Земля лишних. Не пойду в шпионы
Составили мой фоторобот. Еще смешнее. Получился типичный азиат, мои татарские предки могут гордиться. Одним словом, опознание по приметам нам не грозило никак. Эх, если бы не те гопники в кафешке, где мне стрелять пришлось…
Кстати, про стрельбу в кафешке я материалов не нашел вовсе. То ли Дюбуа планировал все оформить после нашего задержания, то ли изъяли их по команде сверху…
Ладно, читаем дальше. Версии. Личная жизнь, бизнес, криминал.
Супруга, телосложение иное, черты лица иные, свидетели не опознали, есть алиби – была в маникюрном салоне. Отпала.
Любовницы, числом две. Каждая проживала на своей съемной квартире, обе полностью финансово зависели от убитого и от его смерти теряли всё. У одной алиби, вторую не опознали. Отпадают.
Бизнес. Какие-то экспортно-импортные операции, непонятная мне муть, крепких зацепок не нашли и перестали копать.
Криминал. Досье на самого Аббаса Шарифа. Кстати, Шарифом он стал сильно не сразу, поначалу носил другое имя, длинное и корявое для европейского слуха. Приехал во Францию из Алжира в возрасте пятнадцати лет. Достоверных данных о том периоде жизни практически нет. Отдельные сплетни о членстве в бандах, о невероятной даже для взрослых гопников жестокости. Разговоры об участии в преступлениях разной степени тяжести, среди прочего упоминалось и изнасилование и убийство сестры Лили. Но ни разу его вину не удалось доказать, всегда или пострадавшие снимали обвинения, или пропадали свидетели и доказательства. В конце девяностых занялся легальным бизнесом. Снова подозрения в контрабанде, торговле рабами и наркотиками, но доказательств нет. Еще бы, если его даже от убийств отмазали, что там контрабанда!
В итоге основной версией убийства осталась криминальная. Попытка захвата бизнеса, угрозы и не поддавшийся бандитам великомученик Аббас. На этом этапе дело и залипло, последние бумажки пятимесячной давности.
По поводу стрельбы на свежем воздухе и убийства жандарма Дюбуа бумажек было куда меньше. Протокол осмотра места происшествия добавлен через неделю после первых бумажек, и про «Мерседес» аббасовского телохранителя там не было ни слова. Ни слова не было и про пакет дури «на сто штук», который я нашел в багажнике «Мерседеса» и отдал Антуану. По тем документам вообще непонятно, что случилось на площадке отдыха. Найдена разбитая машина (именно разбитая, а не расстрелянная), найден мертвый Дюбуа, найдены трое мертвых пацанов. Все. Как будто ДТП произошло. И Антуана Фуше там вовсе не было. А в его личном деле запись – перестал посещать службу. После неоднократных предупреждений уволен за прогулы. Точка.
О-бал-деть! Нет, я подозревал, что люди, неоднократно отмазывавшие насильников и убийц, способны на многое, но чтобы так! Превратив малолетних гопников из убийц полицейского в обычных жертв ДТП, они лишили семью Дюбуа повышенной пенсии, дополнительных выплат и льгот. И пособия от фонда помощи полицейским, погибшим при исполнении.
А еще мне стало стыдно. Чертовски стыдно. Мужик мог просто не мешать нас схватить, но встал на нашу защиту. И погиб, защищая закон, как он его видел и понимал. А мы спрятались там, где нас никто не найдет, и даже не вспомнили о нем.
Первой мыслью было – узнать, где живет семья, и прислать им денег. Мужа и отца не заменит, но… Но дети должны гордиться своим отцом и знать, что он герой. Ладно, деньги организовать никогда не поздно, попробую пока другие варианты.
Идея номер два – подправить в базе данных его досье. Беда только, что база – это электронное отражение вполне реальных бумажных документов, и бумага в данном случае первична. Если не было подписано приказа о повышенной пенсии, то ничего и не изменится, сколько базу ни правь.
Базу править… Какой же я дурак! Судя по алгоритмам, которые мы успели посмотреть, документы из базы не удаляются никогда. Просто помечаются как удаленные. А раз так, можно попробовать найти оригинальный протокол осмотра места происшествия. Вдруг его составили честно и загрузили в базу и лишь потом началась фальсификация?
Снова проверяю доступность, влезаю в базу. Правлю запрос, который вытаскивает документы по принадлежности к делу. И точно, вот же это условие – показывать только актуальные документы. База вываливает длинный список, как тексты, так и фотографии. Тщательно сохраняю все найденное. Пока копируются всё новые и новые данные, просматриваю уже добытое. Как и ожидалось, обнаружился полный протокол осмотра. Пять трупов плюс один раненый. Куча фотографий – дырявый полицейский пыжик, сгоревший «Мерседес», оружие в руках у гопников… Все подробно, с истинно полицейской тщательностью. И даже мешок с наркотой. Как есть, потом каждый пакетик в отдельности на весах, заключение о составе… Похоже, нормальные полицейские поверили, что наконец-то можно, и сработали правильно. Или это смерть коллеги повлияла? А потом пришел приказ все замять.
Ладно, доказательства есть. А раз так – пора воевать с системой. Воспользуемся ее же собственными инструментами. Деньги и пули оставим на крайний случай.
6
В каждой стране, которая пытается выглядеть демократичной, есть средства массовой информации, которые так или иначе критикуют власть. Реально популярны из них единицы, да и то не везде. Франции в этом смысле повезло больше, бунтарский дух галлов не может без бузы, и бузят они непрерывно, иногда активнее, иногда слабее. Так что выбор был.
Я поковырялся и выбрал в результате «Канар». Эти не тяготели к каким-то политическим течениям и высмеивали все глупости всех политиков, без исключения. И инсайдерской информацией они оперировали честно, не сдавая источники. Колумнисты не стыдились публиковать свои электронные адреса, вот по одному из них я и написал.
Сначала довольно нейтральное письмо. Вроде как есть довольно яркий пример полицейской коррупции, и надо бы это опубликовать. В ответ пришло одно слово – «Сколько?».
Логично, в общем-то. А заодно и проверка на вшивость, стоит ли из-за меня время терять. Пришлось выдать чуть больше – столкнулся с несправедливостью, коллега погиб на боевом посту, пытаясь задержать наркоторговцев, а дело повернули так, что семья осталась без пенсии. Пообещал предоставить все доказательства. И специально приехать и сунуть в морду, если еще раз зайдет разговор о деньгах.
Снова лаконичное «Принято. Рассказывай». Ну я и написал историю в том виде, как ее должен был рассказать малыш Антуан. Прислал наиболее яркие фотки, особенно с оружием и с наркотой. И насквозь дырявый «пыжик». И Дюбуа с пулевым отверстием в голове. А следующим письмом – тот протокол осмотра, что официально лежит в деле.
На этот раз ответа не было довольно долго. Я подождал с полчаса, сходил пообедать и уже собрался подремать, когда на компьютере брямцнуло новое сообщение.
«Я проверил по своим каналам… Вроде похоже на правду, но будем выяснять дальше. Ты точно не боишься, что мы это опубликуем?»
«Боялся бы – не написал. Напечатаете?»
«Напечатаем. Но подадим хитрее, чтобы погромче бахнуло. Присылай остальные материалы. И еще, наши компьютерщики так и не нашли, откуда ты пишешь. Ловко прячешься!»
«Это моя работа, ловко прятаться. Лови остальное. Найду еще – пришлю. Рад был познакомиться».
Через пару дней пришло новое письмо:
«Смотри сегодня новости на пятом канале. С Днем отцов!»
Вот же удружил мне неведомый собеседник! Сейчас придется искать, где в этих ихних Интернетах показывают французское телевидение, найти программу, пересчитать время… Повозился, сразу не нашел и плюнул. А тут еще Марлоу подогнал работы – не разогнуться.
Вроде все разгреб, смотрю – письмо непрочитанное, и уже давно висит.
«Заценил?»
«Извини, не до того было. Работы – выше ушей».
«Тривиньи? Понимаю. Ладно, лови ссылку. Посмотришь – напиши».
Перво-наперво лезу смотреть, что там в этом самом Тривиньи. Да ничего особенного, в общем-то. Гопота подралась и даже немного постреляла, приехал спецназ и роздал сестрам по серьгам, а братьям по рогам. Такое здесь через два дня на третий, оно не то, что в национальные – в местные сводки не всегда попадает.
А собеседничек-то, похоже, прокачивает меня на косвенных. Дюже ему интересно, откуда я такой осведомленный взялся. А вот хрен тебе, Золотая Рыбка, обойдешься.
И полез по ссылке смотреть новости.
Нет, я знаю, что французский разговорный – это жестко для иностранца. При том, что дикторы и корреспонденты на телевидении говорят очень медленно и внятно, по французским меркам. Но все равно, с первого раза понять этот сленг не вышло, вступление пришлось пересматривать. Зато потом…
Корреспондент на фоне детского садика что-то неразборчивое пробалаболил про День отцов и предложил зайти к детям и спросить, как они готовятся его праздновать.
Зашел. Детки довольно взрослые, лет шесть-семь. Хором здороваются, рассказывают, как любят своих пап и как они их будут поздравлять с Днем отцов. Милота такая, что впору слезы вытирать.
Потом корреспондент говорит, что не все дети смогут поздравить своего папу. Что папа маленьких Жан-Клода и Мари был полицейским и его застрелили плохие люди, которые торговали наркотиками. Наркотики – это…
– Мы знаем, что такое наркотики! – кричит один из пацанов. – У Люка брат колол наркотики и стал дураком!
Крупным планом маленький Люк, кусающий нижнюю губу.
А корреспондент опять:
– Папа Жан-Клода и Мари не хотел, чтобы дети умирали от наркотиков или становились дураками. Он хотел арестовать негодяев и посадить в тюрьму. Они начали стрелять, и ему пришлось стрелять в ответ. Плохих дядь было больше, и папу Жан-Клода и Мари убили. Он никогда больше не придет домой, никогда больше не обнимет своих малышей.
Крупным планом – слезы в детских глазенках.
– Маленьким Жан-Клоду и Мари нечего кушать, потому что их папу убили. А в министерстве никак не дадут им пенсию за папу. Давайте попросим президента: «Господин президент, дайте пенсию детям жандарма Дюбуа!»
И снова крупным планом перекошенные детские лица. Укажи им направление, где надо бороться со злом, – пойдут не раздумывая. Крушить, рвать, топтать за правду, как им ее объяснили. Этим пока сказали только кричать, и они кричат. «Господин президент! Дайте пенсию детям жандарма Дюбуа!»
Снова письмо моргает.
«Понравилось?»
«Этот человек – негодяй! Использовать детей…»
«Да, он сугубый профессионал! И, прикинь, это вышло в прайм-тайм! Сейчас половина Франции спросит у президента, почему он не дал пенсию жандарму Дюбуа».
«А завтра выйдет «Канар» с моим материалом?»
«В среду выйдет «Канар» с НАШИМ материалом!»
«Ты тоже… профессионал. Но согласен – это грохнет. Не может не грохнуть».
«Так-то! Читай «Канар» в среду. Газету уже печатают».
«А ты жди продолжения».
«Вот как? И что там будет?»
«Читай в среду почту. Письмо уже набирают».
«Ты тоже… Сугубый профессионал! Пока».
В среду действительно грохнуло. Президент стукнул кулаком по столу, в министерстве пообещали разобраться, Интернет наводнили перепечатки фотографий, особенно содержимого мешка с наркотой. Эту фотку пришлось шаманить довольно долго, чтобы и банковские карточки были видны хорошо, и следов фотомонтажа не было заметно. И вся техническая информация сохранилась. Негодяй Антуан к моменту осмотра все карточки уже успел притырить, а они еще должны сыграть свою роль. Потом я подложил подправленную фотографию в базу данных полицейского архива. Если они бумажные документы уничтожили, сравнить будет не с чем. Прокатит. И еще пару фоток добавил, где те же карточки сняты крупным планом, и видны все номера и надписи. Задолбался подкручивать цвета, чтобы было похоже на оригинальные кадры, да еще техническую информацию правильную вшивать. Но справился. Могу гордиться.
Так что вечером я отправил в «Канар» информацию о карточках, карточных транзакциях (убрав снятие средств, чтобы не светить один бизнес-центр в Цюрихе), о фонде поддержки беженцев и странной регулярности его пополнения.
И через неделю грохнуло еще раз. Президент банка мямлил перед телекамерами, что этих фондов поддержки беженцев – как на барбоске блох, что за всеми не уследишь, и ничего недозволенного они особо не делали, и что рассылка карточек по почте – нормальная практика. А журналисты трясли перед ним списками из сотен фамилий бомжей, на каждого из которых зарегистрированы тысячи карточек, и ехидничали, что привлечение новых солидных клиентов в банк улучшает имидж кредитного учреждения. Кто-то разослал такие списки в добрый десяток телеканалов и в полсотни газет.
К следующей среде у французов царило нездоровое любопытство – что выдаст «Канар» на этот раз. И газета не подвела. Выкатила историю Аббаса Шарифа от появления на французском берегу четверть века назад до трех пуль в башку в марсельском ресторане. Расследователи газеты собрали столько данных, что мне и не снилось. Был там и сюжет с водителем, у которого в багажнике лежало на сто штук наркоты. И даже кадр с камеры в ресторане – абсолютно бессмысленный с точки зрения опознания, но очень графичный – черный женский силуэт с пистолетом напротив столика. И вопрос – кто и зачем застрелил Аббаса, не было ли кого-то, кто бы желал ему смерти?
Нет в живых ни Лили, ни ее родственников. Я счел себя вправе послать газетчикам их дела из полиции. Обведя фамилии тех, кто отказывался расследовать. Мне кажется, я правильно распорядился ее наследством.
Пишут, что президент стукнул по столу еще раз и спросил что-то вроде: «Они там совсем охренели?» В министерстве затеяли очередное расследование. Высокий чин надувал щеки и грозился подать в суд за оскорбление чести и достоинства (но так и не подал, почему-то) и сидел дома под домашним арестом. Начальника бригады задержали при попытке бегства, комиссар скрылся, но был через неделю убит пограничниками при попытке прорваться на катере в Африку. Вот реально дебил, напросился бы в компаньоны к кому-нибудь на яхту и уплыл бы спокойно, никто всерьез яхты не проверяет. А пограничники были злы в тот день, накануне в перестрелке с контрабандистами погиб один из членов экипажа, и не подчинившийся приказу катер просто расстреляли издалека.
Родственникам жандарма Дюбуа дали заслуженную пенсию, все льготы и даже дополнительные деньги от полицейского фонда помощи погибшим при исполнении. Хоть папу это и не вернет, но маленьким Жан-Клоду и Мари будет полегче.
Снова письмо из «Канар»:
«Что, Иван, доволен?»
«Почему Иван?»
«Ну ты же русский хакер, нет? По-французски пишешь коряво, прячешься так, что не найти, можешь достать любые данные, обижаешь нашу замечательную полицию…:)»
«Иди ты! Эту вашу полицию надо драть регулярно, чтобы работала как следует. Я вам еще и доброе дело делаю».
«Вот ты и признался:). Ладно, Иван, будут еще интересные материалы – присылай».
Да, еще полицейский фонд внезапно пополнился на некруглую, но очень солидную сумму. До цента равную остатку на счете одного из многочисленных фондов поддержки беженцев, который все никак не арестовывали, хотя и много говорили об этом. Газеты почему-то решили, что это распорядитель фонда таким образом купил себе свободу. Кто-то подкинул им эту сплетню. Директор банка потом уверял газетчиков, что перевод был самый настоящий, инициирован клиентом. Ну да, автоматическая банковская система именно так и решила, получив запрос вроде как из другого филиала. Да и не принято подобные расследования проводить, когда полицейские счета пополняются. А вот распорядитель фонда ничего не успел сказать, потому что его на следующий день зарезали два арапчонка возле дома. Проба пера начинающих авторов, ага. Видимо, очень расстроились, что беженцы больше помощи не получат.
7
Как-то волею судьбы занесло меня… В роли судьбы выступил конечно же наш бессменный начальник. Марлоу частенько сдавал нас внаем разным орденским службам, а то и просто каким-то частным конторам. Просто как квалифицированных компьютерщиков. Не всем подряд, понятно. Только благонадежным и кредитоспособным. Грех жаловаться, подобные поездки неплохо оплачивались и позволяли Димке отдохнуть от своего шумного семейства, а мне отвлечься от мрачных мыслей.
Вот и сейчас я сидел в неудобном кресле очередного шестиместного двухмоторника. Впереди было еще два отрезка пути по воздуху, потом полсотни километров по грунтовке. А там – строящийся офис, неизвестная информационная система, которую надо запустить в кратчайшие сроки, бытовая неустроенность и полное отсутствие Интернета. Словно в первые послеинститутские годы вернулся. Молодой специалист на стройках родины, ага.
Когда я подошел к самолету, он еще был пуст. Вскарабкался в салон, огляделся, уселся на последний ряд. При аварии в хвосте безопаснее, судя по статистике, да и пропеллеры не так шумят. Рюкзак под сиденье, панама на глаза, самое время отправляться. Вот только назначенный вылет все откладывается и откладывается.
Самолет качнуло. Я открыл глаза и увидел старикана с мощной гривой белых волос. Тот вскарабкался в салон и как-то сразу занял весь объем. Высокий, но не толстый, а просто большой. Он протиснулся между передними сиденьями и сел сбоку от меня, через проход.
Я уже совсем собрался продолжить дремать, тем более предстоящий перелет был сегодня не первым и, к сожалению, не последним, но взгляд зацепился за странный багаж моего нового соседа. Многие здесь ходят с современными рюкзаками, кто-то предпочитает вещмешки или сумки, даже чемоданы на колесиках бывают, но это… Передо мной был классический советский брезентовый рюкзак, словно вернувшийся из детства. Я с таким в походы ходил в школе. Добела выцветший, местами заштопанный, но вполне целый и исправный.
Старикан заметил мой интерес к реликту советской эпохи и спросил по-русски густым гулким голосом:
– Что, заинтересовались, молодой человек?
– Ну да, это что-то… из детства.
– Мой боевой товарищ. Почти во все экспедиции со мной ездил. Умели раньше делать!
Мое мнение о подобном предмете снаряжения было далеко от восторженного. И лямки неудобные, и форма неоптимальная, да и тяжелый он сам по себе. Но обижать будущего попутчика не хотелось. Просто молча кивнул.
– Нам теперь долго лететь вместе, так что давайте знакомиться. Евстахов Иван Андреевич, биолог. Изучаю пресмыкающихся и прочих не очень уважаемых женщинами существ.
– Да уж, здесь вам работы – конца-краю не видно! Меня зовут Влад, фамилия Воронов. Программист.
– Влад – это Владимир или Владислав?
– Если не трудно, зовите просто Владом. Всю жизнь меня так звали, привык.
– Очень приятно познакомиться! Вы по делам службы?
– Да, начальство распорядилось. С другой стороны, не самый плохой вариант – посмотреть мир за казенный счет. Не бывал пока в здешних краях.
– Давно из-за ленточки?
– Чуть меньше двух лет. Местных. А вы?
– Непростой вопрос. В местных годах так толком и не научился считать. Уехал в начале девяностых, когда руководство страны положило penis masculini на всю отечественную науку. Прошу прощения за латынь, мы вроде в мужской компании.
– Вы, получается, один из местных первопроходцев?
– Ну вы скажете тоже! Разве что с научной точки зрения. Я описал и классифицировал значительную часть местной ползающей фауны. Если читали «Памятку переселенца», имели возможность оценить мою работу. Раздел про опасных змей и пресмыкающихся написан мной.
– Очень внушительно написано. Вы каждую из этих тварей видели лично?
– Естественно, а то как бы я про них писал, ни разу не подержав в руках?
Меня в свое время трясло от одного описания лохматых гадюк, гигантских сколопендр и плюющихся ящериц, а тут еще и в руки их брать? Нет, ребята, без меня.
– Насчет непочатого края работы, это вы верно заметили. Новый Мир исключительно богат моими подопечными. В Советском Союзе водилось всего с полсотни видов змей, а здесь… Только я описал двести четырнадцать видов! И работа далеко не закончена, регулярно встречаю новые необычные экземпляры. Восемьдесят семь видов ящериц, причем это только те, что случайно подвернулись под руку. Попутный результат, так сказать.
– Да, внушает! И что же, все они смертельно опасны?
– Нет, конечно! Каждая рептилия абсолютно безопасна, по крайней мере до тех пор, пока живет своей рептильей жизнью и не встречает человека. А вот когда человек приходит в ее среду обитания и нарушает привычные змее порядки, тогда бедной змейке приходится защищаться.
– Не спорю, но так можно сказать про любое животное. Но все-таки сколько змей здесь ядовиты?
– Мне известны сорок шесть видов змей с ядом, опасным для человека. У семнадцати яд смертельно опасен. И у трех он смертелен абсолютно. Сыворотка не помогает, укушенный умирает в течение нескольких секунд после укуса. И еще две смертельно ядовитые ящерицы, одна кусает, другая плюется ядом.
– И что же делать людям, чтобы избежать опасности?
– Надежнее всего сидеть в уютном доме посреди крупного города и никогда не выезжать в джунгли. А если предстоит выезд на природу, надо правильно приготовиться, надеть прочные ботинки и противозмеиные гетры. И все время вертеть головой по сторонам. Змеи могут приползти по земле, прыгнуть из кустов, спуститься сверху из ветвей. Надо быть к этому готовым.
– Умеете вы внушить оптимизм! Будем надеяться, что личная встреча с вашими подопечными мне не грозит.
– Да уж, одеты вы явно не для похода.
Андреич скептически осмотрел мои легкие джинсы и кроссовки в сеточку. Сам он был обут в грубые высокие ботинки, а выцветший брезент штанов казался ровесником рюкзаку.
– Ну так и маршрут у меня другой. Из одного офиса в другой офис. А единственная неприятная фауна – баги в программах[5].
– Интересная, наверно, у вас жизнь…
Это мне, офисному жителю, говорит человек, который в лицо (или что у них там) знает всех новоземельских гадюк и прочих игуан? Издевается определенно.
Ответить я не успел. Послышались голоса, и в самолет полезли новые пассажиры. Двое здоровенных лбов в полевой форме, с автоматами и прочей навьюченной сбруей, на фоне которых терялся невысокий изящный типчик в пиджаке и с портфелем. Тонкой блестящей цепочкой портфель был закреплен за запястье. Орденский фельдкурьер с охраной. Я про таких только слышал, живьем видеть не приходилось. Они обычно всякие ценности возят и документы секретные, в том числе и в электронном виде. На дне такого вот портфеля запросто может одинокая флешка лежать или пара оптических дисков. С местным Интернетом проще курьера самолетом отправить, чем передавать по Сети что-то объемное.
Странно, что нас подсадили к этой троице, обычно фельдсвязь старается отдельным бортом лететь. А с другой стороны, что я, что Андреич – люди по сто раз проверенные, так что, можно сказать, нами охрану даже усилили немного.
Курьер уселся вперед, рядом с пилотом. Лбы разместились на среднем ряду, затолкав свои безразмерные рюкзаки под сиденья и сразу оставив нас без места для ног. Иван Андреич вздохнул и вытянул свои внушительные ботинки в проход. Я последовал его примеру.
Последним появился пилот. То, как мы расселись, ему не очень понравилось, но ругаться он не стал. Уселся за штурвал, попросил всех пристегнуться и завел привычную «молитву об успешном полете», заглядывая в контрольную карту, шевеля губами, щелкая тумблерами и глядя на приборы и лампочки. Движки по очереди запустились, элероны-закрылки подвигались вверх-вниз и не вызвали возражений у наблюдавшего снаружи за процессом механика. Наконец пилот повернулся к нам и крикнул, пытаясь перекрыть гул движков:
– Идем на взлет!
Все повернулись к окнам, а я успел поймать взгляд летчика, направленный на фельдкурьера. И ответный взгляд типчика в пиджаке. Вот режьте меня, ешьте меня, но не должны мужики так смотреть друг на друга! Либо мне померещилось, либо у этих двоих проблемы с ориентацией. Как бы мы не заблудились над джунглями, с таким-то пилотом…
Самолетик шустро оторвался и бодро попер вперед и выше, строго следуя заветам Фридриха нашего Энгельса. Земля соответственно убегала назад и вниз, джунгли слились в единый зеленый океан с редкими островками прогалин.
– Вот сколько летаю – и все не могу наглядеться на эту красоту! Как же прекрасна планета сверху!
– Змей же не видно? – решил я его немного подначить.
– Главное, что не видно людей.
– Вот тут готов согласиться. Есть отдельные экземпляры среди людей, и их немало, к сожалению, обществу которых я бы предпочел общество местной гадюки.
– Так в чем проблема? Рюкзак за спину – и вперед, в экспедицию. Как там в песне – «Интеллигент, вставай на лыжи!»: Или боитесь?
– Не надо меня ловить на слове и брать на слабо, товарищ Евстахов! Мне комфорт все равно дороже. Да и староват я уже для подобных экстремизмов. Хотя… да, был не прав.
Евстахов загоготал своим гулким голосом, легко перекрыв шум движков. Сидевшие перед нами бойцы удивленно оглянулись, пилот тоже явил салону недовольную физиономию.