Деревня как будто дремала. Снег падал медленно-медленно, снежинки подолгу зависали над землёй. Дальний лес почти растворился в сумерках, слился на горизонте с темнеющим небом. Повсюду в домах загорались окошки, подсвечивая подступающую ночь.
Ева красоты не замечала. Ей хотелось домой, в город. В комфорт и относительное тепло.
– Чего от мужиков ждать! – неожиданно посочувствовала Матрёша. – Я вот тоже попалась. Поначалу-то хорошо всё было – по скайпу созванивались, переписку завели. Я к немчуре своему даже смоталась, представляешь? Две недельки пожила в заграницах. А потом уже он приехал…
Она примолкла и зашарила по карманам.
– Телефон дома оставила. Ты постой. Подыши. А я мигом.
Придавленная полушубком Ева послушно остановилась, сдвинула повыше съезжающую на глаза колючую шапку.
– Бац! – что-то врезалось в лоб, пребольно поцарапав кожу.
Ева дёрнулась и встретилась глазами со странным уродцем. В чёрном тряпье, перекрученный да переверченный, словно корни древнего дерева, выглядывал тот из-за ближнего заборчика и целился заиндевевшей шишкой. Увидев, что его заметили, он тотчас метнул шишку, но от повторного болезненного удара Еве удалось увернуться.
– Вы чего? – выкрикнула она, не успев как следует испугаться. – Совсем спятили?
Уродец захихикал и, сиганув на дорогу, запрыгал вокруг.
Ева смотрела во всех глаза, но не могла разглядеть лица лилипута. Тот же заходился трескучим смехом, колесом крутился перед ней.
– Брысь, ты! Не к месту здеся! – проскрипело позади, и уродец разом ввинтился в сугроб, разметав по сторонам снеговую пыль.
Пытаясь унять подступающее кружение, Ева стянула шапку – в голове что-то плавно покачивалось и плыло.
– Три дороги, три пути! Что выберешь – то останется. – старушонка, замотанная по самый нос, появилась откуда-то сбоку. Из-под облезлой залатанной накидушки выглядывал одинокий громадный валенок.
– Она в нём скачет, что ли? – подумала Ева, поспешно отводя глаза.
– Скачет, скачет, – покивала старушонка, и Ева отчаянно покраснела. Стараясь загладить неловкость, поздоровалась как можно вежливее.
– И тебе не хворать, – хихикнула старушонка. – Про дороги-то поняла?
– Нет. – честно ответила Ева. – Разве это мне говорилось?
– А больше ведь некому. – старушонка извлекла из валенка коробок вроде спичечного. – На-ка. Прими.
– Зачем? – не поняла Ева.
– Прими, говорю. Нынче в полночь открой.
– Да зачем? Что там?
– Увидишь! – старушонка всё протягивала коробок. Бледная синеватая рука, покрытая пупырышками гусиной кожи, слегка подрагивала.
Ева пожалела бабку и послушно взяла коробок.
– В полночь открой! – повторила та. – Не попутай!
– А что за дороги-то? – переспросила Ева.
– Судьбина твоя.
– Вы гадалка? Откуда про них узнали?
– На лбу подсмотрела. – охотно объяснила старушка. – Сколько морщин – столько дорог!
И захихикала, заходила ходуном. Из-под широкой одёжки посыпались на снег такие же одинаковые коробки.
Ева сунулась было подобрать, да старуха остановила, взвизгнула пронзительно:
–Не тронь чужое! Не для тебя приготовлено!
– Я помочь хотела, – растерялась Ева.
– Не просят – не лезь! – отбрила старушонка недовольно и вдруг подобралась, будто кошка перед прыжком.
– Не звали! Не ждали! Вертайся назад! – издали орала Матрёша. – Не звали! Не ждали! Вертайся назад!
Старушонка зашипела зло, ощерилась мелкими острыми зубами, но задерживаться не стала, резво поскакала вдоль улицы. Валенок отлетел в сторону, обнажая огромную синюшную птичью лапу!
Ева так и осталась стоять с открытым ртом, сжимая в ладони коробок.
– Ты как, говорила с ней? Брала что-нибудь? – Матрёша бесцеремонно завертела девушку, озабоченно осматривая.
– Кто это был? – потрясённо выдохнула Ева. – Просто кино какое-то!
– Смутья! Почуяла в тебе слабину и сразу пристала. Сейчас многие из этих повылазили, поближе к людям пристроиться норовят. Время такое. Тёмное.
– Она… настоящая?
– Нет, игрушечная, – огрызнулась Матрёша, пытаясь выдрать из Евиной руки коробок. – Зачем взяла? На что польстилась?
– Не знаю, – увернулась Ева. – Как-то само получилось.
– Главное, не открывай! Оня подскажет, как с ним нужно поступить.
– Я его лучше выброшу.
– Не вздумай! Просто бросить нельзя – ещё подберёт кто. В печи сожжём. Или на костре.
– А что внутри?
– Не могу сказать. Не довелось открывать.
Телефон запищал, и Матрёша уткнулась в сообщение. Ева же осторожно потрясла коробок и, решившись, сдвинула крышечку. Совсем чуть-чуть, на миллиметр, не больше. Сквозь маленькую щель рассмотреть ничего не вышло, да ещё и сердце кольнуло внезапно, и такая тоска накатила разом, что захотелось завыть.
Никому-то она не нужна в этой жизни! Мать строит новые отношения, парень оказался предателем, подруга – тоже… В кого она такая невезучая? Как теперь с этим жить?
