– Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?
– Иначе их никто не хочет слушать, – каркнул человек с бриллиантовой запонкой.
Оба лакея стояли за дверью и прислушивались к разговору.
– Tas de sacrеs cochons…[8 - Стадо грязных свиней (фр.).] sporca madonna! – прошипел старый лакей; Эмиль пожал плечами. – Эта брюнетка весь вечер делала тебе глазки. – Он наклонился к Эмилю и подмигнул. – Может, подцепишь рыбешку? А?
– Ну их, с их грязными болезнями!
Старый лакей хлопнул себя по ляжке.
– Никуда не годится современная молодежь… Когда я был молод, я не зевал.
– Они даже не глядят на нас, – сказал Эмиль, стиснув зубы. – Автомат во фраке, и больше ничего.
– Подожди, приучишься.
Дверь открылась. Они почтительно поклонились Бриллиантовой Запонке. Кто-то нарисовал карандашом пару женских ножек на пластроне его сорочки. Яркие пятна горели на его щеках. Нижнее веко одного глаза отвисло, и это придавало его лицу саркастическое выражение.
– Что за черт, Марко, что за черт, – бормотал он, – нам нечего пить. Принесите две кварты Атлантического океана…
– De suite, monsieur. – Старый лакей поклонился. – Эмиль, скажи Огюсту – immediatement et bien frappе[9 - Немедленно и хорошо охлажденное (фр.).].
Когда Эмиль бежал по коридору, к нему донеслось пение:
О, если б океан сплошным шампанским был…
Лунолицый и Бутылконосый возвращались под руку из уборной, лавируя между пальмами.
– Эти проклятые дураки кормят так, что меня тошнит.
– Да, это не те ужины с шампанским, что мы едали во Фриско в былые времена.
– Да, то были славные времена.
– Между прочим… – Лунолицый выпрямился и прислонился к стене. – Холлиок, старина, вы видели мою статью о каучуковой промышленности в утренней газете? Капиталисты погрызут этот камешек… как мышки…
– Что вы знаете о каучуке? Дрянь товар…
– Подождите и присмотритесь, Холлиок, старина, иначе вы потеряете замечательный шанс. Пьян я или трезв, а запах денег я чую издалека.
– Почему же у вас их нет? – Красное лицо носатого сделалось пурпурным, он перегнулся пополам и разразился хохотом.
– Потому что я всегда втягиваю в дело моих друзей, – сказал другой очень серьезно. – Эй, человек! Где отдельный кабинет?
– Par ici, monsieur.
Красное плиссированное платье промелькнуло мимо них. Маленькое овальное лицо, обрамленное плоскими темными прядями, жемчужные зубы, открытые в улыбке.
– Фифи Уотерс! – закричали все.
– Дорогая Фифи, приди в мои объятия!
Ее поставили на стол, она стояла, перебирая ножками. Шампанское пенилось в ее бокале.
– С веселым Рождеством!
– С Новым годом!
Красивый молодой человек, приехавший с Фифи Уотерс, пел и танцевал, мотаясь вокруг стола:
Мы пошли на базар к зверям,
Были звери и птицы там.
Павиан большой,
Озарен луной,
Расчесывал длинные волосы.
– Опля! – крикнула Фифи Уотерс и взъерошила седые волосы человека с бриллиантовой запонкой. – Опля!
Она спрыгнула со стола и закружилась по комнате, высоко вскидывая юбки. Ее стройные ноги в блестящих черных шелковых чулках и красные трусики с розетками мелькали перед лицами мужчин.
– Она сумасшедшая! – воскликнула дама в диадеме.
– Опля! – Холлиок покачивался, стоя в дверях, нахлобучив цилиндр на багровую шишку носа. Фифи гикнула, дрыгнула ногой и сбила с него цилиндр.
– Вот это удар! – закричали все.
– Вы мне выбили глаз!
Она уставилась на него своими круглыми глазами и вдруг залилась слезами, припав к груди с бриллиантовой запонкой.
– Я не хочу, чтобы меня оскорбляли! – рыдала она.
– Протрите другой глаз!
– Принесите бинт!
– Ей-богу, она могла ему выбить глаз!
– Эй, человек, скорее кеб!
– Доктора!
– Ну и бедлам, дружище!
Спотыкаясь и прижимая к глазу платок, мокрый от слез и крови, Бутылконосый вышел.
Женщины и мужчины двинулись за ним; молодой человек со светлыми волосами вышел последним, покачиваясь и напевая:
