, как ее желудок завязывается узлом.
– Так скоро, ma chère! Ты должна была сказать раньше! Устроишь грандиозную вечеринку?
Или похороны? Она покачала головой, и Гипнос сунул ей в руку холодную рюмку. Затем он проделал то же самое с Энрике и Зофьей, которая явно не одобряла происходящее. Северин отказался. Он стоял у камина, в стороне от остальных. Тени и огненные блики придавали ему почти нечеловеческий вид. По ее шее побежали мурашки, стоило ей вспомнить, как его губы почти коснулись ее кожи. Ты переигрываешь. Северин резко поднял взгляд на нее. Она не успела отвернуться.
– Пусть наши цели оправдают наши средства, – нараспев произнес Гипнос.
Каждый раз, когда Лайла вспоминала о целях, в ее голове вспыхивало воспоминание о яркой улыбке Тристана. Она пробормотала его имя себе под нос и одним глотком осушила рюмку с ледяной водкой. Этот напиток можно было назвать призрачным, потому что он тоже оставлял после себя горький привкус на языке.
– L’Chaim, – сказала Зофья, последовав ее примеру.
Энрике выпил свою порцию и зашипел, хватаясь за горло.
– Это отвратительно.
– Давай налью еще, – сказал Гипнос, протягивая ему бутылку. – Еще несколько рюмок, и ты вообще перестанешь что-либо чувствовать.
– Я бы хотел поговорить со своей командой, – тихо сказал Северин. – Иди проверь портал, Гипнос.
Гипнос медленно поставил бутылку на землю. Улыбка исчезла с его лица.
– Конечно, – сказал он.
Когда он поднялся с места, Энрике поймал руку Гипноса и на мгновение сжал его ладонь. Лайла узнала этот тоскливый взгляд и замерла на месте… То же самое выражение появлялось на лице Энрике, когда он был очарован какой-то идеей. Как его игра на пианино или короткое увлечение деревьями бонсай, которое ужасно раздражало Тристана. Лайла смотрела, как Гипнос отрешенно улыбается в ответ, прежде чем повернуться к своим охранникам и направиться к порталу. Конечно, она была рада за них, но ничего не могла поделать со своими опасениями. Гипносу нравилось влюбляться и быстро охладевать, как будто это было его хобби. Лайла сомневалась, что он стал бы терзаться угрызениями совести, если бы кому-то не повезло влюбиться в него слишком сильно.
Энрике холодно посмотрел на Северина.
– Думаю, он уже заслужил свое место в команде.
– Он заслужил место в твоей постели, – ответил Северин. – Но не за моим столом.
На щеках Энрике вспыхнули красные пятна. Если Северин и обратил на это внимание, то не подал виду.
– Кроме того, он все еще часть Ордена.
Лайла подумала о том, как Гипнос предусмотрительно подготовил для них угощения в астрономической комнате, как его глаза горели в предвкушении сюрприза и как опустились его плечи, когда все пошло не так, как он планировал. Она с раздражением посмотрела на Северина.
– Гипнос достоин доверия не меньше любого из нас, – сказала она, ударив по ящику, на котором сидела.
Она всего лишь хотела донести до него свою мысль. Вместо этого ее охватила жгучая боль, а ведь Гипнос предупреждал насчет этих старых ящиков. Из раны, оставленной расшатавшимся гвоздем, на ладонь хлынула кровь.
– Боже, Лайла, ты в порядке? – спросил Энрике, подбегая к ней.
Лайла прижала пульсирующую ладонь к платью, не заботясь о том, что это испортит золотую ткань. Она была так осторожна, стараясь не порезаться. В последний раз это произошло, когда ей было двенадцать. В их деревне шел сезон дождей, и ветви лаймовых деревьев, на которые она все время забиралась, были мокрыми. Когда Лайла упала и порезалась, она побежала к папе с задетым самолюбием и окровавленной рукой. Ей всего лишь хотелось, чтобы он о ней позаботился и сказал, что все будет хорошо. Но вместо этого он отшатнулся с отвращением.
Не подходи ко мне. Я не хочу смотреть на кровь, которой тебя наполнил колдун.
Чья кровь текла из ее раны? От этих мыслей ее начинало тошнить.
– Извините, – сказала она, отталкивая руку Энрике. – Мне нужно на воздух.
Чувствуя, как сжимаются ее легкие, она выбежала на улицу. Сфинкс еле заметно повернул голову, но в остальном не обратил на нее никакого внимания. Было уже слишком поздно, когда Лайла осознала, что оставила пальто на деревянном ящике. Ей казалось, что она уже видела зиму, но российский холод казался… мстительным.
– Лайла?
Обернувшись, она увидела Энрике и Зофью, стоящих в дверях. Энрике протягивал ей забытое пальто, а Зофья держала в руках зажженную спичку.
– Можно прижечь рану.
От такого предложения Энрике пришел в ужас.
– Это всего лишь маленькая царапина! Погаси спичку!
С недовольным выражением лица Зофья все-таки задула пламя. Во второй руке Энрике с трудом удерживал бинт и рюмку с водкой. Он вылил напиток на ее ладонь, и спирт больно обжег открытую рану.
Зофья забрала у него бинты и начала обматывать руку Лайлы. Это была такая мелочь. Ощущение, что за тобой есть кому приглядеть. Что к тебе относятся с теплотой. Когда Лайла порезалась в прошлый раз, она просто стояла под дождем с болью в руке, пока вода не смыла все следы чужой крови с ее кожи. По ее щекам потекли слезы.
– Лайла… что случилось? – спросил Энрике, и его глаза широко распахнулись от волнения. – Расскажи нам.
Расскажи нам. Может, дело было в боли, а может, в обеспокоенном тоне его голоса, но Лайла почувствовала, что больше не может сдерживать свой секрет.
– Я умираю, – тихо сказала она.
Она посмотрела в глаза Энрике, но он лишь покачал головой и тепло улыбнулся. Зофья, напротив, выглядела совершенно пораженной.
– Это всего лишь порез, Лайла… – начал Энрике.
– Нет, – резко сказала она и посмотрела на своих друзей, пытаясь запомнить каждую мельчайшую черту. Быть может, это был последний раз, когда они смотрели на нее с заботой в глазах. – Вы кое-что обо мне не знаете. Будет легче, если я покажу.
Сердце Лайлы учащенно забилось, когда она протянула руку и коснулась четок на шее Энрике.
– Твой отец подарил их тебе, когда ты покинул Филиппины, – сказала она.
– Это ни для кого не секрет, – мягко ответил Энрике.
– Он сказал тебе, что когда-то тоже мечтал сбежать… накануне свадьбы с твоей матерью. Он хотел бросить семейный бизнес Меркадо-Лопесов, бросить все… ради женщины из Кавите. Но в итоге он выбрал свой долг и с тех пор не жалел о своем выборе… Он дал тебе эти четки с надеждой, что они направят тебя на верный путь…
Энрике замер от удивления. Он открыл рот, но тут же его закрыл.
– Я могу читать воспоминания вещей, – сказала Лайла, убирая руку. – Не все, только недавние события или очень сильные эмоции. Это потому, что я… в своем роде, я тоже Сотворенный предмет.
Не решаясь смотреть им в глаза, она рассказала историю своего создания. Не рождения. Потому что на самом деле она никогда не рождалась. Она умерла еще в утробе своей матери, и колдун собрал ее по частям.
– Вот зачем мне нужна Божественная Лирика, – сказала она. – Jaadugar, который меня создал, сказал, что я не проживу дольше девятнадцати лет, если не найду эту книгу.
Секунды молчания растянулись до минуты. Лайла ждала, что они отвернутся, или отойдут подальше, или сделают хоть что-то, но они просто смотрели на нее, а ей хотелось убежать прочь. Что-то вспыхнуло в синих глазах Зофьи, и Лайла чуть не поежилась от того, сколько в них было решимости.
– Я не дам тебе умереть, – сказала Зофья.
Энрике схватил ее за руку, и в этом прикосновении Лайла ощутила всю его теплоту и заботу.
– Мы не допустим, чтобы с тобой что-то случилось.
Никаких условий. Никакой перемены в их отношении. Они смотрели на нее точно так же, как и прежде. Лайла не могла пошевелиться и не сразу осознала, что все ее тело напряглось, приготовившись отдернуть руку. Скрыться ото всех. Впервые в жизни ей не нужно было убегать, и она лишь растерянно смотрела на свои руки, ошарашенная этой мыслью. Словно прочитав мысли девушки, Энрике сжал ее руку. Импульс чужого прикосновения прошел через все ее тело, как электрический разряд, и уже через секунду она крепко обняла Зофью и Энрике. Чудесным образом – еще более чудесным, чем оживление мертвой девочки и ужасное волшебство парижских катакомб – они обняли ее в ответ. Когда она отстранилась, в глазах Энрике читалась сотня вопросов.
– …Так ты могла читать предметы все это время? – спросил он, немного покраснев. – Если так, тебе могло показаться, что я украл то перьевое боа из кабаре, но я клянусь…
– Мне не нужно об этом знать, Энрике, – смеясь ответила Лайла. – Твои секреты все еще принадлежат только тебе. Я никогда не читаю вещи своих друзей.
Ей в голову тут же пришла непрошеная мысль о Тристане и его скрытой тьме, о том, что он отчаянно нуждался в помощи, а она упустила возможность это понять. Может, ей стоило пересмотреть свои принципы.
– Северин об этом знает? – спросила Зофья, и Лайла инстинктивно сжала зубы.
– Северин знает, что… меня создали. И что я читаю предметы. Но он не знает, зачем мне нужна Божественная Лирика, – сказала она и добавила более холодным тоном: – Ему не нужно знать. Я не обязана рассказывать ему свои секреты.
Если бы он узнал правду и не изменил своего отношения, она оказалась бы не умнее Снегурочки, чье распаленное сердце превратило ее в горстку снежинок. Лайла бы такого не допустила. Может, для девушки, сделанной из снега, любовь стоила того, чтобы растаять. Но Лайла была сделана из украденных костей, гладкого меха, могильной земли и странной крови: она не была хозяйкой даже своего собственного сердца. Все, что у нее было – это душа, и никакая любовь не стоила того, чтобы ее потерять.
Энрике сжал плечо Лайлы и ушел вперед. Смахнув остатки слез, Лайла подняла голову. Она почти коснулась дверной ручки, когда неожиданное прикосновение Зофьи заставило ее обернутся.
– Спасибо, – сказала она.
– За что? – удивилась Лайла.
Зофья колебалась.
– За правду.
– Это я должна тебя благодарить, – сказала Лайла. – Секреты – это тяжелое бремя.
Лицо Зофьи резко помрачнело.
– Я знаю.
НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ двери, в московском переулке, стояла тройка, готовая отвезти их в секретное место Дома Никс. Вдалеке виднелась еще одна карета, которая везла их вещи в новое убежище. Яркий уличный фонарь озарял падающий снег, превращая снежинки в золотые монеты. В воздухе пахло дымом и оловом, а осколки льда трещали под ее сапогами, словно кости. Окна магазинов, укрытых тенями и тишиной, были спрятаны за деревянными ставнями. Три черные лошади, запряженные в карету, выпускали из ноздрей белый пар и потряхивали гривой. Рядом их ждали два охранника Дома Никс, но как только они направились к тройке, Зофья протянула руку и схватила Лайлу за запястье.
– Ты чувствуешь этот запах? – спросила она.
Гипнос наморщил нос.
– Это не я, – быстро сказал Энрике.
Воздух как будто… горел.
– Это селитра, – глаза Зофьи широко распахнулись. – Взрывчатое…
Она не успела договорить, и что-то позади тройки взорвалось, заливая переулок ярким светом вспыхнувшего пламени. Лошади заржали и пустились в темноту, пытаясь спастись от надвигающегося огня.
11
Северин
Северин попятился назад. Лошади поднялись на дыбы, вырвались из упряжки и исчезли в ночи, прежде чем пламя поглотило карету, отрезая путь к спасению. Он прижал ладонь к кирпичной стене, пытаясь найти какую-нибудь выемку, но покрытая льдом поверхность оказалась абсолютно гладкой.
«Только не так, – думал он, глядя на Гипноса, Лайлу, Зофью и Энрике. – Только не таким образом».
– Я не понимаю… Я не понимаю… – шептал Гипнос снова и снова, глядя на медленно чернеющий экипаж. Изнутри раздавались приглушенные крики: охранники Дома Никс горели заживо. Гипнос попытался приблизиться к карете, но Зофья остановила его.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Афритада – филиппинское блюдо с тушеным мясом и овощами.
2
Пансит – филиппинское блюдо, состоящее из жареной рисовой лапши с мясом, морепродуктами или овощами.
3
Majnun – (в пер. с арабского) безумец.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги