Алексей засек парочку, когда вошел в вагон. Два коротко стриженых качка с золотыми цепками на толстых шеях пристроились по соседству. Они отличались лишь носами. У одного – нос свернут набок, у другого – приплюснутый, с ноздрями наружу. «Пускай пасут!» – внутренне усмехнулся Алексей.
Чтобы подразнить их, достал купленный мобильник и набрал свой домашний номер. К его удивлению, жена оказалась дома. Не ответив на ее «Алё-о!», отключился. И ехал до «Авиамоторной», не обращая на качков внимания.
На выходе они затерялись в толпе, но Алексей был уверен, что они никуда не делись. Решил помочь им. Свернул в скверик, тянувшийся вдоль железной дороги. И тут же обнаружил преследователей. Они остановились на ступенях, ведущих с тротуара в сквер. Пинали осыпавшиеся кленовые листья и наблюдали за ним. Он направился в самый глухой уголок сквера, вроде бы приспичило отлить. Заметил, как разноносые качки скользнули следом. Он не обеспокоился. Почему-то был уверен, что легко справится с обоими, хотя драчливостью не отличался, и боксом занимался лишь в далекой юности.
Они настигли его, когда он остановился возле толстого свежего пня. Ноздрястый достал нож, выщелкнул лезвие. Скомандовал неожиданным фальцетом:
– Мобилу и бабки!
– Может, и ключ от квартиры, где деньги лежат? – спокойно спросил Алексей.
У фальцетового качка слегка отвисла челюсть, и на лбу нарисовались морщины.
– Сколь денег? – наконец, вытолкнул он.
– Понтует козел! – вмешался кривоносый. – Выворачивай карманы и канай по холодку! Не то…
Подстегнутый напарником, Ноздрястый сделал шаг и оказался всего в полутора метрах.
Все произошло, ровно бы кто Алексея запрограммировал. В прыжке он выбил ногой нож и, приземляясь, обрушил ребро ладони на загривок качку. Тот рухнул, не успев застонать. Второй, уже бросившийся с кастетом на подмогу, будто наткнулся на препятствие. Стал пятиться и вдруг скакнул в сторону. Но Алексей настиг его, ухватил за ворот кожанки.
– Брось кастет!
Кривоносый послушно выполнил команду, а мысли его скользнули к внутреннему карману, где был припрятан скальпель.
– Достань скальпель! – велел Алексей.
Тот с испугом мазанул его взглядом. Торопливо зашарил в кармане и швырнул наземь хирургическое лезвие.
– Подними!.. Подойди к приятелю, срежь пуговицы с брюк и выдерни ремень.
– З-зачем?
– Хочешь, чтобы я тебе ноги выдернул?
Тот не хотел. Подсеменил к Ноздрястому и шустро стал обрезать пуговицы. Затем вытянул из джинсов ремень, уставился вопросительно на Алексея.
– Теперь у себя срежь!
Кривоносый тоскливо подчинился. Алексей подобрал нож и кастет. Ждал конца портняжной экзекуции. Ноздрястый с трудом принял сидячее положение. Тупо глядел на подельника, явно не соображая, что тот вытворяет.
– Ремни и скальпель кинь сюда! – скомандовал Алексей, когда штаны сползли с Кривоносого…
На выходе из сквера он бросил в урну кастет, скальпель и ремни. Нож оставил себе на память. Оглянулся. Оба незадачливых грабителя еще стояли у пня, поддерживая штаны обеими руками. Алексея они больше не интересовали.
Он, не торопясь, двинулся мимо Лефортовского рынка в сторону дома. С востока на небо наползала хмурь, предвестница скорого дождя. Ветер раздевал деревья, гонял по тротуару листву и хоронил ее в укромных уголках. В таком уголке Алексей и заметил чистенькую пожилую тетку, торговавшую ранетками. С рынка ее, похоже, турнули азербайджанцы, распоряжавшиеся на нем, как в своей вотчине. На отшибе, где она пристроилась, покупателей кот наплакал.
Алексей сбавил ход, даже приостановился, улавливая ее думы. Они были обыденными и убогими, как вся жизнь вокруг. Ранеточница надеялась расторговаться и купить девочкам творогу и двести граммов колбасы. Мелькнули в ее думах непутевый сын, залетевший в места отдаленные, и сгинувшая невесть куда гулена-сноха. Мелькнули и исчезли, опять уступив место внучкам-погодкам.
Неведомые внучки-погодки вызвали у Алексея мучительное желание что-то вспомнить. Память заметалась в поисках нужной клавиши. Вот-вот, казалось, возникнет чей-то забытый образ или проплывет важный кусок жизни. Но вместо этого в голову буйным потоком хлынуло лето.
Маленькая женщина с зеленоватыми распущенными локонами гладила его виски. Рта она не раскрывала, но он слышал ее речь.
– Вы утратили и продолжаете бездумно тратить дарованное. Поселенцы сами убивают мироздание.
– Что значит убивают?
– Все, что нас окружает, – живой организм. Ему больно от бесконечных ран. Он долго терпел и теперь начинает мстить.
Женщина взяла его руку в свою, стала рассматривать ладонь, пальцы. Опечаленно вздохнула:
– Твой безымянный палец много длиннее указательного.
– И что из того?
– Поймешь, когда твоя память заполнит пустующие клетки…
Опекунша девочек-погодков отставила свои ведра с ранетками. Подошла к нему, потеребила за рукав.
– Вам плохо?
– Нет, нет, – очнулся Алексей, – извините!
Торопливо достал из кармана многострадальные пятисотки, вложил их ей в руку.
– Для внучек, – и, не желая слышать слов благодарности, стал переходить улицу. Вслед ему донеслось:
– Кто вы?..
Жена была дома. Спросила, не глядя в глаза:
– Есть будешь?
– Буду, – буркнул Алексей
Она поставила на стол тарелку с борщом, хлебницу и собралась исчезнуть с его глаз.
– Погоди! – остановил он ее.
Она будто споткнулась. Повернулась к нему, пересиливая себя и не поднимая глаз. Он услышал: «Если скажет про развод, упаду на колени, попрошу прощения. Геныч все равно свою не бросит…».
– К Геннадию больше не ходи! – жестко сказал он. – Будем считать, что ничего не было… Где Олег?
– Он у девушки сегодня ночует.
– Ночует, и она все еще девушка?
– Не знаю.
