Любить как зверь. Нереальная история реальных людей

Предисловие

И что же это такое – любовь? И какой она должна быть? И должна ли она вообще быть? Нежная и заботливая, или страстная и жестокая? Какая любовь подходит тебе? Семейная идиллия или отчаянная страсть? Является ли твоя любовь любовью? Или это просто набор удобных правил, которые дарят тебе ощущение спокойствия и порядка? А может любовь сжигает тебя изнутри и разрушает все вокруг? А что должно происходить вокруг, когда есть любовь? Созидание или разрушение? Или то и другое? А любовь это внутри или снаружи? А может быть и там и там? А была ли любовь в прошлый раз? Или она пришла в этот раз? А может она еще впереди? Нужно ли искать любовь или она сама тебя найдет? Как понять, что твое чувство и есть любовь? А может это просто слово, спасающее от самоубийства? Может это несуществующая иллюзия, о которой пишут книги и сочиняют песни, чтобы заработать денег? А может любовь – это ты? Или любовь – это дети? А может любовь – это все и сразу? Или жизнь – это и есть любовь? Сколько книг о любви? Сколько песен? Ты знаешь кого-то, кто нашел свою любовь? И как она выглядит? Блондинка, брюнетка или рыжая? Лысый, с бородой или толстый? А может и то и другое и третье? Любовь – это человек или чувство? Любовь – это чувства к человеку или состояние, которое рождается с ним? Мы можем любить кого-то определенного или кого угодно? Это где-то прописано или мы сами выбираем? Что это такое – любовь? Ты знаешь?

Один

– Кашель раздирал мое горло. Он начинался резко и так же резко заканчивался. Но сегодня он продолжался эхом в моей комнате. Он бился о стены и глох длинным протяжным гулом. Что я делаю здесь? Вот уже много лет я скитаюсь, не находя себе место в этом, скорее всего, несуществующем мире. Сумасшедший год подходит к концу, неся с собой надежду в моей душе. Надежду на то, что возможно, я получу долгожданный подарок на Новый год. Оглядываясь назад в прошлое, я грустно улыбаюсь. Что вы сделали со мной? Те, кого я так любила, кому открывала двери в свою душу. Что вы сотворили? В кого вы превратили меня? Раненое животное в белоснежной шкуре. Я ползу, зализывая свои раны. Кровь остается на снегу длинной чередой красных пятен. Нет! Вы не убили меня, а сделали сильнее. И мои раны, зажив, станут шрамами, которыми воины хвастают друг другу. И надеюсь, я встречу таких же воинов как я, чтобы показать им свои шрамы за стаканчиком крепкого напитка, дымя ароматной сигаретой во рту, который в клочья раздирал врагов и обидчиков, не сожалея ни о чем. Закончив повесть, я забуду о вас. Навсегда.

– Ты, как всегда, безумно драматична, – сказала мне сестра. Она слушала мой монолог, раскуривая ту самую ароматную сигарету, о которой я говорила пару секунд назад.

– И о чем будет твоя книга? Об этих твоих жалких подобиях мужчин? Или о твоих любимых друзьях, которые исчезли, как только у тебя появились проблемы?

– Ты феминистка и мизантроп, – сказала я ей, переворачиваясь на диване. Я лежала на нем целый день. Здесь, в оранжерее, среди множества растений, на старом диване я чувствовала себя комфортнее, чем где-нибудь еще. Сестра не отлипала от экрана своего смартфона, бесконечно тыкая в него пальцами и раскуривая наши самодельные «волшебные» сигареты.

– Что ты там смотришь? Разве там есть что-то по-настоящему интересное?

На мои вопросы я услышала только стук ногтей по новенькому смартфону.

– С тобой стало скучно, – продолжала я. – Ты как зомби! О тебе я тоже напишу.

– Очень мило, – наконец откликнулась сестра. – Напиши ещё о своей подруге, которая даже не подошла к тебе в ресторане. И о том наркомане, с которым ты носишься, весь год и играешь в любовь.

Сестра подняла глаза на меня, жадно затягиваясь сигаретой.

– Ты как ребёнок. Сочиняешь какие-то сказки. Найди лучше работу. Встань на ноги!

Сделай что-то полезное для человечества. Делай хоть что-то, в конце концов!

Она говорила спокойно, поднимая и опуская глаза в свой смартфон. Я засмеялась и вытянулась во весь рост на диване. Мои ноги свисали, торча из-под пледа. Лучи солнца грели мои пальцы, просачиваясь сквозь витражные окна и густые заросли каких-то растений, названия которых меня никогда не интересовали.

– А хочешь, я расскажу тебе мою самую любимую историю? – я посмотрела на сестру, которая встала со стула, допила остывший кофе и собралась уже уходить.

– Прибереги свои истории для психотерапевта, который скоро придёт. Твоя инфантильность убивает меня.

Она ушла, поцеловав меня в лоб. Месяц назад, когда я вернулась с островов, она наняла для меня психотерапевта. Добрый доктор, с глазами странного цвета, приходил три раза в неделю по утрам. Он вёл со мной беседы о моем восприятии мира и других вещах. Ему это нравилось больше чем мне. Вначале нашего знакомства он записывал мои слова на диктофон и пытался систематизировать мои «показания», пытался раскопать причины моего неизвестного недуга в детстве или в болезненно закончившихся год назад отношениях. Но мои истории были запутаны и хаотичны. И какой-либо связи между ними он не мог уловить. Думаю, сегодня он пришёл лишь за тем, чтоб услышать от меня очередной кусочек какой-нибудь истории. У моей сестры была молчаливая домработница, которая всегда незаметно убирала куда-то мои сигареты. Порой я искала их часами. Вот и сейчас я подскочила с дивана, одолеваемая любопытством, куда эта ненормальная засунула пачку моих ароматных друзей. Мы будто играли с ней в игру. Она прятала, а я искала. Гораздо проще было бы пойти и спросить, куда она их дела, или позвонить ей с тем же вопросом. Но с первого же дня мы затеяли игру в прятки, ни о чем не договариваясь, и нам это нравилось. Я редко видела ее и даже не знала ее имени. Мне нравились завтраки, которые она готовила только мне и доктору и грибной суп по четвергам на обед. Мне нравилось, что ее было почти не слышно в доме, но при этом чувствовалось ее присутствие рядом. Раньше сестра нанимала ее раз в неделю для уборки. Теперь, когда я была здесь, домработница приходила каждый день, и я чувствовала ее присутствие в доме до обеда. Накрыв на стол ровно в два, она уходила. Мои размышления о ней прервал стук в дверь. Это был мой доктор. Так смешно признавать, что у меня есть психотерапевт. Будто со мной что-то не так. Он вошел, не дожидаясь ответа.

– Как самочувствие? – он сел в кресло напротив моего дивана.

– Самочувствуется! – улыбнулась я. – Эта ненормальная опять спрятала мои сигареты. А без них я не рассказчик и не актриса, док!

– Ясно! – доктор произнёс это почти не слышно и если б не свистящая "с" в этом слове, то я не обратила бы даже внимания на то, что доктор так безучастно отвечал на мои, придуманные заранее, фразы. Он достал свои сигареты и положил их на стол.

– Нет! Мне нужны мои сигареты с ароматом шоколада и конопли, – я улыбалась, как мне казалось, слишком откровенно. Моя сорочка на голом теле была похожа на сахарную вату, которая вот-вот растает и эта фантазия была только в моей голове. Или где там рождаются эти фантазии? Я прикрылась одеялом, чтобы не смущать доктора, у которого возможно уже были романтические чувства ко мне и к моим мыслям.

– Вам следует одеваться теплее. В этой оранжерее прохладно.

– Знаешь док, твои фразы похожи на сценарий дешёвой порнушки. И если ты хоть раз ещё скажешь такой бред, я откажусь от твоих услуг.

Доктор улыбался, и мы оба знали, что отказаться от его услуг может только моя сестра, а я лишь играла роль капризной девчонки, которую он якобы лечил от чрезмерной мечтательности и от больного воображения. Но разве от этого лечат? Никто не задавался вопросом, зачем мне психотерапевт на самом деле. Родителям было больно видеть, что я живу жизнью, которой они никогда не могли позволить себе. Свободной жизнью без шаблонов и ярлыков. Я была ходячим доказательством провала всех их убеждений. И, как самые банальные эгоисты, они стремились заточить меня в клетку «работа – дом», чтобы сказать мне однажды «А ты что думала? Так все живут!». И убедившись, что я так же несчастна, как и они, они бы пошли на свою дурацкую работу. Удовлетворенные и злорадствующие, где-то внутри себя, они были бы довольны тем, что отрезали мне крылья под предлогом заботы и родительской любви. Но я не злюсь. Я сама их выбрала где-то и когда-то. А если не выбирала, то все равно люблю. Старшая сестра, увидев мою унылую физиономию в аэропорту, вздохнула как-то очень тяжело и закусила губу. Она не считала меня сумасшедшей, и она вовсе не думала, что мне требуется какая-то помощь психотерапевта. Просто она поняла, что мне адски одиноко на этой земле. А так как все ее время занимала очень ответственная работа, свою заботу она выразила в найме психотерапевта под предлогом моего нестабильного эмоционального состояния. Этим жестом она лишь хотела скрасить моё одиночество и дать выход словам, застрявшим в моем горле. Я знала, что ее слова были лишь отголосками родительских нотаций. Сама же она желала для меня лишь одного, чтоб я перестала чувствовать эту гадкую пустоту внутри себя.

Я ходила по комнате, пытаясь принюхаться и учуять мои сигареты. Пошарив рукой за шкафом, который скучал в углу оранжереи, я обнаружила пачку, приклеенную скотчем.

– Фильмов насмотрелась, ненормальная! – я сказала это вслух, но доктор даже не посмотрел на меня. С кухни доносились запахи. Скоро завтрак. Доктор всегда приходил к завтраку. Осмелюсь предположить, что жена не радовала его завтраками. А может, этой жены и вовсе не было. Может он носил обручальное кольцо лишь бы казаться недоступным и привлекательным супер – доктором для таких увлекающихся натур как я.

– Слушай док, хочешь, я погадаю тебе по руке? – я подошла к нему, закурив сигарету, взяла его руку и поцеловала ладонь. Как-то наигранно удивлённо он вытаращил свои зеленые глаза. Но, я готова поспорить, в прошлый раз его глаза были серыми. Доктор забрал свою руку и начал рыться в сумке. Смущение у мужчин так комично проявляется. И почему-то если хоть раз увидишь, как он смущается, уже никогда не станешь его хотеть. Я рассмеялась. Мне нравилось играться с доктором. И я знала, что никуда он не денется. Ближайшие две недели точно. Потому что сестра оплатила его визиты заранее. Она просила меня соблюдать все рекомендации, которые он давно уже не давал. Он приходил слушать истории и жадно глазеть на меня в прозрачной сорочке. Успешный взрослый мужчина был в моей власти и ему это нравилось. Но я знала, что это лишь до тех пор, пока он так хочет. В любой момент я могла потерять его как игрушку на улице. И мне не будет жалко или тоскливо. Сестра купит мне другую игрушку. Доктор часто задерживался до обеда. Чаще всего по четвергам. Ему тоже нравился грибной суп.

– Я подумал, что было бы не плохо сменить обстановку наших встреч. Например, мы можем перенести их в мой офис, – он произнёс это с наигранной важностью.

– Я не выйду до Нового года! Ты забыл?

Доктор надул губы и вздохнул. Мне показалось, что его обрадовал мой ответ. Зачем он предложил эту нелепость мне до сих пор не понятно. Что поговорить, что ли не о чем?

– Доктор, хочешь сказку?

– Вы спрашиваете это каждый раз, когда я прихожу, но все равно рассказываете совсем не сказку, – он поставил диктофон на стол.

– Это потому что ты записываешь. А эта сказка самая дорогая для меня и ее никуда записывать нельзя. Она есть только у меня в голове.

Мы помолчали совсем не долго, и я опять заговорила.

– Эта сказка о нем.

– О ком? – спросил меня доктор.

– О моем друге.

– Вам нужно рассказать мне эту историю так, как было все на самом деле, без выдумок про диких животных. Тогда мы сможем разобраться в ваших чувствах и эмоциях, – это звучало так смешно, что мне ничего не оставалось, как засмеяться и поперхнуться дымом сигареты. Доктор схватился за голову.

– Хорошо. Как хотите! – он сдался.

– Я расскажу, доктор. Прямо сейчас.

– Это очень хорошо, – он включил диктофон. Доктор уселся на полу, рядом с моими ногами, свисающими с дивана. О чем ещё могло мечтать мое эго.

– У меня был бонг из синего стекла и спички из дешёвой гостиницы. Мы курили примерно в одно и то же время.

– Кто мы? – перебил меня доктор.

Я погладила его дурацкие волосы, уложенные на бок. И посмотрела в его красивые глаза. Пожалуй, в его лице красивыми были только глаза. Он был похож на гномика. Его подвижное лицо создавало порой кучу морщин и впадин. Будь я даже самой заурядной простушкой, я не смогла бы полюбить всерьёз такое смешное лицо.

– Доктор, если ты будешь перебивать меня, я пойду спать!

Он закрыл лицо руками и вздохнул, показывая этим жестом, что больше слова не скажет.

– У меня был бонг из синего стекла и спички из дешёвой гостиницы. Мы курили примерно в одно и то же время. Всегда. Мой друг ходил в зелёных шортах и рваных кроссовках. У него была лысая голова и куча гениальных идей в ней, которые он никогда даже не пытался воплотить в реальность. Кажется, это было весной. Время года не имело значения. Мы жили на острове, в раю для таких бездельников как мы. Мы стали часто ссориться из-за денег и всякой ерунды, которая обличала в нем приспособленца и нахлебника. Последней каплей для меня стало его предложение купить мне платье и пойти в бар на поиски спонсора. Бред был в том, что мои деньги были не моими. Это была помощь одного мужчины. И я имела глупость рассказать об этом своему другу. Этой информацией мой друг пользовался в силу своей испорченной и приспособленческой сути. И мне даже кажется, что он хотел обмануть меня. Обмануть и потратить мои деньги на аренду какой-нибудь тачки. Я стала разочаровываться в нем каждый день. Все пространство в нашей квартире пахло его видимостью деятельности, его подхалимством. Его безделье скрывалось в бутылках пива и в моих сигаретах, привезенных с России две недели назад. Я их не курила. Они стали той единственной вещью, которую он мог взять у меня. Потому что ничего другого я ему давать не хотела. Раньше мне казалось, что нас объединяет какая-то высшая сила, какая-то кармическая связь. Но теперь я ясно видела, что наша дружба была прикрыта его паразитированием в разных вариациях и моим страхом – остаться одной. В тот день мы поссорились как никогда. Я раздавила синий бонг своей тощей задницей. Друг бросил его на диване. Хотя я сто раз говорила ему не оставлять бонг на диване. Для меня это была трагедия. Это было гораздо трагичнее ощущения того, что я теряю друга. Трагедия заключалась не в том, что теперь я не могла богемно курить. Трагедия была в синем цвете стекла. Это был идеальный цвет. Цвет моей души, прозрачно – синий, насыщенный, глубокий и пустой цвет. В нем была моя вселенная. Раздавленный бонг был для меня знаком. Я ушла. Рюкзак с купальником и двумя платьями, Чак Паланик и Пелевин, пакетик травки и восемь маленьких шоколадных кексов, бутылка воды и крестик с богом, которому молилась моя мать. Когда я уходила, дружок был в душе. Он пел какую-то дурацкую песню, и даже не помышлял, что когда он выйдет из ванной, меня не будет. В его жизни уже никогда. Я пошла в сторону моста. Там можно было перейти на другой остров и улететь в штаты. Как вовремя подоспела виза, которой я добивалась больше девяти месяцев. Мне не хотелось идти на другой остров, но там были вертолеты, которые доставят меня в аэропорт, чтоб свалить от сюда. И там он точно не станет меня искать. Да он вообще не станет меня искать. Он позвонит маме и пожалуется. 30-летний мужик позвонит маме и скажет, что подружка кинула его и ушла в неизвестном направлении. По дороге я никого не встретила или я просто никого не замечала. Лишь присутствие какой-то тяжёлой тьмы, будто ползущей за мной. Иногда я представляла эту тьму своей прабабушкой ведьмой. А иногда мне казалось, что это демоны, которые заставляли меня делать ужасные вещи. Вещи, о которых я никак не могла вспомнить, но бежала от них, чувствуя, что могу быть поймана возмездием. Все пространство было пусто. Я не видела никого и ничего. Я шла в чёрный космос, который делился на клеточки и был на ощупь расплавленной смолой. Ноги утопали в ней, и было невыносимо жарко как в аду. Но кто может быть уверен, что в аду жарко. Может быть, там жуткий мороз, от которого все замерзают заживо и, оттаяв, снова замерзают. И так бесконечно. Спросить было не у кого.

Я не высыпалась уже давно. Каждую ночь мне снилось прошлое, которое я не хотела отпускать, смакуя каждое воспоминание как сочную ягоду. От бессонницы моя реальность стала сном наяву. Не чувствуя ног, которые меня притащили в отель, я рухнула на кровать и уснула. Я очнулась поздно ночью от криков в соседнем номере. Какой-то идиот кричал на свою подругу, а она выла как маленький щенок, потерявший мать. Мне захотелось курить. Я достала пакетик. Вдали слышалась музыка, и я скучала по синему бонгу, потроша табак из сигареты. Мысли путались, крики из соседнего номера перемешивались с музыкой вдалеке, и где-то будто бы за дверью я услышала какой-то шёпот. Я разделась догола и легла на кровать, закуривая своё кривое творение. Постель пахла дешевым порошком. Я вышла на балкон. У бассейна сидел мужчина в синих шортах, и чей-то шёпот летал вокруг меня и вдали. Снова рядом и снова далеко. Это было похоже на слуховые галлюцинации, но я ничего не принимала, чтоб их слышать. Травка не могла так меня вынести из реальности. Что-то происходило с моим телом. Оно будто растворялось в воздухе и, вздрогнув, опять собиралось в форму того, кем я была. Я стояла на балконе совершенно голая, и мир казался мне таким маленьким и тесным, что я просто зарыдала в голос как напуганный ребёнок.

– Are you okey? – послышалось из бассейна.

Я подумала, что бассейн разговаривает со мной. Я совсем забыла о мужчине в синих шортах.

– Хоккей, – вырвалось из меня.

– Смешно, – сказал он.

Я обернулась полотенцем и спустилась к нему. Слышать русскую речь было привычно в этих краях. Гораздо непривычнее было ее не слышать. Я подошла к нему очень близко, посмотрела в глаза. Я смотрела туда, интересуясь его душой. Я лишь хотела увидеть цвет его глаз. От него пахло орехами. Или мне просто хотелось, чтоб от него так пахло. Он улыбался, обнимая меня поверх полотенца. Я гладила его лицо и целовала его губы. Крепкие руки сжимали меня в объятиях. И вот они уже пробирались под полотенце и все сжалось внутри меня.

– Смешно, – доносилось издалека. Туман моего воображения рассеялся.

– Доброй ночи! – крикнула я с балкона и зашла в номер.

В своём воображении я спала с каждым мужчиной, который заговаривал со мной, но в реальности я не могла даже допустить, чтобы кто-то притронулся ко мне. От каждого прикосновения я дергалась как ошпаренная. Конечно, я могла кем-то увлечься, но как только дело доходило до моего тела, мне становилось мерзко. И вся моя долгая охота на мужика рушилась в миг, расстраивая и меня и мою «добычу». Вначале мне казалось, что я берегу себя. Но со временем, я поняла, что это страх. Страх снова почувствовать себя уязвленной и беззащитной девочкой. Один мой старый друг, с которым я однажды напилась в хлам, утверждал, что у нас был секс. Поверить в это было сложно. Я ничего не помнила. И скорее всего ничего не было. А если и было, то видимо у парня проблемы.

Я не могла уснуть. Натянула одно из платьев. Оно было нежно-розовым и очень мне шло. В нем я была на свадьбе у друзей. На той же свадьбе был мой бывший парень со своей страшненькой девушкой. Уже год почти прошёл. Интересно, она до сих пор не подозревает, что он встречался с нами обеими. До тех пор пока я не увидела их в кино. Я вспомнила, как начиналась наша любовь. Я заплатила сполна за то, что связалась с женатым парнем. И если я однажды совершу ещё раз такую глупость, то так мне и надо! Дура! Почему-то все парни доводили меня до полного презрениям к ним. Хотя можно было бы просто поговорить и мирно разойтись, улыбаясь друг другу при встрече. Ах, эти уроки жизни! Как на повторе одна и та же комедия у всех подряд.

Светало. Я курила сигарету. Шепот в моей голове становился громкой песней, и я увидела ее. Она была почти голая, ее грудь и бедра были обмотаны коричневыми кожаными кусками. Я не могла вспомнить название такой одежды. Кажется, она была похожа на амазонку, на индейскую женщину, на любую дикую женщину. Ее кожа была почти красной, глаза черными, плечи были широкими и ноги такими крепкими, что казалось, будто она сейчас продавит ими землю. Она тяжело дышала и что-то шептала себе под нос. Это что-то прилетало в мою голову, затуманивая сознание как дым. Ее черты и силуэт казались мне знакомыми и родными. Но я никак не могла вспомнить ее. Догоревшая сигарета припалила мне палец, и я вздрогнула, выпустив ее из рук. Женщина исчезла. Я могла бы списать это видение на бессонницу и баловство легкими наркотиками. Но я видела ее так же явно, как и ночного незнакомца, который теперь вел за руку своего отпрыска. За ним волочилась тучная девушка. Она была похожа на пончик. Идеальная семья. Я улыбнулась. Сегодня ночью я мысленно занимались сексом с ее мужем. И она об этом не узнает никогда. Как и десятки других женщин, с мужьями которых я представляла себя.

Я позвонила сестре. Она купила мне билет в штаты. Вылет ночью.

Хотелось что-нибудь съесть, но все, о чем я могла подумать, вызывало тошноту. Нужно было поспать.

Я пыталась уснуть, читая лживые и глупые сообщения лысого друга, который позвонил не только своей маме, но и моему отцу. Ниже падать ему было некуда в моих глазах, и я заблокировала его номер.

Наступил вечер. Я съела все кексы, выкурила всю траву и выпила всю воду. Рюкзак был почти пуст. Как и моя душа.

В такси стоял запах пота, играла грустная песня, и трясло как в кузове грузовика.

Я представляла, как гуляю по Нью-Йорку, выбирая подарки на рождество своим новым друзьям. Предвкушение того, что вот-вот сбудется одно из моих заветных желаний, грело мое знобящее от усталости тело. Телефон истерично вибрировал. Но я смотрела вдаль и думала о рождестве. Мне не хотелось прерывать этот приятный момент. Но телефон продолжал вибрировать, оповещая о сообщениях. Когда я прочла то, что написала мне сестра, мне стало как-то грустно. Меня будто закрыли в комнате на ключ, от куда я никак не могла выбраться. Но в этой комнате были все мои самые любимые игрушки.

– Он в больнице. Менять тебе билет? – писала сестра.

– Конечно! – ответила я.

– Тогда пока летишь до Сеула! – тут же ответила сестра.

Я подумала о том, что весь год меня мотает по свету, лишь потому, что я влюбилась в какого-то мудака.

Я замолчала. Док смотрел в окно.

– Как насчет завтрака, док?

– Не откажусь. Это вся история?

– Почти. Я навестила его в больнице лишь раз. И то только потому, что он сам написал мне. А потом он сбежал, покрылся, исчез. Я уехала с сестрой в Москву, поменяла номер телефона, в соцсетях меня нет, не общаюсь ни с кем из тех, кто был мне знаком в том городе. Вот так!

Я встала, чтобы взять колокольчик с комода. Мне нравились эти буржуйские приколы: домработница, колокольчик, оранжерея с цветами, нарочно состаренная мебель.

Домработница пригласила нас в столовую, в которой стол и стулья ещё были наполовину в целлофане. Сестра не особо торопилась обжить свое новое жилище. На столе остывала каша, яичница, гренки и кофе. Повидло и сливки стояли немного в стороне, и меня всегда бесило, что нужно тянуться за ними. Доктор начал рассуждать о том, что мои истории являются для меня самотерапией. Когда он говорил это, подбирая умные слова, он казался мне каким-то старым. Мне хотелось ударить его, дать ему подзатыльника, чтобы каша осталась на его лице. Я отвернулась. Мне нужно было совладать с приступом ненависти к этому идиоту. Со мной порой бывало такое. Эти приступы уже не пугали меня и не внушали чувства вины как в детстве. Теперь мне нравилось это.

– Док, то что ты говоришь, не ново, – я хлебнула кофе и закурила.

– А женщина с красной кожей? Она в каждой вашей истории. Вы отождествляете её с собой?

– Какая женщина, док?

– Вы всегда так говорите, – доктор улыбнулся и приступил к яичнице.

Я нарочно игнорировала его замечания и вопросы о моих историях.

– Мне приснился сон. Странный сон.

– Ваши истории такие же странные и интересные, как и сны, так что вы меня уже ничем не удивите. Это ваш дар и подсознание с вами общается напрямую, – доктор говорил с набитым ртом, и я ненавидела его за это. Когда он хмурил лоб, на нем появлялась морщина в форме буквы «т». Из-за этого, наедине с собой, я называла его тупым гномом. Конечно, я верила в то, что доктор хороший и добрый человек. Но я ненавидела его за то, что он единственный мой слушатель и зритель, которому еще и деньги за это платили. Вообще все мои эмоции к людям всегда были крайностями. И с доктором было то же самое. Иногда я начинала представлять, как мы занимаемся с ним сексом. Но только он хмурил свой лоб в моей фантазии, я вспоминала, что я не белоснежна из порно и становилось дико смешно. И сейчас за завтраком я вспомнила эту мерзкую фантазию и засмеялась. Доктор привык к моему беспричинному смеху. Он вежливо продолжал наш разговор.