– Может, она не в доме живет? Со стороны пришла? – допытывала баба Оня.
– Не знаю. Сегодня она с буком перед двором стояла, а в прошлый раз наоборот – из-за забора за мной следила. Со двора.
– Следила?
Анна кивнула.
– Она потом как-то сразу исчезла. Я ещё подумала, что она… Ну, не совсем нормальная. Одежду оставила, а сама ушла.
Баба Оня слушала Анну и всё больше мрачнела.
– Вот ведь угораздило! Выходит, почти в самой деревне, на виду, обосновалась неизвестная нечисть. Я сейчас к соседям сбегаю, поделюсь новостью. А ты поешь – пельмешки в печи томятся. В чугунке. Сама достанешь?
– Достану.
Неудобно было хозяйничать в чужом доме. Но раз бабка разрешила…
Анна с аппетитом поела распаренные в масле пельмени. Прибрала за собой посуду, вытерла стол, подмела. После поставила чайник, стала искать заварку на полочке. Хозяйничала сама – кика ей не помогала.
Баба Оня вернулась задумчивая, тихая. На молчаливый вопрос Анны лишь махнула рукой.
– Пока без новостей. Мы с девчатами прошлись туда. Посмотрели издали, мельком. Будто не знаем ничего. Дом тёмный стоит. На снегу возле калитки снег не утоптан. Завтра поутру основательней проверим. Тогда и решим, как дальше быть.
– Может, к дому бездомная бабка прибилась? И скрывается. Чтобы не прогнали?
– И бука её не тронул, только разговоры разговаривал? Быть такого не может.
Баба Оня подошла к печи, поворошила угли.
– Поела пельмешек?
– Спасибо. Было очень вкусно!
– Давай теперь чайку попьём. Замёрзла я что-то. И кости ломит – верный знак, что погода меняться станет. Ты бутылку выставить не забудь. В третий раз-то. Нынче ещё луна выйдет.
Позже, пристроив бутылочку на ступенях, Анна залюбовалась луной – такая та висела сочная, золотая. Вокруг неё лёгкой кисеёй колыхалась красноватая дымка. Со стороны леса, далеко-далеко небо словно потяжелело, наполнилось мглой – то подползали к деревеньке густые снеговые тучи. Зрелище было завораживающее. Проникнувшись прелестью морозной ночи, Анна немного постояла на крыльце, постаралась отложить в памяти открывшуюся перед ней картину. А когда зашла в дом, баба Оня снова заговорила про оберег.
– Завтра соберёшь его, наполнишь бутылочку, Ты уже присмотрела место? Где-то в доме выбери и спрячь. На улице нельзя. Уедешь к себе, а бутылочка здесь останется, целая и сохранная. На расстоянии тебя оберегать и поддерживать станет.
– А ваша кика… Она ж точно увидит. От неё разве спрячешь.
– То не страшно. Кика охранять её станет, оберегать. Для этого при доме и приставлена.
Баба Оня сидела возле печи, рукодельничала. На коленях раскинулось широкое вязаное полотно.
– Не те глаза уже стали! Плохо смотрят, а рукам охота вязать. Вот и вожусь с шалью который месяц. Никак до ума не доведу.
Она примолкла, пересчитывая петли, после рассмеялась тихонечко.
– Мне ведь кикуша довязала её. Постаралась для хозяйки. Так я не оставила, распустила. Самой охота доделать, люблю я это занятие.
– А у меня не получается, – призналась Анна. – Считается, что вязание успокаивает. Я же наоборот, раздражаюсь, в петлях путаюсь. Слишком монотонная работа.
– Ничего. Какие твои годы, научишься. Шла бы спать, Аннушка. Да и я, пожалуй, отправлюсь. Завтра трудный день будет.
– Из-за оберега?
– Да ну! Из-за дома того… Неизвестно, что там обосновалось-то, как выводить придётся. Выспаться мне нужно. Набраться сил.
4
Поутру погода испортилась – повалил снег, закружили по дороге лёгкие вихри.
Анна ещё завтракала, а бабка уже собралась, положила перед ней бумажку.
– Пойду я. А ты, Аннушка, бутылку собери. Я тебе тут написала слова, что сказать нужно. После того, как пробку воском запечатаешь. Всё поняла?
– Я с вами хочу! Можно?
– Зачем, деточка? Опасно это. Или позабыла каков бУка?
– Я в стороне постою. Мешать не стану. Очень уж любопытно!
– Тебе оберег закончить нужно. Им займись.
– Я всё равно пойду! За вами следом.
– Вот ведь настырная! Мало тебе было прошлого раза? Смотри, не пожалей после. Одевайся, раз решила. Я на улице ждать стану.
На улице подле бабы Они стояли «девчата» – две женщины лет за пятьдесят, укутанные в платки по самые глаза.
Та, что пониже, немного в теле, назвалась Матрёшей. Высокая и худая представилась Тосей.
Обе, не таясь, разглядывали Анну. Одна с благосклонной улыбкой, вторая с откровенным неодобрением.
– Ты зачем девчонку с собой тащишь? – недовольно буркнула высокая Тося. – Приманкой будет?
– Да ладно тебе! Пусть идёт. Премудростям научается, – милостиво разрешила Матрёша.
Анна хотела нагрубить, но смолчала. Решительно пошла за всеми по утоптанной тропе.
Прежде чем войти в калитку, достала Тося мешочек. Черпнула из него горсть сухого порошка, обсыпала всех с головы до ног. От неожиданности Анна вдохнула душистую колкую пыль и раскашлялась до слёз.
– Сейчас пройдёт. – баба Оня участливо постучала Анну по спине. – Это материнка толчёная, чтобы не почуяла нас неизвестная жиличка раньше времени. Мы теперь для неё вроде как невидимые сделались. Так с ней проще справиться.
Повернувшись к Тосе, она попеняла сердито:
– Предупреждать надо! Чуть девчоночку не напугала.
