Она встала. Потянулась. Затем вдруг толкнула меня в грудь, да так, что я не удержался и слетел с камня. Этого поступка я от Кати не ожидал. Я растерялся. Девушки хохотали. Особенно заливалась смехом Катя. Румянец покрыл её щёки. Лицо её в этот момент было прелестным. Я, понарошку потирая бок, встал.
– Ну, ты, что совсем того…? – и шагнул к Кате.
Она отбежала от меня. Я сделал ещё один шаг, но, запнулся об кочку и упал. Девушки даже взвизгнули от хохота.
– Тоже мне жених! Заморозишь нас совсем или от смеха умрём, – сказала Вера, поднимаясь, – пошли дальше.
Мы накинули на плечи рюкзаки. Я показал Кате кулак. Она улыбнулась. Губы её беззвучно шевельнулись.
***
Через несколько дней после затяжных дождей я, Блатнов и Таялов вернулись на то место, где геологи оставили образцы пород.
Когда мы шли туда, небо вновь заволокло низкими тучами. Не успели мы подойти к скалам, как пошёл дождь.
Речка, через которую я спокойно переходил с девушками, на глазах увеличивалась в размерах. В лавине мутной воды неслись побелевшие от времени брёвна, лежавшие на месте стоянки, живших когда-то здесь людей, может быть оленеводов.
– Надо было нам пойти именно сегодня за твоими камнями, – проворчал Таялов, – промокнем, как курицы.
Всё же мы добрались до последнего обнажения, где лежали оставленные образцы пород. Забрав все мешочки с камнями, решили сократить обратный путь. Поднялись до верха скал и спустились с крутой сопки, скорее сбежали по склону, так как невозможно тихо спуститься вниз, если тебя сзади подталкивает своей тяжестью в лопатки рюкзак. Каким матом крыл каюр геологинь за их увесистые мешочки, которые они оставили нам в подарок на скальных обнажениях.
Туман скрыл сопки и сполз в распадок. Мы стояли у самой воды и не решались войти в бурлящий поток.
– Не перейдём здесь. Слишком узкое место. Вода собьёт с ног, – сказал Николай Таялов.
– Пойдём вдоль речки к перекату, – ответил, не возражая, Блатнов.
Вода хлюпала у нас в сапогах, так как брюки давно промокли от дождя.
Продираясь сквозь заросли кустарника, которые обойти было нельзя, мешал крутой склон сопки, мы прошли метров сто пока, наконец, не вышли на открытое место, где ручей, сбегающий с распадка сопки, сливался с речкой, придавая ей быстроту своих вод.
Местность в этом месте была заболочена.
– Может, попытаемся здесь, вроде течение воды послабее, – предложил я, замедлив шаг. Николай и Саша остановились.
– Здорово живёшь. Нас тащишь в воду, – отшутился Блатнов, – а не знаешь брода. А если затянет в трясину?
– Да мы же здесь проходили, – ответил я.
Подняли до бёдер скрученные голенища болотных сапог и вошли в речку. Через три шага почувствовали всю силу несущего потока.
Вода била о сапоги. Ноги не находили опору на дне. Ещё мгновение и мышцы ног не выдержат давления воды. Камни на дне реки откатывались от сапог.
– Давай руку, – крикнул мне Таялов.
Его мужественное лицо придало мне уверенности.
Я лихорадочно протянул свою руку. Стало легче держать равновесие. Взявшись за руки, мы двинулись втроём дальше.
– Крепче держись, – предупредил меня Таялов.
Я шёл последним. На стремнине вода залилась в сапоги. Ледяная, она словно обожгла икры ног. Еле дотерпев до конца переправы, мы, как ошалелые, выскочили из воды и, сбросив с плеч рюкзаки, стали снимать сапоги, выливая из них воду, стоя разутыми в мокрых портянках на кочках какой-то травы.
Дико закричав, Блатнов упал. Мы сразу не поняли в чём дело. Николай босиком подбежал к Саше. Тот крутился на траве от боли.
– Нога, – стонал он.
Таялов поднял ногу Блатного вверх, оттягивая пятку.
– Что мышцу свело? – спросил он.
В побелевших от боли зрачках Саши сквозила тоска. Я молча смотрел на него.
***
Два дня, не переставая, шёл дождь. В палатке было холодно. Дрова в печке не горели. Сырость и влага пропитала всю одежду. Пытались укрыться от стужи в спальном мешке, который почти не грел. К палатке нельзя было прислониться, промокла насквозь.
Привезли лошадей. Каюр, прихрамывая, поставил их под навес мокрых промёрзших.
Сопки были закрыты плотным туманом. Казалось, что это облака опустились до самой земли. Шум дождя не заглушал рёва несущейся воды в ручье, который превратился в настоящую речку. Какова должна быть река, если сейчас ручьи, как реки!
Чтобы пополнить запасы продуктов завхоз Лесков решил поехать на машине в объезд на другой берег реки Дебин через мост, который находился в пяти километрах ниже по течению реки от места расположения нашего лагеря.
В помощники он взял меня. Ехать не хотелось. Было холодно. Дорога раскисла от воды. Машину трясло и кидало в сторону от рытвин и промоин в полотне дороги, хотя шофер вёл машину тихо и осторожно. Дорога была сделана в скале. С одной стороны была сопка, с другой крутой откос берега реки.
Не подъезжая до моста, шофёр вдруг остановил машину и выругался:
– Кажется, приехали. Кардан стучит.
Он заглушил двигатель. Открыл бордачок. Взял из пачки “Беломорканал” папиросу. Дунул в мундштук. Засунул папиросу в рот, прижал пальцами мундштук, повернулся ко мне:
– Ну, что, студент. Поможешь мне заменить крестовину? – спросил он меня.
– А что мне делать? – поинтересовался я, хотя мне не очень хотелось вылезать из тёплой, пусть прокуренной, пахнущей бензином, кабины.
– Не спеши. Обмозгуем сначала.
Шофёр зажёг спичку, прикурил папиросу и выпустил облако дыма.
До моста оставалось совсем немного. Я заметил на краю дороги стволы тополей, которые росли только вблизи моста. Туман был таким плотным, что не видно было и в десяти метрах впереди.
Шофёр открыл дверку кабины, и сразу потянуло сквозняком. Мы вылезли из кабины. Дождь хлестал с порывами ветра. Около моста просигналила машина.
Шофёр обошёл машину, пнул сапогом заднее колесо, присел, пытаясь заглянуть под машину. Мы с завхозом стояли рядом. На завхозе была надета плащ-палатка, которая защищала его от дождя и ветра.
– Ничего не поделаешь, как не крути, а под машину лесть надо, – недовольно, но спокойно сказал шофёр. Он встал на подножку машины и заглянул в кузов.
– Студент, ты, сможешь залезть в кузов? – спросил он меня.
