Красные камни Белого

– Меньше людей – больше еды.

Ничего более умного за отведенные ему мгновения спорки не придумал.

Несколько секунд девушки оторопело смотрели на Тыкву, после чего Куга скривилась и с чувством произнесла:

– Я знала, что ты жесток и бессердечен.

И отвернулась.

А Привереда, отдышавшись, буркнула:

– Не обязательно.

– В смысле, – поднял брови Тыква.

– Да ни в каком смысле, – махнула рукой девушка, и спорки понял, что она его поблагодарила.

Куга отошла в сторону, уселась на камень и, обхватив руками колени, демонстративно уставилась на далекие цеппели. Налетевший ветерок напомнил, что горное солнце обманчиво, и Привереда застегнула жакет на все пуговицы.

– Зябко.

– Не без этого, – согласился Тыква. Помолчал и, гораздо тише, добавил: – Можешь спросить.

– О чем? – Девушка покосилась на спорки.

– Я тоже немного разбираюсь в людях, – улыбнулся Тыква. – И вижу, что у тебя есть вопрос.

– Есть, – помолчав, призналась Привереда. – Но если не ответишь, не обижусь. Он кажется мне личным.

– Задавай, а я подумаю.

– Хорошо… – Девушка вздохнула, словно в последний раз обдумывая, стоит ли лезть к Тыкве в душу, но все-таки спросила: – Ты что-нибудь помнишь о Знаке?

И сразу услышала ответ:

– Ничего.

Было видно, что спорки готовился. И расстраивался, что никто не спрашивает.

– Совсем-совсем ничего?

– Абсолютно, – подтвердил Тыква. – Я просто спал.

– И следов на тебе не осталось… – протянула Привереда.

– Грозный сказал, что так и должно быть.

– Раньше Знаки ловил?

– Понятия не имею.

– Ах да… – Тыква так и не понял, пыталась девушка его подловить или брякнула вопрос, не подумав.

– Мне просто интересно: действительно ли у тебя был Знак? – продолжила Привереда.

– Не веришь Грозному?

– А ты слышал об Ахадире?

– Нет, – легко ответил спорки. – Или же не помню.

– А почему он вспомнил?

– Грозный, судя по всему, много путешествовал. И знает гораздо больше нас.

– А может, он и вспомнил гораздо больше нас?

– Я бы об этом не задумывался.

– Почему? – удивилась девушка.

– Потому что я понял главное: Грозный – умен, – спокойно ответил Тыква. – Если он захочет нас обмануть, он нас обманет. А если мы начнем интриговать против него, он нас накажет. Сейчас у него сработал адигенский инстинкт: он взял нас под покровительство, подспудно считая своими вассалами. Адигены, как ты помнишь, обязаны заботиться о вассалах, и я готов платить Грозному верностью.

– Тебя это не смущает?

– Я сыт, я спасен от смерти, я иду за человеком, который не опускает руки и целенаправленно ищет выход из нашей дерьмовой ситуации. Нет, Привереда, меня это не смущает.

– Вы закончили шептаться? – Куга поднялась с камня. – Рыжий прыгает и машет руками.

– И что? – не поняла Привереда, все еще погруженная в разговор с Тыквой.

– А то, что надо идти. Нас зовут.

– «Белая стрела»?

– Вам нравится название?

– Романтичное.

– Далекие путешествия предполагают романтическую атмосферу.

– Пожалуй.

– А на этом цеппеле, как я заметил, крайне мало по-настоящему красивых женщин… Вы путешествуете одна?

– Весьма смелый вопрос, синьор, учитывая, что мы не представлены.

– Прошу простить мою бестактность, синьорина. Увидев вас, я был настолько поражен, что совершенно растерялся…

– То есть внутри вы не были? – во второй раз уточнил Тыква.

– Нет, – подтвердил Грозный.

– Однако уверены, что там никого нет?

Грозный поморщился.

– Следы, – напомнил Рыжий прежде, чем лысый выразил неудовольствие вслух.

– Ах, следы. – Тыква задумчиво покачал головой.

– Я согласна с Грозным, – громко произнесла Привереда. – Люди обязательно вышли бы наружу.

– Внутри тепло и безопасно, – бросила Куга.

Синеволосая понимала, что своим замечанием ставит под сомнение выводы Грозного, но не сумела удержаться и не поддеть соперницу.

– Кто-нибудь обязательно вышел бы, – примирительно сказал Рыжий. – На разведку.

– Истоптал бы траву, как стадо стерчей, – подхватила Куга.

– Я предлагаю закончить с болтовней, – грубо оборвала синеволосую Привереда. – Надо пойти и посмотреть. А если внутри кто есть, он давно подал бы знак.

Путники совещались в тридцати шагах от цеппелей, и логичное замечание Привереды поставило в споре точку. Все посмотрели на Грозного.

– Войдем через гондолу «Изабеллы», ее лобовое стекло разбито, и мы без труда попадем внутрь, – негромко произнес он, внимательно оглядывая притихших спутников. – Рыжий пока останется снаружи, приглядит за окрестностями.

– Но…

– Мы будем исследовать цеппели долго, так что успеешь побродить по коридорам, – не допускающим возражений тоном произнес Грозный, отбив у Рыжего всякую охоту спорить.

– Идем? – Пальцы Куги слегка подрагивали, однако девушка старательно демонстрировала оптимизм и готовность отправиться хоть к пришпе в пасть.

– Не торопись. – Грозный помолчал. – Во-первых, если увидите тела, не пугайтесь и не паникуйте: трупы в данной ситуации дело нормальное. Во-вторых, будьте осторожны: столкновение могло разрушить конструкции, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас переломал ноги. Не лезьте в опасные места, даже увидев там что-нибудь интересное.

– Что именно интересное?

– Хороший вопрос, – кивнул Грозный. – Чтобы выжить, нам понадобятся одеяла и теплая одежда. Берите любую подходящую, желательно не очень тяжелую. Будет здорово, если отыщете рюкзаки или удобные сумки. Чемоданы и саквояжи брать в крайнем случае…

– Разве мы не останемся здесь? – удивилась Куга.

– Этот вопрос мы обсудим позже, – недовольно ответил Грозный. – Следующие цели: еда, специи – мне не понравилось есть мясо без соли, – спички, зажигалки, веревки, электрические фонари, лекарства, инструменты и оружие. Все это нужно, чтобы выжить, а потому не стесняйтесь: если мертвец держит в руке банку консервов – берите ее, не задумываясь.

– Мы должны рыться в чужом багаже?

– А еще в чужих шкафах и сумках, – подтвердил Грозный.

– Говоришь так, словно тебе не впервой.

– Говорю так, потому что вижу перед собой не цеппели, а склад полезных вещей.

– И кладбище, – буркнула Привереда.

– У нас нет возможности быть сентиментальными, – поддержал Грозного Рыжий.

– Помимо того, что я перечислил, несите все, что покажется интересным и полезным, – закончил Грозный. – Собирать украшения и деньги не советую – мы не мародеры.

– А кто? – поинтересовалась Куга.

– Мы забираем то, что нам необходимо, у того, кому это не нужно.

– Пройдите, пожалуйста, в пассажирский салон.

– Извините, офицер, но мне хотелось бы…

– К сожалению, синьор, есть четкие правила: во время перехода пассажиры должны находиться в пассажирском салоне или в своих каютах.

– Я хочу пройти в кают-компанию.

– Вы летите первым классом?

– Нет.

– В таком случае вы должны вернуться в пассажирский салон. До перехода осталось около десяти минут, и я вынужден настаивать…

Инженеры всех развитых миров Герметикона применяли стандартные, давным-давно разработанные и доказавшие свою надежность конструктивные решения, а потому переплетенные корабли отличались один от другого исключительно отделкой. «Изабелла» и внутри выглядела весьма и весьма простенько: переборки покрашены в светло-серый цвет, лестницы без изысков, дешевые плафоны и грязные полы. Этот пассер брал на борт около четырехсот пассажиров, но предназначался для коротких – не более пятнадцати часов – полетов. Его огромные салоны были оборудованы исключительно сидячими местами, а единственная каюта первого класса находилась в самом конце небольшой гондолы, рядом с каютами капитана и старпома. Такие цеппели, как правило, загружались недалеко от точки перехода, быстро достигали ее и прыгали в сферопорт нужной планеты, где и высаживали не успевших слишком устать от некомфортабельного путешествия пассажиров. Иногда пассеры совершали и два перехода за рейс, но не более. Другими словами, вместительная «Изабелла Та» предназначалась для людей небогатых, чем и отличалась от «Белой стрелы». Пассажирский отсек верзийского цеппеля был разделен на небольшие, но удобные каюты, а практически вся длиннющая, двухпалубная гондола оказалась «территорией роскоши» – салоном первого класса. Ковровые дорожки в коридорах, стеновые панели из вурийского кедра, картины, кожаная мебель в большой кают-компании – «Белую стрелу» выбирали путешественники состоятельные, привыкшие летать с удобствами.

Одинаковые по конструкции пассеры были разными внутри, однако злая выходка Пустоты превратила их в единое целое. В точке пересечения узкие коридоры каатианского цеппеля вели в дорогие каюты верзийцев, и наоборот, ковровые дорожки переходили в истоптанные полы, а дорогие светильники соседствовали с дешевыми плафонами. Гондолы остались нетронутыми, но самое интересное для путников хранилось внутри: в багажных отделениях и грузовых отсеках, а потому им предстояло исследовать все закоулки чудовищного лабиринта.

– Я уже заблудилась, – пожаловалась Куга, едва поднявшись на пассажирскую палубу.

– Не заходи в технические помещения, и все будет в порядке, – порекомендовал Грозный. – В крайнем случае – кричи, и мы тебя найдем.

– А можно я пойду с тобой?

– Нужно проверить как можно больше помещений, так что лучше разделиться.

Электричество не подавалось, многие коридоры и каюты оставались в глухой тени, и этот факт не добавлял девушке оптимизма.

– Ищи фонари, – посоветовал Грозный. – Или держись освещенных мест.

– А если кого-нибудь из нас накроет Знак? – облизав губы, спросила Куга. – Что тогда?

– Тогда его сначала поднимет за пределы атмосферы, а потом крепко шмякнет о землю.

– Грозный!

– Хватит болтать!

Огромные цеппели «для простолюдинов» набиты пассажирами, как бочка – сельдью. Куда ни бросишь взгляд – люди, люди, люди… Сидят на лавках, бездумно таращась на окружающих или пытаясь дремать, ходят по салонам в поисках знакомых или собеседников, толпятся у иллюминаторов, молчат, ругаются и обмениваются впечатлениями. Кажется, что от них никуда не скрыться, однако люди опытные прекрасно знали, что в гондолу простолюдинам хода нет, и не боялись быть замеченными.

– Пусто, – прошептал плечистый Стиг.

– Пусто, – так же тихо доложил Том.

В главном коридоре никого. Никто не видит, как спускаются они по лестнице, подходят к каюте первого класса и вежливо стучат в дверь.

– Обслуживание, синьор. Соблаговолите прочитать меню.

– Что у тебя?

– Несколько чемоданов.

– Будешь открывать?

– Так ведь Грозный велел.

– Я пойду дальше.

– Ага.

Напряжение, с которым путники входили в переплетенные цеппели, постепенно спало. Шаг за шагом, взгляд за взглядом, поворот за поворотом… Трупы и кровавые пятна, что рисовались в воображении, не встречались. Опрокинутая мебель, разбросанные вещи – да, на каждом шагу, но при этом – никаких следов людей.

– Думаю, камбуз находится там.

– Пахнет?

– Поварской колпак валяется.

– Проверь.

– А ты?

– В пассажирском салоне много не найдешь, поищу грузовой отсек.

– Помнишь, о чем предупреждал Грозный?

– Да.

Как и ожидалось, за дверью обнаружился широкий, проходящий через весь цеппель коридор. Слева и справа располагались пассажирские салоны, а ближе к хвосту, за следующей дверью, прятались технические помещения, в том числе – грузовой отсек.

– Кажется, мне надо именно сюда…

Иллюминаторы в этой зоне не устанавливали, темень стояла, хоть глаз выколи, однако на капитанском мостике отыскался аварийный комплект, в который входили два электрических фонаря. Как долго продержатся алхимические батареи, никто не знал, и Грозный распорядился включать фонари лишь в крайних случаях.

– Та-ак, здесь у нас кладовая кухни. Замечательно.

Желтый луч обежал заставленные жестянками полки и сваленные в углу мешки. То ли с крупой, то ли с сахаром. Простолюдинов в полете не баловали: бутерброды с солониной и сыром, чай да каша – вот все, на что они могли рассчитывать. Команда, скорее всего, кормилась с этого же скудного стола, а если у кока и были в заначке деликатесы, то хранил он их не здесь.

– Ну и ладно. Солонина всяко лучше козлятины, а икру и паштеты поищем в соседнем цеппеле…

За следующей дверью – широкой, двойной – находилось багажное отделение. Экипажи больших цеппелей не утруждали себя возней с чемоданами и сумками: пассажиры сами тащили вещи в отделение, сдавали, получая соответствующую квитанцию, а по окончании рейса терпеливо ждали, когда раздающий багаж цепарь выкрикнет их имя.

– Здесь можно копаться целый день. – Фонарь осве тил кучи стянутых сетями баулов. – Без особой надежды найти что-нибудь действительно ценное.

Что можно отыскать в багаже простолюдинов? Штопаное белье? Дешевые костюмы? Фотографии в рамочке?

– Оставим на потом. Если не найдем чего получше.

Можно было уходить, однако багажное отделение не отпускало. Сетки, чемоданы, баулы… Запах! У всех багажных отделений похожий запах – кожаных чемоданов, одежды, пыли и пота, – именно он не давал уйти. Именно он долбил в голову, вызывая в памяти…

– Их было шесть!

– Шесть клеток? – переспросил суперкарго.

– Совершенно верно.

– Они точно безопасны?

– Они железные.

Цепарь недовольно посопел, однако затевать скандал не стал – слишком уж хорошо ему заплатили, можно и потерпеть. Он вытер пот – в багажном отделении было довольно жарко – и уточнил:

– Я говорил не о клетках, а о животных.

И услышал спокойный ответ:

– Как видите, мои питомцы смирные. Даже не рычат.

– Это сейчас они смирные, а в полете…

– В полете они останутся такими же, даю слово.

– Что мне ваше слово?

– Именно поэтому вы взяли мое золото – чтобы не полагаться только на слово.

Взял, и много, очень много взял, потому что грузились клетки в последнюю очередь, а в сопроводительных документах их обитатели значились царваганскими сварлами – зверями крайне редкими, в Герметиконе практически невиданными. Бумаги были выправлены по всем правилам: сварлы предназначены для частного зоосада, контракт с охотниками полностью оплачен, нотариально заверенная купчая прилагается, таможенники свою печать поставили, но… Но суперкарго давно ходил по Герметикону и чуял, что дело нечисто: если все в порядке, к чему таинственность? Зачем тянуть с погрузкой до последнего, да еще и деньги лишние платить? Суперкарго чуял, однако тридцать цехинов – это тридцать цехинов, такая куча золота способна притупить любые сомнения.

– Мне проблемы не нужны.

Цепарь бросил очередной взгляд на угрожающие когти зверюг и услышал ровный ответ:

– У вас их не будет.

– Самый настоящий мусор! – Привереда брезгливо оглядела сваленную в кучу одежду.

– Теплая, чистая, достаточно легкая, а главное – подходящего размера. – Куга всем своим видом показывала, что не хочет ссориться. – Грозный прав: нам нужна другая одежда.

– Я не хочу выглядеть пугалом.

– Твой выпендрежный костюмчик дорожный, а не походный.

Нагрубить в ответ? Выдать едкое замечание? А смысл? Сейчас это совсем некстати. Опять же – нет публики, способной по достоинству оценить ее остроумие.

– Знаю. – Привереда стала медленно стягивать жакет.

Переодеваться в присутствии Куги ей не хотелось, однако выбора не было: именно синеволосая обнаружила на «Стреле» роскошные апартаменты, в которых явно путешествовала женщина, притащила туда кучу одежды из багажа и соседних кают, после чего пригласила Привереду в импровизированный салон.

– По-моему, неплохо, – протянула Куга, вертясь перед ростовым зеркалом в одной лишь кружевной нижней рубашке. – Смотрится прекрасно.

– Я бы не стала надевать чужое белье.

– И долго ты собираешься ходить в своем?

И опять – в точку. Привереда вздохнула, покопалась в тряпках: трусики, лифчики, рубашки – чужое, чужое, чужое! – и поморщилась:

– Думаешь, оно чистое?

– А зачем класть в чемодан грязное? – удивилась Куга. – Везти на другую планету в стирку? – И провела рукой по тончайшему шелку: – Я ее оставлю.

– Она тебе велика, – злорадно произнесла Привереда, глядя на худенькую соперницу.

– А мужчинам нравится, – невозмутимо ответила та.

Крыть Привереде было нечем. Превозмогая себя, девушка извлекла из груды белья приблизительно подходящий по размеру лифчик и вновь задумалась. Для следующего шага – снять свой и надеть чужой – ей требовалось собраться с духом. Куга же, успевшая отобрать себе несколько трусиков и рубашек, правильно поняла сомнения спутницы:

– Ты слышала, что сказал Грозный: никакого стеснения.

– Тебе он мог и не говорить, – огрызнулась Привереда.

– Не пора ли успокоиться?

Самодовольные замечания синеволосой задевали Привереду, однако она поняла, что, демонстрируя раздражение, лишь раззадоривает Кугу, а потому попробовала другую тактику:

– Почему вы все думаете, что я мечтаю переспать с Грозным?

– Потому что все видят, что ты мечтаешь переспать с Грозным. И как стала относиться ко мне после того, как мы с Грозным… – Синеволосая хихикнула. – Сдружились.

– Я разозлилась, – призналась Привереда. – Но только потому, что не считаю ваш поступок правильным. Мы ничего не помним… Вдруг выяснится, что Тыква твой муж?

– Он оставил меня погибать, – жестко ответила Куга.

– Он испугался.

– А Грозный – нет. И если Тыква мой муж, то вчера мы развелись.

– Гм…

– Никогда не любила брюки, но что делать… – Синеволосая натянула шерстяные брюки и, подворачивая штанины, продолжила: – Другими словами, плевать я хотела на то, что было. Единственный сейчас вопрос заключается в том, выберемся мы с этого проклятого Ахадира или нет?

– А если нет? – Привереда, наконец, решилась и продолжила раздеваться, намереваясь примерить чужое белье.

– Тогда Грозный построит на берегу реки дом, и я рожу ему детей.

– Ты серьезно?!

– А почему нет? – пожала плечами Куга.

– Он адиген. Он не станет заводить детей от спорки.

– Мы на Ахадире, милая, – напомнила синеволосая. – То есть в самой заднице Герметикона, тут не до условностей. И уж тем более – если мы застрянем… – Куга натянула свитер и вновь повертелась перед зеркалом. – Впрочем, сначала нам придется обзавестись именами. Грозный – кличка хорошая, но мне больше нравится Артур. Как ты считаешь, Грозному подойдет имя Артур?

Поверх свитера синеволосая собиралась надеть короткое черное пальто, однако пока отложила его и стала рыться в куче косметики. Сидящая в чужом белье Привереда вздохнула:

– У женщины, которая путешествовала в этой каюте, тоже было имя.

– Наверняка адигенское, – беззаботно добавила Куга. – Она была богатой и, возможно, красивой. Счастливой женой или страстной любовницей. Или она была старой мерзавкой, изводящей горничных и покупающей любовь молодых мальчиков. Какая разница? Она погибла.

«Да уж, девочка, хватка у тебя железная…»

– И тебе на нее плевать, – уточнила Привереда.

– А тебе? – Синеволосая ответила ей прямым взглядом. – Не прикидывайся, милая, тебе тоже все равно. Ты тоже думаешь только о себе.

– Не только.

– Ах да, еще о нас с Грозным. – Куга отвернулась к зеркалу и взяла в руку тюбик губной помады. – Забыла спросить: фантазии насчет меня и Тыквы – это твоя единственная претензия?

– Нет. – Привереда выбрала из груды сшитые в «цепарском» стиле штаны – плотные, с накладными карманами, и теперь медленно надевала их. – Нас мало, мы друг у друга на виду, и ваше поведение…

– Раззадоривает остальных мужиков?

– Да.

– Так выбери кого-нибудь, – предложила синеволосая. – Хороший секс еще никому не вредил. Вот Грозный, к примеру, умеет доставить женщине удовольствие.

– Куга!

– Что «Куга»? Я, между прочим, говорю абсолютно серьезно! После того, как я переспала с Грозным, мне стало значительно легче. Я успокоилась, понимаешь?! Я снова захотела жить. Я перестала бояться и… – Синеволосая вздрогнула, словно поняв, что раскрылась, однако закончила: – И не тебе меня обвинять, понятно?

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– За последние два дня узнала достаточно.

– И что?

– Ничего. – Куга отвернулась и побрызгала на себя духами.

– Извини, – прошептала Привереда. – Правда – извини меня.

Запах.

Дурманящий, терпкий, приятный. Запах духов, в котором смешались ароматы фруктов, цветов и… запретов. Рухнувших запретов. Теперь они пахнут не каменной кладкой, а желанием. Стена исчезла, и впереди – сладкий океан, в который нужно окунуться с головой.

Запреты…

Что может быть хуже запретов? Что может быть бессмысленнее? Отвратительнее? Если человек совершает преступление, его сажают в тюрьму, ограничивают его свободу. А запреты – та же тюрьма, только добровольная. Ты прислушиваешься к дурацким советам, стараешься «соблюдать приличия», ведешь себя «как положено», а в результате отказываешься от потрясающих удовольствий, которые могут раскрасить твое время восхитительными цветами наслаждения. А ведь время убегает, рано или поздно каждого из нас ожидает ничто. Окончательное ничто, на фоне которого Пустота покажется наполненным жизнью садом.

Так для чего сдерживаться?

Чей это голос? Кто это говорит?

Мысли путаются…

Или это мои мысли? И мой голос?

Нет.

Но мне нравится этот голос. Мне нравится то, что он говорит. Мне нравится тембр и тепло, что со словами струится из губ. Ведь губы так близки…

Мне нравится.

Ласковый голос разрушает запреты, открывая чарующий мир соблазна и чувственных наслаждений. На щеках проступает румянец, но не стыда… Нет, совсем не стыда.

Это знак желания.

– Тебе нравится?

– Мне нравится.

Глаза закрыты, но так даже лучше. Шею щекочет горячее дыхание… Уже не теплое – горячее, наполненное страстью.

Чье это дыхание? Не мое…

– Тебе нравится?

– Не останавливайся. Прошу…

Губы нежно скользят по коже, заставляя дрожать от возбуждения. Мысли путаются, но они сейчас не нужны. Сладость рухнувших запретов накрывает с головой, и думать не хочется. Только не сейчас. Не когда сплетаются тела, а умелые прикосновения заставляют трепетать струны.

– Не сейчас…

– Что?

– Продолжай.

Голос срывается. Это мой голос? Мой. Мне хорошо. Нет больше запретов и стыда. Нет стены и преград. Я живу полной жизнью. Мне хорошо.

– Я всегда этого хотела.

– Я знаю.

Да, ты знаешь все. Я – раскрытая перед тобой книга. И каждая моя страничка шепчет: «Прочти именно меня…»

Тонкий запах желания смешивается с ароматом красного вина. Нежное дыхание губ дарит тепло.

– Я свободна.

– Мы свободны.

Путаются мысли и волосы… Волосы путаются с волосами, а губы – с губами.

Как же сладок поцелуй…

Он вызывает томление и заставляет выгибать спину, потому что я хочу, чтобы поцелуев было много. Чтобы они осыпали все мое тело.

Запретов больше нет. Я могу делать все, что захочу…

– Отлично выглядите, дамы. Не побоюсь этого слова – потрясающе.

– Шутишь?

– Спасибо, Грозный.

Прежняя одежда – модный брючный костюм и платье, – безжалостно выброшена, так же, как и красивые, но совершенно не подходящие для горных троп ботиночки. Теперь девушки выглядели настоящими путешественницами. Худенькая Куга заправила черные брюки в сапожки на низком каблуке, а поверх длинного теплого свитера надела залихватское черное полупальто, став похожей на дерзкую эмансипе, верную последовательницу новомодного феминистического движения. А вот Привереда, как ни странно, оделась гораздо проще: грубоватые цепарские штаны с накладными карманами, крепкие башмаки, тельник, шарф и теплая цапа. По дороге из «салона» Куга не удержалась, подначила спутницу пару раз, и только теперь сообразила, что хитрая Привереда скопировала наряд Грозного.

«Сука!»

– Я не шучу, – продолжил тот. – Я действительно считаю, что вам идут ваши новые наряды. Настоящая дама должна идеально выглядеть при любых обстоятельствах.

– Я тоже так думаю, – немедленно встрял Рыжий.

– И я, – не отстал Тыква.