– Ты хоть танцевать умеешь? – спросила она, открывая девичий альбом с фотографиями, который положила ему на колени, чтобы Валерию лучше было видно.
– Не очень.
– Хочешь, научу тебя вальс танцевать. Научишься, вот тогда приглашу тебя к нам в клуб!
– Я ученик прилежный.
– Хорошо. Только не танцуй на лбу! К нам приходят всякие. Начинают изгаляться, дергаться телом. Мы их сразу выгоняем.
– Подари мне фотографию на память, – попросил Комаров.
– Ты же меня сам сфотографировал?
– То в верхней одежде.
– Ладно, у меня, правда, фотки неважные. Подарю тебе так и быть одну. Хочешь эту? Лицо, конечно, как у ведьмы. – Люда встала. Из тумбочки достала шариковую ручку. – Я тебе её сейчас подпишу.
Перевернув фотографию, на обратной стороне написала:
“Такой я буду всегда, пока не встречу любимого!”
– Читай! – приказала она.
– Ясно, – проронил потерянно ухажер, принимая запись на свой счёт.
– Ничего тебе не ясно, – возмутилась она, – эти фотографии были до тебя. Не могут же они вдруг измениться!
– Ну и?
– Посмотрим на твои фотографии! Надеюсь, я не зря позировала? Наобещал, а сам не привезёшь, – она прислонилась к нему плечом. У чуть задранной голубой юбки показался краешек белой комбинации.
Люда скинула с себя кофту. Осталась в красной блузке с короткими рукавами. Её каштановые локоны причудливо свисали до шеи. Спереди у лба вились двухцветно, отбеленные перекисью водорода. От её тела и одежды пахло духами “Рижской сирени”.
– Жарко здесь, правда? – прошептала она.
Смущённый Комаров, чувствуя, что девушка, к нему привыкла, нежится, решил держаться до конца.
“Ничего, теперь я ее помучаю! Крепче любить будет. А то ставит из себя общественницу!”
Откуда было ему знать, что упрямством он навредил себе. Заставил переживать женщину, у которой зарождалось к нему светлое чувство. Парень он был красивый, не пьяница, но чёрств, как сухарь.
– Мама твоя одна живёт в деревне? – спросил он, вставая, отдаляясь от неё, прислонился к спинке кровати, принадлежащей Валентине.
– Одна. Я боюсь за неё. – Люда встала, положила альбом в тумбочку. Подошла к Валерию. Ей хотелось, чтобы он её поцеловал.
Комаров взял её правую руку:
– Помнишь в кинотеатре, я коснулся твоей руки. Она меня обожгла.
– Не выдумывай! У тебя пальцы горячей моих. Значит ты влюбчивее.
– Ты что цыганка?
– Я секретарь.
– Это на работе, а дома?
– Дома буду женой, – улыбнулась она.
– Ласковой?
– Ласковой.
– У тебя такие тонкие пальцы. Какое же кольцо тебе купить?
– В подарок?
– Да.
– Я не ношу колец!
– А обручальных?
– Обручальное может быть только одно!
В комнате было тихо. Девчата гуляли. Сгущались сумерки. Но хозяйка свет не включала.
– Я могла бы поехать к матери на праздники. Не получилось.
– Из-за меня?
Вместо ответа она чуть качнулась, прижалась к нему.
– Ноги устали. С утра демонстрация. Вчера танцы до упаду. Может, завтра в деревню поеду. Мама, поди, настряпала, меня ждёт.
– У матери отдохнёшь. Тебе же послезавтра на работу, – заботливо посоветовал Валерий, придерживая её ладонью за талию.
Людмила запрокинула чуть голову, доверив тяжесть своего тела, смотрела ему в глаза:
– Сейчас придут девчонки. Шум да гам поднимется. Ты прав, здесь разве отдохнёшь от болтушек!
Губы её были рядом, намазанные польским блеском вкусно пахли даже на расстоянии.
Валерий, чувствуя её жаркое дыханье, был твёрд как безмозглое чучело, в которое превратил себя сам. Забыл, что словесный поединок проходит не на ковре, а в гостях у умной впечатлительной женщины. Минута была решающая. Он не оправдывал её доверие. Людмила не понимала состояние парня:
“Дуется, наверное? Что с него дальше будет? Ссоры?’
Тронула его чуб.
