От войны до войны

Короткий, заблудившийся между осенью и зимой день кончался, солнце клонилось к западу, окрашивая легкие облака нежно-розовым и сиреневым. Скоро на перекрестках зажгут костры, веселые и благодушные по случаю праздника стражники выкатят жителям славного города Олларии бочки с вином, и начнутся недельные празднества.

Кавалькада миновала город Франциска, затем Новый город, переставший быть таковым четыреста лет назад, но сохранивший название, и, наконец, Старый. Расцвеченный флагами и венками из белых и пунцовых королевских гвоздик Ружский дворец остался слева, впереди замаячила Фабианова колонна. Во времена Раканов ров, в который поступала вода из Данара, отделял обиталище талигойских королей от города, где жили простые смертные, но Франциск Оллар решил, что это неправильно.

Узурпатор велел снести часть укреплений и засы́пать ров; на месте занимавшего северную часть Цитадели аббатства вырос Новый дворец, а старый, кроме приречного крыла, вписанного гайифскими зодчими в новую постройку, снесли. Спустя еще двести лет разобрали обветшавшие резиденции глав Великих Домов и перестроили королевский храм, а место толстых каменных стен заняли изящные кованые решетки. От цитадели Раканов осталось лишь несколько зданий, но всякий раз, когда Сона ступала на древние четырехугольные плиты, сердце Дика начинало биться сильнее. Сколько крови и слез, побед и поражений, подвигов и предательств помнили эти камни!

Ричард Окделл еще выше поднял врученный ему по приказу генерала-церемониймейстера штандарт Проэмперадора. Сын Эгмонта Окделла отнюдь не чувствовал себя униженным – наоборот! Они выиграли войну, сражаясь под этим знаменем, а человек, которому оно принадлежало, был лучшим полководцем Талига и всех Золотых Земель.

Звонкий голос труб, гром пушек, стройные ряды гвардейцев, черно-белые ковры, устилающие пологую лестницу, двери Нового дворца, распахнувшиеся в тот момент, когда победитель миновал внутренние ворота и осадил коня. Почести пьянили не хуже старого кэналлийского. Дик спрыгнул с Соны, даже не взглянув, что сталось с его любимицей, и передал знамя подбежавшему гвардейскому офицеру. Рокэ ничего не сказал оруженосцу насчет церемонии, но Окделл решил не отставать от эра. Может, он и погрешит против этикета, зато увидит свою королеву.

Юноша думал, что они повторят путь, которым шли в день рождения ее величества, но на этот раз все было иначе. Вдоль застланной белыми коврами парадной лестницы застыли гвардейцы. Придворные не толкались на пути, а чинно стояли вдоль стен, никому и в голову не пришло заговорить с идущими. Алва и его офицеры проходили зал за залом, перед ними, словно по мановению волшебного жезла, распахивались массивные двери, а впереди сиял огнем тысяч свечей Большой Тронный. Его Дикон еще не видел – там вообще редко кто бывал.

Обычно огромное помещение стояло запертым, а все церемонии проводились в Малом и Среднем Тронных залах, но победу в Варасте сочли достойной Большого. Ричард издали заметил возвышение, где на двойном троне восседали мужчина и женщина. Король и королева! Чуть сбоку от их величеств стояло кресло кардинала, а за троном замерли капитан личной королевской охраны и комендант Олларии в парадных мундирах, но юноша видел только Катарину.

Королева была в черной, отороченной горностаевым мехом мантии и белоснежном платье, а на шее у нее горела тревожная алая звезда. Ричард сразу же узнал подарок Рокэ. Катари надела легендарную ройю не из тщеславия – это был знак признательности победителю, признательности и… Сердце юноши сжалось, но не от ревности, а от грусти: любовь Прекрасной Дамы принадлежит Непобедимому Воину. Это закон, и это справедливо.

Все замерло. Торжественную тишину нарушало лишь потрескивание свечей и, так, по крайней мере, казалось Ричарду, стук его собственного сердца. Дик видел, как дрогнули ресницы Катарины Ариго; в своих тяжелых одеяниях она выглядела особенно хрупкой и нежной. Такой же, как святая Октавия… Трактирный художник сумел поймать это неуловимое обреченное очарование, а придворные живописцы старательно изображают парчу и жемчуга, но не задумываются о душах тех, кого рисуют.

Находящиеся на верхней галерее музыканты грянули «Создатель, храни Олларов». Фердинанд вздернул голову – этот король любил царствовать, хотя и не пытался править.

– Рокэ, герцог Алва, Проэмперадор Варасты, Первый маршал Талига, подойдите к нам.

Ворон красивым упругим шагом подошел к трону и изящно преклонил колено, глядя на сюзерена снизу вверх.

– Мы, Фердинанд Второй, – Леворукий ведает, что чувствует победитель, но Фердинанд гордостью прямо-таки лучится, – награждаем Рокэ, герцога Кэналлийского и Марикьярского, орденом Святой Октавии.

Катарина Ариго вскочила, на мгновение застыла на краю возвышения, затем робко, словно опасаясь упасть, спустилась по восьми пологим ступеням, взяла с алой бархатной подушки, которую держали две юные девы, бриллиантовую звезду на синей ленте, торопливо надела на шею своему любовнику и поцеловала его в лоб.

Лицо королевы стало пунцовым, словно гвоздика. Алва поднес к губам край платья ее величества, а затем поцеловал хрупкие пальчики, сохранив полное спокойствие. Сильвестр не понял, маршал ли задержал руку Катарины во время поцелуя или же королева помедлила, отнимая ее. Зато потом страдалица за отечество не мешкала, грациозно бросившись к блаженно улыбающемуся супругу.

Музыканты сыграли «Талигойскую звезду», во дворе выстрелили из пушек. Орден Святой Октавии – последний из пяти высших талигойских орденов, которого еще не было у Ворона. Награда королев и память о королеве, чья кровь течет как в жилах Олларов, так и в жилах Алва. Потомки одной и той же женщины, как же они не похожи! Фердинанд хотел учредить новый орден, достойный подвигов Первого маршала, но его высокопреосвященство счел, что лучше повременить – Кагета еще не Гайифа и не Дриксен, тем более что Алву ждет еще одна награда.

Вновь поднявшийся Фердинанд провозгласил, что Проэмперадор Варасты становится герцогом Варастийским и Саграннским. Титул ничего не менял, Рокэ Алва и без него – единственный человек в Талиге, которого варастийцы и новоявленные горные союзники не посмеют ослушаться. Мало того, кэналлиец был полноправным хозяином спасенной им провинции не только по праву меча, но и по праву крови. Сейчас мало кто помнит, что до принятия эсператизма Вараста принадлежала Борраскам, затем давшие провинции свое имя герцоги вымерли от морового поветрия, а их земли были заброшены и прокляты.

Тогдашний Эсперадор рассудил правильно – зараза может ждать своего часа веками, а что лучше сдержит верующих, чем страх перед вечным проклятьем? Причина давно забыта, но старый запрет живет, становясь чем-то бóльшим, чем любой закон, подписанный любым властителем. Вернул опустевшие земли к жизни Франциск. Срывая древние печати, бастард всерьез рисковал – пронесло, зараза не проснулась…

Музыканты сыграли новый марш, под названием «Триумф Рокэ Алвы». Маэстро Алессандри по праву слыл отменным музыкантом, а в его бюро всегда лежало несколько гимнов, реквиемов и каприччо, которым не хватало лишь названий. Когда было нужно, Алессандри пускал запасы в ход, клянясь, что создал их в одну ночь под воздействием потери, победы или очарования какой-нибудь красавицы. Это было удобно – понятливые музыканты укрепляют трон. Так же как художники, драматурги, поэты…

Кардинал начал осторожно разминать затекшие суставы, чтобы, поднимаясь, не произвести впечатления старой развалины. Сейчас Алва произнесет несколько предписанных церемониалом фраз и попросит награды для своих сподвижников, а его величество пообещает не забыть никого и ничего. И не забудет – указы готовы. Остается их подписать, что и будет проделано утром в присутствии иноземных послов. Герои Варасты станут героями завтрашнего дня, потом придется встречать бакрийское и кагетское посольства, но на сегодня, хвала Леворукому, всё! Конечно, не помешало бы обсудить с Рокэ подробности его похождений, но это ждет.

Кардинал почувствовал, что смертельно устал, а ведь он не трясся полдня в седле, как Алва и Савиньяк. Рокэ – железный, но, надо полагать, даже он вряд ли этой ночью порадует королеву. А это еще что такое?! Фердинанд, вместо того чтобы величавым жестом отпустить присутствующих, встал сам. Король явно что-то придумал, чем и гордился. В последнее время он слишком часто что-то придумывает!

– Рокэ из Кэналлоа, – Фердинанд отчего-то пошел не вперед, а назад и втиснулся между собственным троном и стеной, – мы наградили тебя как услужившего нам талигойца. Мы наградили тебя как Проэмперадора Варасты, но Первый маршал Талига еще не получил свою награду.

Наш великий предок Франциск в память о крови, пролитой за него Первым маршалом Талига Рамиро Алва, учредил ритуал вступления преемников Рамиро в должность. Пять лет назад ты перед лицом Создателя кровью поклялся быть щитом Талига и отдать жизнь за жизнь своего короля. Ты верен клятве, как были верны ей твои великие предки. Увы, в Талиге нет воинского ордена, достойного твоей доблести и твоей верности, но мы, Фердинанд Второй Оллар, даруем тебе и в твоем лице всему роду Алва право носить меч талигойских королей и назначаем тебя его пожизненным хранителем!

Фердинанд, привстав на цыпочки, потянул из ножен висевший за троном меч Раканов. К счастью, дворцовые слуги свое дело знали, так что обошлось без паутины. Зачем привыкшему к шпаге Ворону гальтарская рухлядь, Фердинанд, разумеется, не подумал.

Тяжело ступая, король потащил реликвию вниз, к коленопреклоненному маршалу. Тот, надо отдать ему справедливость, принял древнее оружие из монарших рук со всей возможной почтительностью.

– Государь, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигу и его королю.

Довольный Фердинанд поднял голову, готовясь к новой торжественной речи, но его прервал раздавшийся с улицы многоголосый вопль, никоим образом не похожий на здравицу в честь победителей. Слова замерли на королевских губах, Оллар растерянно повернулся к доходившим до пола окнам, занавешенным белым, схваченным алыми лентами, атласом.

Крик не смолкал, потом громко ударил набатный колокол. Катарина схватилась за цепочку на шее, словно та ее душила, сзади взвизгнула какая-то придворная дама, а Рокэ, отпихнув разряженного в желтое Карлиона, рывком распахнул балконную дверь и вышел в орущую неизвестность.

В тронный зал ворвался ледяной осенний ветер, занавеси вздулись, словно паруса безумного линеала, вновь кто-то истерично вскрикнул, всколыхнулось и заметалось пламя свечей. Молодой Окделл, расталкивая ошалевших придворных, бросился за своим господином, на ходу вытаскивая шпагу. Бедный Штанцлер, бедная Мирабелла, все их поучения не устояли пред воинской славой! Волчонок жмется к ногам Рокэ, если так пойдет и дальше, Люди Чести останутся без Окделлов, но что все-таки случилось? С кардинальского места можно было разглядеть лишь колеблемые ветром занавеси и несколько искаженных ужасом лиц. Некоторые вещи нужно видеть самому.

Его высокопреосвященство, сохраняя достоинство, не медленно, но и не быстро проследовал к распахнутым дверям и вышел на балкон, где уже топтались десятка полтора человек. С ними все было в порядке, ничего страшного не происходило и на земле, а вот небо, вернее, солнце сошло с ума. Низкое, предзакатное, оно оказалось внутри двух радужных кругов, сверху и снизу к которым примыкали блестящие полукружия. Ровно посредине солнечный диск прорезала странная белая полоса. Там, где она пересекала круги, сияли еще четыре солнца, их бока, обращенные к главному светилу, были красны, как раскаленное железо, причем над бо́льшим кругом виднелись туманные очертания короны, а внизу проступало что-то напоминавшее сверкающий щит.

Солнце медленно склонялось к горизонту, становясь по-вечернему алым. Из-за ложных солнц протянулись длинные и узкие световые столбы с поперечными перекладинами, напоминающие гигантские рыцарские мечи. Их лезвия наливались кровью, постепенно разворачиваясь кверху, а само небо делалось льдисто-зеленым, радуги выцветали, превращаясь в слепящие снежные кольца.

Сотни людей зачарованно смотрели на чудовищный закат. Первым за горизонт ушел щит, затем наступил черед ложных солнц, украшавших рукояти закатных мечей. Остались лишь клинки, неудержимо стремившиеся друг к другу. Когда настоящее светило погасло, мечи столкнулись, разрубив украшенное короной слепящее полукружие. На мгновение над темнеющими далями вспыхнуло истекающее кровью сердце. Вспыхнуло и исчезло, осталась лишь багровая пламенная стена, и почти сразу же на башне Франциска отзвонили пять раз. Феерия продолжалась менее получаса…

Закат Дика не испугал. Господин Шабли рассказывал унарам о различных небесных явлениях, в том числе о радугах, световых столбах и ложных солнцах, описанных высокоученым Ливерусом Флавионом. Сьентифик объяснял их возникновение тем, что в воздухе в зависимости от времени года плавает множество водяных капель или маленьких льдинок, отражающих и преломляющих солнечные и лунные лучи.

Истекающие кровью сердца и огненные мечи Ричарда не взволновали еще и потому, что мысли юноши занимал иной меч. Клинок Раканов! Символ славы и величия древней Талигойи, доставшийся узурпаторам.

Больше всего на свете герцогу Окделлу хотелось подержать легендарное оружие в руках. Подумать только, меч был откован в древней Гальтаре и принадлежал самому Эридани Самопожертвователю! Затем Эрнани Святой увез императорские регалии в новую столицу, жезл он передал Эсперадору, но меч и корона остались в Кабитэле и в конце концов попали к Олларам. Последние двести лет меч Раканов провисел на стене Большого Тронного зала, и вот сегодня Фердинанд вручил его Первому маршалу Талига.

А Катари… Катари поцеловала Рокэ, что-то очень тихо сказала и задержала свою руку в его. Другие это вряд ли заметили, но Дик видел, хотя понял правду раньше, увидев на шее королевы алую ройю. Юноше стало больно, но он не осуждал ни королеву, ни маршала. Это было справедливо, и вдвойне справедливо, что на трон взойдет сын Катари Ариго от Повелителя Ветров. В молодом короле не будет низкой крови, а значит, реставрация Раканов не так уж и нужна.

Дикон знал, что никогда не женится, – или нет, женится, но лишь для того, чтобы исполнить свой долг перед Домом Скал. Род Алана не должен пресечься, но герцог Окделл посвятит себя служению своей королеве и молодому королю. Он старше наследника на четырнадцать лет, и ему посчастливилось воевать под началом Рокэ Алвы. Оскар утверждал, что Рокэ идет вниз, его вершины позади, и как же он ошибался! Беднягу ослепили зависть и ревность, но Окделлы выше подобных чувств. Когда Алва уйдет на покой, Первым маршалом Талига станет Повелитель Скал, и…

От будущих войн юношу отвлек сухой короткий треск. Шедший рядом с Соной Моро прянул назад, взлетел на дыбы и как подкошенный рухнул на мостовую. Дикон лихорадочно завертел головой – он ничего не понимал, а вокруг нарастали шум и суета. Отчаянно кричал поздний прохожий, метался свет факелов, храпели лошади, кто-то громко выругался по-кэналлийски, что-то зазвенело. Моро упал… Моро?! Этого не могло быть… Эр Рокэ!!!

Рокэ стоял на коленях, поддерживая голову мориска. Кажется, сам герцог был цел. Ричард, все еще не соображая, что происходит, спешился. Сона сунулась вперед, Дик ее оттолкнул. Слава Создателю, все произошло возле самого дома! Откуда-то выскочил Хуан, примчались другие слуги. Старший конюх бухнулся рядом с маршалом, они быстро заговорили по-кэналлийски, потом Ворон поднялся и огляделся, кого-то или что-то выискивая. Юноша не сразу понял, что эр ищет его. Кто-то тронул Ричарда за плечо – Пако!

Юноша молча сунул повод кэналлийцу и протиснулся к Рокэ.

– Не заметил, откуда стреляли?

Стреляли?! А он даже не понял, решил, что смерть осталась в Варасте, хотя в Варасте они б не попались – там был Лово и адуаны.

– По-моему, стрелок был один и прятался вот в той нише. Всегда ее не терпел.

Алва взял из чьих-то рук фонарь и прошел к высокой стене, за которой виднелся темный – ни единого огня – дом. Ричард знал, что особняк принадлежит вдовствующей маркизе Фукиано. Старая ведьма предпочитала торчать в своих загородных резиденциях, где коротала дни в обществе многочисленных левреток и дожидающихся ее кончины родичей.

– Да. – Маршал оттолкнул ногой брошенный мушкет и присел на корточки, разглядывая землю. – Тут он и ждал…

Он что-то поднял, поднес к свету и бросил. Роскошный мундир пропитался кровью, кровью были вымазаны руки и щека. Ворон перехватил взгляд Дика:

– Идите в дом, юноша. Наш убийца, кто бы он ни был, удрал.

Ричард промолчал. Радость улетучилась, остались усталость и недоумение. Стрелять в спину? Как же так!..

– Это… это, наверное, кагет.

– Вам бы так этого хотелось.

Рокэ негромко засмеялся, но Дику смешно не было. Он и впрямь хотел, чтобы убийцей оказался кагет, а еще лучше – бириссец. Кто угодно, только не Человек Чести!

– Спокойно, – Ворон тряханул оруженосца за плечи. – Я пойду к Моро, а вы приведите себя в порядок. Память о дорогах и дворцах лучше смывать сразу. Если не уснете, заходите – выпьем по бокалу… За счастливое возвращение.

Ричард просидел на лестнице часа три, успев во всех подробностях представить, как загораживает собой эра, получает смертельную рану и прощается с задыхающейся от слез Катари. Фантазиям мешали мысли о Моро, мертвом или умирающем, и о Рокэ, стоящем на коленях над упавшей лошадью.

На войне было легче – тогда они ждали удара. Конечно, Алва бывал жесток, очень жесток, но он все делал правильно – это признали даже эр Август и Катари, а теперь кто-то решил убить маршала, а попал в Моро.

– Не спите?

Ричард вздрогнул. Алва опять подкрался, как кошка. Герцог успел смыть кровь и переодеться, черные волосы блестели от воды, обведенные серыми кругами глаза были пугающе огромными. Дик хотел спросить, что с мориском, и боялся.

– Моро повезло, – очень спокойно сказал Рокэ. – Через неделю будет бегать. Раз уж вы меня дождались, пойдемте.

С весны в кабинете не изменилось ничего – кабаньи головы и оружие на стенах, кубки и бокалы резного хрусталя, стопки книг. В Надоре в отцовских комнатах висели изображения деда, матушки, сестер отца. В доме Ворона не было ни единого портрета – почему?

Герцог достал два высоких бокала и разлил вино. Вообще-то это полагалось сделать оруженосцу, но Дикон сперва задумался, а потом стало поздно.

– В первый раз я увидел Моро случайно. – Алва протянул юноше бокал. – Ему было семь месяцев. Малыша собирались убить, чтобы он со временем не стал убийцей. Так, на всякий случай… Я его взял, хотя меня усиленно отговаривали. Мы вместе восьмой год, и пока оба живы.

Дик слышал, что опасных жеребят выбраковывают, но никогда над этим не задумывался. Рокэ подошел к камину и пошевелил угли. На кресле что-то блеснуло… Святой Алан, меч!

– Если хочешь, можешь посмотреть, – Алва вновь держал в руке бокал, – но лично я не советую.

– Почему?

Дик замер на полпути к окну.

– Потому что меч Раканов не более чем дурно сбалансированная старая железяка, – пожал плечами Первый маршал Талига. – Даже странно… Когда я смотрел на Кольца Гальтары, мне казалось, что возведшие их создавали лишь совершенные вещи. Ничего подобного.

– Эр, я посмотрю…

– Смотри, кто тебе не дает.

Увы, Рокэ не преувеличивал – старый меч был даже хуже тех, что хранились в надорской оружейной. Короткий, едва ли длиннее медвежьего кинжала, но широкий, тяжелый и неудобный. Разве что сталь… Юноша невольно залюбовался едва заметным узором из сплетенных роз, но этим достоинства и исчерпывались.

Сам клинок был совсем простым, но рукоять украшал довольно грубый узор из странного вида завитков; в центре каждого красовался отшлифованный самоцвет, а навершие венчал тусклый лиловатый кристалл, похожий на покрытый бельмом глаз какого-то животного. Маленьких камней изначально было двадцать – четыре побольше и шестнадцать размером с горошину, осталось двенадцать. Семь, судя по тому, как потемнели опустевшие лунки, исчезли в незапамятные времена, а один выпал совсем недавно.

– Эр Рокэ…

– Да? – герцог оторвал взгляд от огня.

– Мы потеряли один камень!

– Возможно. Где?

Ричард протянул эру меч рукоятью вперед.

– Вижу. Что ж, раз меч Раканов носить мне, придется привести его в порядок. Здесь должен быть карас. У моего ювелира, помнится, были подходящие…

– Карас?

– А разве ты не видишь? Это символы Четырех Великих Домов, вернее Великих Стихий, как они изображались в доэсператистские времена. Каждому знаку полагается свой камень…

– А почему они разные?

– Леворукий и все его кошки! Это я нанялся блюсти древние обычаи – или Люди Чести? Вспомни, у каждой Стихии было четыре ипостаси: Рассветная, Полуденная, Закатная и Полуночная, или, если так тебе больше нравится, Весенняя, Летняя, Осенняя и Зимняя. Потому у нас и месяцев шестнадцать, по четыре на каждую стихию, а значит, на каждый Дом. Ты никогда об этом не задумывался?

– Нет…

– И так во всем. – Рокэ плеснул себе еще вина. – Забыть о сути, не видеть очевидного и считать себя наследниками и преемниками… Правда, Оллар, называя месяцы, тоже напутал с камнями, но он был королем, а не оценщиком. Может, потому его календарь и не прижился.

– Эр Рокэ! Можно, я поищу карас? Он, должно быть, потерялся, когда упал Моро.

– Нет.

– Нет? Почему?

– Потому что ночью на улицах опасно. – Маршал посмотрел вино на свет и поставил бокал на каминную полку. – Убийцы, привидения, бродячие собаки, и можно простудиться.

Рокэ перевернул меч, всматриваясь в нанесенный вдоль клинка узор из продольных и поперечных черточек.

– «Их четверо, но сердце у них одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат». Старый девиз.

– Девиз?!

– А как еще назвать надпись на мече? Это анаксианский алфавит, от него отказались одновременно с принятием эсператизма.

– Но вы его знаете.

– Я много чего знаю, – согласился Ворон, – и половину того, что я знаю, следует забыть. Ладно, юноша, если вам неймется, можете взять Пако и поискать ваш карас. Будет забавно, если вы его отыщете…