Будущее тем временем проступало уже без хрустального шара. Сейчас низкая накачается алкоголем и полезет к нему в штаны, а высокая тихо уйдет с брезгливой физиономией.
Алиса думала примерно о том же, но в ином ракурсе. До нее только теперь доходила правда.
«Ужин» со звездой — это переспать со звездой. Все было очевидно с самого начала, просто до кого-то туго доходит. Какая, к черту, еда, когда на часах двенадцать ночи?!
Оля налила себе еще. Руки тряслись, и графин постукивал о край стакана. Но ей нужна была храбрость. Затем она подвинулась ближе к Люку и не нашла ничего умнее, чем сказать:
— Господи, это… ты!
— Да, мы с Господом всегда были на одно лицо, — непроизвольно сыронизировал он.
Она взвизгнула как ребенок, и Люк невольно заулыбался, наблюдая за ней.
— Я… я… просто не верю, — начала она со скоростью пулеметной очереди. — Два года я в теме Inferno № 6. Моя жизнь изменилась в тот миг, когда я услышала твои песни. Знаешь, какая была первой? «Everlasting Scream»! Это просто нечто! Как будто про меня написано. У меня был не самый легкий период в жизни. Но когда появилась твоя музыка, Люк… ты меня спас. Я была во тьме. Меня никто не понимал. Только ты… Это так… странно…
— Весьма, — с серьезным видом кивнул он.
Она не замечала, что он уже второй раз передергивал ее слова. За этим, как двадцать пятый кадр, проскальзывало его другое лицо, которое никак не удавалось разглядеть. Оставалось только смутное ощущение, что за всем этим скрывается что-то совсем иное.
Что, возможно, мало кому нравится.
— Ты — мой маяк в океане рутины и безысходности, — нервно засмеялась девушка, чувствуя, что безумная шарманка внутри нее начинает наяривать дурацкую мелодию, которую уже никто не остановит. — Ты спас меня однажды. Хотя тебе это все говорят, наверное?
— Ты ничего не путаешь? Обычно говорят, что от моей музыки охота вскрывать вены.
— Не-е-ет, вены не хочу вскрывать. Ха-ха.
Алиса слушала этот неуклюжий диалог, и ей хотелось закрыть лицо ладонью и уйти на цыпочках прямо сейчас, вжимаясь в эти погребальные стены.
Снова донесся плеск из очередной бутылки.
— Тихо, тихо, с текилой так нельзя, — с веселой ухмылкой сказал Люк. — А соль? Давай-ка вместе.
Хельга его забавляла. Она пила, а он незаметно ее изучал. Непосредственна, как неуклюжий щенок, стремящийся зализать хозяина до смерти. Ни интриги, ни подвоха. Но мило, черт возьми.
Оля заторможенно слизнула с руки соль, а Люк дразняще высунул язык, демонстрируя пару крупиц на самом его кончике.
— Ой, так он нормальный! — непринужденно воскликнула она, широко раскрыв глаза. — А то на форуме писали, что ты сделал пластическую операцию, чтобы язык был как жало змеи.
Люк подавился, и всем стало неловко.
— Охренеть, — он потер переносицу большим пальцем, — чего еще я про себя не знаю?
— Извини… — пролепетала Оля.
— А на член я себе случайно пластику не делал, чтобы он тоже был как жало? А когда я снимаю штаны, он еще и шипит, как змея: «Тсс!»
— Не-е-ет, про это ничего не писали, — совсем стушевалась она, а Люк начал ржать.
Чтобы контролировать Олю, надо было сесть подле них на этот траходром и периодически бить ее по голове. Она уже не замечала Алису, и та на полном серьезе не знала, как спасти ей свидание, которое летело в тартарары.
Но Люк демонстрировал удивительную снисходительность к бестактности гостьи.
— Да забей, я привык. Еще? — спросил он с ноткой коварства в голосе, указывая на текилу.
— Да-а-а… Ты… ты — такой необычный человек! — Голос Оли варьировался от грудных раскатов до визгливого фальцета. — И татушки у тебя такие… стильные. Со смыслом. Не то что все эти ласточки на ключицах.
Люк привстал, налив ей еще порцию, а затем откинулся на кровать и поскучнел.
— Спасибо. — И, неожиданно подвинувшись, вкрадчиво взял инициативу беседы в свои руки. — Но давайте лучше побеседуем о вас. Чем вы занимаетесь, девушки?
— Я… Я учусь на юриста, — пролепетала Оля, и ее ноздри трепетали, как бабочки.
Люк перевел взгляд на ту, что держалась в тени.
— Ну а ты, Алиса?
— Танатология. Если точнее, судебная медицина.
Он посмотрел на нее уже с нескрываемым интересом.
— Танатология. Получается, наука о смерти, — со смешком пробормотал он.
— А у меня уголовное право, — вставила Оля.
Люк коротко глянул на нее и снова уставился на Алису. Вот тут и наступила пауза. Мартиша Аддамс, в отличие от Хельги, не говорила.
Оля попыталась что-то сказать, но губы ее не слушались. В голове же сгущалась каша, которую утром кто-то будет разгребать очень долго.
Алиса интуитивно поняла, что знакомую пожрал зеленый змий и надо как-то отрабатывать свое присутствие. Стряхнув дрему, она добавила:
— Мы пересеклись с Оль… Хельгой на семинаре по медицинскому праву.
— Ох уж это медици-и-инское право, — хихикнула Оля, хватаясь за тему как за соломинку. — На нем только с людьми и знакомиться. Учить такую муть — все равно что пи́сать, стоя на одной ножке.
Ну, началось.
Люк ухмыльнулся себе под нос, однако его внимание неизбежно переключалось на Алису.
— И какой профиль?
— Аутопсия.
— У тебя, видимо, крепкие нервы и желудок.
— А у тебя нет? Для тебя так близки все эти… трупы.
Тени под его глазами словно стали резче, но он только ей улыбнулся вместо ответа.
— Ты хоть одного видел? — решила поддеть его Алиса. — Или так… мертвечина — твой эстетический концепт? Как-никак готика.
— Я видел, — сдержанно ответил он. — Не так много, как ты. Но видел.
В его словах мелькнуло что-то странное.
Люк усмехнулся с полузакрытыми глазами и протянул безо всякой обиды:
— Тебе не нравится мое творчество.
— Не обижайся, но мне кажется, что твои эмоции так наигранны. Хотя твои ранние песни меня действительно тронули, — с усмешкой ответила Алиса, сама не понимая, откуда возникло желание легкой конфронтации. — В чем перемена? Шоу-бизнес и разврат?
— Типа того.
Силы вернулись к Оле или же это была вторая волна опьянения, но она вдруг встряла в их разговор.
— Люк, не слушай ее, она не в теме. Главное — любовь и преданность тех, кто тебя понимает, — выдала она, подвигаясь к нему все ближе и ближе.
Заодно ее рука выдрала из бара еще какую-то маленькую бутылку. Кажется, это была фруктовая водка.
Люк хохотнул и переспросил:
— Любовь? Да брось, это остервенелое обожание — просто временное помешательство. Девочки и мальчики, обнаружившие в себе смутную потребность любить, направляют ее на своего кумира. Я — ваш символ.
— Символ чего? — не поняла Оля, не зная, как реагировать на его странную откровенность.
— Чего хочешь, — ответил Люк. — Ты вольна вложить в меня любой смысл.
«А не дурак он, этот Янсен», — подумала Алиса.
— Как бы то ни было… есть те, кто будет любить тебя до конца жизни! — упрямо заявила Оля, так ничего толком и не поняв.
Люк неожиданно ей улыбнулся и сказал:
— Это пройдет. Твой идеал в реальной жизни — занудный тип, да еще и алкоголик.
И снова наступило молчание, быстро наполнившееся шумом несмолкающего дождя. Ночник освещал лицо лежащего Люка и обрисовывал контур Оли, застывшей подле него. Где-то поодаль от света угадывалась фигура Алисы. Так, втроем, они пребывали в этой комнате в полном молчании, и каждый нашел здесь свое место.
— Зачем же тогда ты продолжаешь играть? — решилась спросить Алиса, уже без враждебности.
Люк словно вышел из транса. Его взор медленно скользнул в сторону Алисы. Что это за девушка такая? Ее вопросы точно по лбу били.
Оля некстати икнула и зажала рот ладошкой. Лицо Люка перед глазами делало сальто. Под тяжелыми слоями дурмана она почему-то подумала, будто нога судьбы, приведшая ее сюда, теперь делает все, выпинывая ее как третью лишнюю.
— Я сейчас… — пробормотала она и пошла к выходу, сбив по дороге пару ночников.
Теперь Люк и Алиса остались в комнате вдвоем.
Некоторое время до них еще доносились ее удаляющиеся шаги. А пауза затягивалась. Казалось, вместе с Олей пропал удобный фон, с которым в случае чего можно было слиться и скрыть внезапно проклюнувшуюся личную направленность этого разговора.
Как это замечательно — все трое друг друга используют, лишь бы не быть откровенными.
Украдкой Алиса следила за этим человеком, лениво пускающим кольца дыма в потолок. Затем с несколько картинной пластичностью Люк встал с кровати и перетек в кресло напротив нее.
Раз у него вдруг появился разумный собеседник, то надо хотя бы видеть его вблизи.
— Так… — начала она снова, — зачем ты играешь? Если тебя все достало?
— Ну, я уже из этого поезда не выпрыгну. Я стал и вагонами, и рельсами. — Уголки его губ дрогнули в еле заметной усмешке.
— И тебе это не нравится, — утвердительно сказала Алиса.
Зеленые глаза полыхнули легкой вспышкой.
— Нет.
— А зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому что ты спрашиваешь.
Они таращились друг на друга в полутьме, и каждый пытался понять своего собеседника. Впервые эти двое встретили того, кто интересовал их больше, чем мертвецы.
— Раньше твои песни были хорошими. Даже… мне они понравились, — осторожно произнесла она.
— Даже тебе? — Люк суховато рассмеялся. — Передо мной сидит либо тонкий ценитель, либо девушка с кошмарной манией величия.
— Уверена, что у этих песен была причина, — проигнорировала его реплику Алиса. — Что же произошло теперь?
Почему-то ей хотелось узнать правду, и она сама не понимала, откуда иногда берется это желание — понять другого. Но к Янсену появлялось неожиданное расположение. С ним хотелось говорить.
Сейчас в Люке не было и капли того мистицизма, что бил с каждого плаката. Он недоуменно улыбнулся ее вопросу, слегка сведя брови.
— А ты не знаешь? Алиса, откуда ты взялась? Из какой Страны чудес?
Внезапно он наклонился к ней так близко, что она могла разглядеть темную подводку, повторяющую форму его глаз, и почувствовать, как циркулирует воздух между ними… Некоторое время он взирал на нее в абсолютной тишине, а потом отчетливо вдавил в нее:
— Сабрина… умерла.
Он не сказал, кто такая Сабрина, да это было и неважно. Но она заставила его петь, и мир принял его музыку, словно жертву, отобрав все до последней капли. У него ничего не осталось. Он пуст.
«Человек-загадка», «кумир молодежи», «Орфей нового поколения» — все это оказалось безбожными медийными клише.
Перед Алисой сидел одинокий, выпитый до дна человек.
***Старая боль вдруг проснулась и кольнула его так, что стало трудно дышать. Он с трудом верил, что это его такой надломленный голос сейчас сказал: «Сабрина… умерла». Стыд, да и только. Момент был чудовищный, а темнота и плохая видимость усилили это чувство в сотни раз.
Сидящая перед ним девушка спросила:
— Им пришлись по вкусу твои страдания?
Он испытал к ней секундную ненависть. Потому что она каким-то образом поняла больше, чем он сказал.
— Ну, когда-то мне было хреново, — тем не менее сдержанно отозвался он. — Моя девушка вроде как умерла.
Первичный интерес к ней сменился растущей настороженностью.
Что-то в груди Люка все еще стремительно сокращалось, пуская круги дрожи по всему телу. Взор не отпускал странную гостью напротив него. Много не говоря, она обладала жутковатой особенностью настраиваться на одну волну с собеседником. Как если бы кто-то деликатно забрался к тебе в душу и начал осторожно разбирать ее на части.
— От чего она погибла?
— Автомобиль, — чуть помедлив, стал рассказывать он. — Ее сшибло прямо на моих глазах, и я был с ней до приезда скорой помощи. Об этом, если честно, никто не знает. Всем известно, что ее просто сбила машина.
— И ты видел ее смерть?
— Да. Скорая опоздала. Ей в живот очень неудачно воткнулась какая-то железка. Фонтан крови. Мы оба были в ней, просто финал фильма «Пила» какой-то… Она цеплялась за мою майку и могла только смотреть мне в глаза. Собственное бессилие — настоящий кошмар.
Сейчас он снова был прежним. Иронизировал даже на больную тему и отмазывался не очень умными шуточками. Но в тот момент что-то в беседе стало для них общим, какая-то невысказанная мысль.
— And all I loved, I loved alone, — протянула Алиса.
Люк с ухмылкой потер свою татуировку на ребрах. Напряжение стало спадать, и между ними вдруг заструилось доверие.
— Складно вышло, не правда ли? Я набил себе его фразочку, а теперь с ней по земле ходит еще миллион людей. Я всегда говорил, что я — просто икона безвкусицы.
— И разумеется, у тебя одна любовь на всю жизнь? — ровно спросила она.
— А можно ли считать привязанность к мертвецу любовью? — парировал Люк. — Может, это просто… память?
В лице Алисы что-то изменилось. Это было заметно даже в полумраке. Или же перемена произошла в воздухе, в котором витало их настроение. Но Люк понял: сейчас уже он задел ее.
— Кто знает? — уклончиво ответила она наконец. — Хотел бы ты увидеть ее снова? Что бы ты сделал, если бы вместо меня здесь была она?
Его опять пробрала легкая дрожь. Он ведь даже не видит лица своей собеседницы. Здесь так темно, что под ликом какой-то Алисы в эту дождливую ночь мог прийти кто угодно.
Даже… она.
Люк сжал двумя пальцами переносицу, чтобы слегка отрезвиться. Это глупо. Алиса была другой. А Сабрины больше нет, это он знал совершенно точно.
— Это что, интервью? — поинтересовался он снова с деланым раздражением.
— Нет, просто мое любопытство. Ты, оказывается, другой. То, что видят люди, похоже на искусную постановку какого-то жадного продюсера.
Анри раскусили, даже не зная его. Люк невольно хихикнул.
— Все притворяются, Алиса. Каждый пытается выдать себя за кого-то другого. И ты, и я, и они.
Она подалась вперед. В свете плафона-черепка меж ними проступили спокойные черты лица с внимательными умными глазами. Алиса наконец-то обрела плоть и кровь. Теперь он был уверен в двух вещах: в том, что она — не Сабрина, и в том, что она — настоящая.
— А ты… никогда не хотел умереть вместе с ней?
Очередной вопрос. Почему-то шепотом. И опять прямо в сердце. Люк был убит ее проницательностью. Откровенность их беседы походила на оголенные лезвия, прижатые к коже. Они никого не ранили, но эта жутковатая честность причиняла легкую, щекочущую боль, от которой, впрочем, было и приятно. Это давало необъяснимое ощущение родства.
— Очень хотел, — также понизив голос, ответил он. — Но не стал. Как ты думаешь, в чем заключается настоящая трусость? В самоубийстве от отчаяния или в дурацкой жизни без смысла? Те, кто сводит счеты с жизнью, — по-своему большие смельчаки.
Алиса тихо посмеялась.
— Тебя обвиняют в распространении суицидальных настроений.
— Но я не чувствую себя виноватым. Наверное, потому что каждый имеет право не только на жизнь, но и на смерть по своей воле.
— Что же ты не воспользовался своим правом? — спросила она.
Ей словно нравилось задавать провокационные вопросы. Но Люку было не в лом ответить.
— Мне и так нормально. — Конец фразы он почему-то прошептал ей на ухо, изогнувшись как змея. — Однако тех, кто это сделал, я осуждать не хочу.
Его слова болезненно вспыхнули в ее сознании, и пару секунд Алиса даже не могла пошевелиться.
Тут они обнаружили, что Оли уже давно нет. Люк вышел в коридор и вернулся через минуту, посмеиваясь.
— Твоя подруга заблевала всю ванную и вырубилась… Шофер еще был здесь и только что увез ее домой. Ей надо выработать алкоиммунитет, она улетает от одной рюмки. А знаешь, что происходит с такими девушками? Их насилуют, убивают и растаскивают на органы.
— Ты будто знаешь, о чем говоришь.
— Я знаю таких, как она. Но не подумай, что я хоть что-то из перечисленного делал.
— На такого мерзавца ты не похож.
— Правда? А на кого я похож? Расскажи-ка, — доверительно сказал он. — Что-то кроме пластики по раздвоению языка…
Алиса получала странное удовольствие наблюдать за этим человеком и его реакциями. Все, о чем он говорил, было ей близко. Это была не просто беседа, они друг друга понимали.
И ей хотелось сказать, что во многом он похож на нее. Но вслух вышло другое:
— На мима с двумя лицами. Одно смеется, другое плачет. Забавная у тебя шизофрения. Или имидж. Даже не знаю, что вернее.
Люк расхохотался низким смехом, полоснув ее горящим взглядом.
— Тебе бы в мозгоправы идти, Алиса, — чуть сипло добавил он позже. — Могла бы быть психиатром. Ты умеешь задавать верные вопросы.
— Уйди из шоу-бизнеса, — неожиданно сказала она. — Пока от тебя еще что-то осталось.
Их глаза встретились. Люк смотрел с вернувшейся настороженностью, а она выглядела серьезной и мрачной. Будто приказывала ему.
— Не могу, Алиса, — тихо ответил он. — Я, по словам Анри, бесценен в этом деле.
— Если вещь бесценна, ее цена равна нулю, понимаешь?
— И это тоже верно, — развел он руками, чувствуя дурацкий кураж от запоздалого действия алкоголя. — Я ничего не сто́ю ни как музыкант, ни как человек. И к этой мысли, доктор, я пришел уже давно и сам.
Невольно ей стало немного страшно от того, насколько он был серьезен. Люк Янсен — на дне, куда его опустили эти слава и индустрия, а на деле он неглупый человек и интереснее своего имиджа. Но все видели только подростковую горячку в кожаных штанишках.
— Хороший вечер, — перевел он тему, глядя на нее с непонятной усмешкой. — Ты приятный собеседник. С тобой можно говорить так, словно я обычный человек. А с фанатками все тут же отправится по форумам.
— Хельга действительно тебя обожает, — сказала Алиса, слегка смутившись от его искренности. — Ты бы только знал, как долго она ждала этой встречи. Если бы она не напилась…
— А, ей повезло, что она не осталась, — махнул он рукой.
— И что было бы? — полюбопытствовала она.
— Ничего. Мы бы занялись с ней сексом, а наутро ее выставили бы мои менеджеры. — На лице Люка снова появилась ухмылка. — Она ушла бы разочарованная, с ощущением, что ее просто использовали.
Алиса издала нечто среднее между смешком и возгласом удивления.
— Никакой фантазии.
— А что, я должен был выпить ее кровь?
— Хотя бы. И получается, раз Хельга ушла… то это должна быть я?
Люк привстал с кресла и, опершись руками на столик между ними, наклонился к Алисе вновь. Еще пять минут назад это был изможденный человек, которого доконали собственная скрытность и одиночество. Но он вмиг поменялся, начав излучать ауру болезненной эротичности.
Она невольно вжалась в кресло.
«Неужели и я тоже?» — со смятением пронеслось в ее голове.
Он просто наклонился, но этого было достаточно, чтобы Алиса на миг ощутила все то, что испытывает та же Оля. Девочки всегда будут проседать от таких взглядов. Это как законы Дарвина. Грубая физиология и насмешка природы над доводами разума.
Люк продолжал ухмыляться, а полумрак, царящий вокруг, делал ситуацию еще более неоднозначной.
— А что… ты хочешь заняться со мной сексом? — Его голос, словно змейка, закрался в сознание Алисы, и в этот момент наваждение спало.
Но теперь она знала, что происходит со всеми этими девочками. Это был невольный мгновенный акт приобщения.
— Хочешь, хочешь. Я умею понимать такие вещи.
Алиса улыбнулась и мягко оттолкнула его от себя. Он был пьяноват и просто утек обратно в свое кресло.
— Мне кажется, ты не спрашиваешь, хотят быть с тобой или нет. Ты просто берешь, как корзинку в супермаркете.
— Нет, мне просто дают эту корзинку, — недвусмысленно ответил Люк. — А я никогда не отказываюсь.
Он закинул ногу на ногу, то ли умышленно, то ли случайно скопировав ее позу, и безо всякого смущения заявил:
— Я еще не встречал таких девушек, как ты. Ты милая, но по-своему. Хотя сначала кажешься замороженной, как полуфабрикаты. Я думал, тебя из монастыря заслали.
Разговор разваливался на ходу, и в комнате начинало витать напряжение, которому не было названия. На этом месте действительно либо занимаются сексом, либо расходятся.
Она встала и направилась к выходу.
— Спасибо за интересный вечер, Люк. Меня завтра ждет работа, не хочу от недосыпа упасть лицом в чьи-то внутренности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Ну же, малыш, не бойся Жнеца! Хватай меня за руку, малыш! (Отрывок из песни «Don’t Fear The Reaper» группы Blue Оyster Cult).2
Блэкворк — стиль татуирования, в котором доминирующим является черный цвет.
3
Брэндон Ли — известный актер, погибший при съемках фильма «Ворон».
4
De profundis (лат.) — из глубины, из бездны.
5
Бела Лугоши — американский актер венгерского происхождения, известный по роли графа Дракулы в одноименном фильме 1931 года.
London After Midnight («Лондон после полуночи») — американский немой художественный фильм ужасов, а также название группы в жанре готик-рок.
Александр Маккуин — английский дизайнер модной одежды.
6
Кристиан Лабутен — французский дизайнер обуви.
7
Interview — популярный журнал, основанный художником Энди Уорхолом.
8
Все, что я любил, я любил в одиночестве.
9
Я оставил огни, чтобы проложить тебе путь,
Кто вернется под твоим именем?
Но постучись трижды, я впущу тебя.
Продолжай стучать, даже если мне страшно.
10
Только это я стучался в твою дверь.
Ты та, кто ее закрыла.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги