Судьба русского солдата
Взводу, в котором состоял Кровлев, достались длинные французские винтовки системы Лебеля. Их выдавал под сводами старого, дореволюционной постройки, складского здания из красного кирпича пожилой красноармеец в ватнике.
– А штыки к винтовкам есть? – спросил красноармейца Кровлев, когда очередь дошла до него.
– А надо? – равнодушно поинтересовался выдававший.
– Тащи на всех.
Когда взвод вышел строиться после получения оружия, на поясе у каждого, подвешенный за специальное изогнутое крепление, висел в закруглённых ножнах длинный гранёный штык, по очертаниям и размерам напоминавший шпагу. Подошёл ротный, осмотрел личный состав, произнёс:
– Хотя бы так.
Вместо патронных подсумков выдали брезентовые бандольеры – патронташи, которые одевались через плечо. Видимо, в качестве компенсации за разброд с винтовками майор разрешил забрать хранившийся валом в дальней части склада всевозможный хлам, состоявший из старых фляг в дырявых и заплесневевших чехлах, ложек, мятых кружек, разнокалиберных котлов и прочей тому подобной мелочи. Кровлев выбрал себе вполне приличный медный котелок, конусообразно сужающийся в верхней части. Котелок прицепил себе на ремень. Склад ополченцы выгребли подчистую.
Пешим порядком, бряцая оружием и снаряжением, неся на плечах ящики с боекомплектом, выдвинулись обратно к себе в расположение на Черниговскую улицу. Когда уже на месте приступили к выдаче боеприпасов, оказалось, что часть из них пришла в совершенную негодность. В итоге каждому на диковинную винтовку досталось всего по несколько десятков соответствующих ей патронов.
– А чего он не лезет-то? – спросил Кровлева парень в пиджаке и кепке, тот самый, что предлагал ему сменять сапоги. Парень сейчас пытался зарядить винтовку.
– Дай-ка, – Кровлев взял в руки оружие и боеприпасы. Так и есть – боеприпасы уже умудрились перепутать. Теперь парень безуспешно пытался загнать в английскую винтовку старый французский патрон.
Вызвали взводного. Тот доложил командиру роты.
– Ну вот, началось, – проворчал ротный. – О чём я и говорил – прямо не отходя от кассы…
Было проведено несколько коротких лекций для личного состава о стрелковом оружии, которое попало к ним в руки. Проверили всю роту на соответствие стрелковых систем и выданных к ним боеприпасов. Конечно же, как и ожидалось, нашлись ещё несоответствия. Позанимались разборкой и сборкой винтовок. С грехом пополам, кое-как уладили данный вопрос. По крайней мере, до поры до времени. На стрельбы попал только первый взвод, и то единожды. Результаты оказались неудовлетворительными, что, впрочем, никого не удивило. Провели несколько занятий по тактике. Пару дней ползали по-пластунски на брюхе прямо во дворе, учились окапываться в близлежащем садике и кидали в канаву через улицу имитирующие гранаты болванки. Потом дружно шли их искать, а взводный ругался, что не все болванки вернули. Настоящих гранат до отъезда на фронт они так и не увидели. В итоге они не отзанимались даже положенных по разнарядке полутора недель, отводившихся на подготовку дивизии народного ополчения. Вечером пятого дня во двор въехала видавшая виды полуторка. Кузов её был загружен стальными шлемами. Каски закончились на половине личного состава – их получил только каждый второй. Обещанные противогазы не выдали вовсе.
Согласно первоначальной информации они должны были пробыть на месте ещё несколько дней, и на следующее утро Кровлев получил разрешение командира навестить родных. Благо бежать отсюда до его дома на Обводном было меньше пятнадцати минут. Но увидеться с семьёй до своего отъезда на передовую ему было не суждено. Поднятые по тревоге, спешно собравшись, ополченцы выдвинулись к Варшавскому вокзалу. Проходя в колонне по набережной Обводного канала, Кровлев видел на другой стороне свой дом. Жадно вглядывался через канал – вдруг Агата или дети окажутся в этот момент на улице? Умом он понимал тщетность подобных надежд, но, вопреки всему, сердце в груди вдруг забилось часто-часто. Он, конечно же, их не увидел. Впереди была погрузка в эшелоны. Короткий и резкий паровозный гудок будто обрубил что-то внутри. Дернувшись, состав двинулся в юго-западном направлении и начал медленно набирать ход…
Впереди был Лужский оборонительный рубеж. 13–14 июля 1941 года немецкие войска местами форсировали реку Лугу и захватили плацдармы на другом берегу. Выгрузившись в Веймарне, 2-я дивизия народного ополчения 14 июля вступила в бой южнее этого населённого пункта в районе деревень Ивановка и Среднее Село. Так случилось, что на тот момент времени дивизия оказалась здесь единственным сравнительно крупным соединением советских войск. Именно она смогла на некоторое время остановить продвижение противника.
Глава 3
Светало. Приближалось умытое после вчерашней грозы утро. Было слегка прохладно. Златков и Рязанцев сидели снаружи на вытащенной за ворота гаража небольшой складной скамейке и курили.
– Случай, безусловно, удивительный, – проговорил Олег. – И вместе с тем с поисковой точки зрения должен быть весьма простым.
– Посмотрим, – задумчиво ответил Златков. – Но чтобы столько находок за один раз… Согласен, удивительно.
– Во-первых, запросим местный военкомат, – продолжал Рязанцев, – уточним личные данные, прежде всего родственников. У меня сейчас как раз товарищ работает в Центральном архиве Минобороны в Подольске. Тоже будет нелишним посмотреть, какие данные сохранились там. Это во-вторых…
Алексей кивнул – он приезжал в подольский архив, когда работал над своей кандидатской диссертацией. Проговорил:
– По награждению прежде всего попроси своего знакомого уточнить. Да и вообще, личное дело не лишним будет. Анкетные данные, прохождение службы, ранения, может быть… Фотографию бы хотелось – посмотреть, как он выглядел.
– Да, мы так и делаем, – кивнул Рязанцев.
– Вот по кресту будет сложнее информацию поднять, – задумчиво поскрёб подбородок Златков. – Я, конечно, попробую…
– Да, маловероятно…
Перед этим они провозились до глубокой ночи. Помимо остатков записки, которую было невозможно прочитать, и отлично сохранившегося заполненного бланка из медальона ещё одной удивительной находкой оказался плоский предмет с закруглёнными краями. Рязанцев ошибся в своём изначальном предположении относительно него совсем немного – после долгих манипуляций по очистке предмета от земли и остатков ткани он оказался не портсигаром, а маленькой пластмассовой табакеркой. На крышке была изображена башенка какого-то замка. Башенка располагалась на рукотворном утёсе, сложенном из камней и напоминающем нос корабля.
– Никогда такого не встречал, – проговорил Рязанцев, откладывая лупу. – Это не советская вещь. Хотя явно годов тридцатых.
– Может, трофейный? – сделал предположение Алексей.
– Возможно. – Олег ещё раз внимательно рассмотрел крышку. – Но архитектура замка не готическая. Для немцев нетипично… Ладно, открываем.
Аккуратно отделив ножом крышку от донышка, они тут же забыли и о табакерке, и об архитектуре замка, изображённого на ней. Внутри, чуть прилипнув остатками ленточки к пластмассе, лежали потемневшая медаль и крест без колодки. Они переглянулись, и Златков одними губами прошептал еле слышно:
– Так не бывает…
– Пойдём на воздух, – отозвался Рязанцев, бережно положил находку на поверхность верстака. – Чуть позже продолжим…
Перекурили. Вернулись и продолжили. Медаль оказалась «За отвагу». Крест был сильно повреждён попавшей в него либо пулей, либо осколком. Но поскольку пластмассовая коробочка была цела, повреждения произошли явно до того, как награду положил в неё сам владелец. Стороны креста были сильно загнуты, а посередине виднелась отчётливая вмятина. Однако они без труда определили, что это солдатский Георгиевский крест…
Подаренный Златкову коньяк открыли уже часа в три ночи.
– Сорокалетие было вчера, теперь можно отмечать, – устало пошутил Олег. И тут же сделал останавливающий жест усмехающемуся Златкову, наклонившему бутылку над мельхиоровыми рюмками, дежурно хранившимися в гараже для разных подобных случаев:
– Мне чуть-чуть совсем, я завтра к своим на дачу еду.
– Уже сегодня, – уточнил Алексей, глянув на светящийся циферблат часов.
Рассвело. Из бутылки они едва ли одолели пятую часть.
– Оставь у себя, – Златков забил пробку обратно в горлышко. – Чувствую, мы ещё пересечёмся тут не раз в ближайшее время.
Рязанцев чуть улыбнулся, кивнул и убрал коньяк под верстак.
Сидя на скамейке, негромко обменивались впечатлениями о поездке, находках и дальнейших действиях.
– Ты знаешь, – проговорил вдруг Алексей тихо, – у меня такое ощущение, будто… Не знаю, как правильно выразиться…
Рязанцев, полуобернувшись, не перебивая, внимательно слушал и смотрел на друга.
– В общем… Язык не поворачивается сказать, что мы втроём тут посидели… – Златков кивнул в сторону приоткрытой двери в гараж, за которой рядом с найденными останками под плащ-палаткой на полочке стояла накрытая кусочком хлеба такая же мельхиоровая рюмка с коньяком. – В общем, будто мы здесь точно не вдвоём…
– Так и есть, – чуть наклонил подбородок Олег. И, показывая, что он отлично понял Алексея, спокойно продолжил, также кивнув на дверь. – Поверь, он н сейчас доволен. Он хотел, чтобы его нашли. И это произошло.
– Мистика какая-то, – взъерошил себе волосы на макушке Златков. – Он погиб семьдесят с лишним лет назад.
– Но ведь у тебя ощущения другие?
– Другие…
Рязанцев посмотрел другу прямо в глаза:
– Вот видишь. Потому что у Бога все живы…
Домой Златков пришёл почти ровно через сутки после того, как они выезжали на рязанцевской «Ниве» с его двора. Кот с порога кинулся ему в ноги и тёрся о ботинки до тех пор, пока не получил свою миску корма. Минут пять, пока Златков прибирал за питомцем, с кухни доносился только громкий хруст. Затем кот с достоинством вошёл в комнату, замер на её середине и одарил хозяина долгим взглядом изумрудных глаз. В них прямо читался немой укор: «Эх, хозяин, где ж тебя так долго носило».
– Мистика, – сказал Алексей коту и откинул плед.
Кот повёл ухом и сощурился. Показалось, будто он даже чуть кивнул утвердительно. Но ведь такого не бывает… А затем кот привычно прыгнул на диван хозяину в ноги.
Златков не стал включать компьютер и читать почту. Всё равно от самого близкого человека он уже давно не получал никаких других писем, кроме язвительных. Почти без звука полистал каналы телевизора – по всем новостям была только война. Он нажал кнопку пульта – экран погас. Через занавески в окно проникал утренний свет. Нужно было поспать. Хотя бы немного.
Спустя день, возвращаясь после проведённой консультации из института, Златков заглянул в лавку на Садовой к знакомому антиквару. Других посетителей в полуподвальчике не было.
– Алексей Владимирович! – раздалось из-за прилавка. – Очень рад!
– Здравствуйте!
Разговорившись несколько лет назад в этой самой лавке, куда Златков забрёл совершенно случайно, они с тех пор иногда помогали друг другу сведениями, советами или просто предположениями. Отношения носили абсолютно некоммерческий характер и основывались исключительно на общем интересе – истории. Сейчас Алексей выложил перед антикваром найденную табакерку. Больше можно было ничего не говорить. Минуты две продолжалось тщательнейшее изучение принесённой вещи в полнейшей тишине.
– Польша, до 1939 года, – прозвучал уверенный вердикт.
– Мне не даёт покоя замок, – Алексей аккуратно коснулся пальцем крышки табакерки. Дома он рассматривал её не один раз. – Такое ощущение, что я его уже где-то видел. Никак не могу вспомнить где.
Антиквар снял очки:
– Это Дубненский замок. Тот самый, который осаждал Тарас Бульба.
– Точно! Спасибо огромное!
Они увлечённо проговорили ещё несколько минут о периоде, когда стали входить в широкий обиход изделия из пластмассы, о табакерках и степени их распространённости в межвоенный период, о том, в каких пачках продавался в СССР нюхательный табак…
Нужно было идти. Закончился разговор как обычно:
– Вещь редкая. Если всё-таки будете сдавать на комиссию…
– Благодарю, – улыбнулся Златков, – не буду.
– Ну, воля ваша…
Алексей вышел на улицу и зашагал в сторону метро. Конечно, это Дубненский замок. Как он мог его не узнать сразу? Вспомнилось – они несколько лет назад гуляли с Янкой и Тохой по Дубно, он что-то рассказывал им о крупнейшем в мире танковом сражении, которое случилось в самом начале войны, в конце июня 1941 года, как раз в треугольнике Луцк – Дубно – Ровно, а не двумя годами позже под Прохоровкой, как считают многие. А потом они обедали в ресторанчике рядом с Дубненским замком. И там им с удовольствием охотно подтверждали, что именно здесь разворачивались описанные Гоголем события. И ресторан назывался «У Тараса» или что-то наподобие того, кажется.
«Гоголь, Янка, панночка», – невесть почему крутилось в голове у Златкова, и сама собой сложилась фраза, которую он, задумавшись, чуть было не произнёс вслух:
– Яночка-панночка.
Тьфу, детский сад какой-то!
Алексей поднял глаза и увидел над собой козырёк входа в метрополитен. Вздохнул, вошёл внутрь и пристроился в очередь за жетонами.
Дома он долго рассматривал в компьютере фотографии, сделанные тогда в Дубно. Вот Тоха залез на какой-то валун на фоне замка, вот Янка, улыбаясь, позирует ему, опираясь на перила моста. Вот они втроём – попросили сфотографировать их кого-то из прохожих. Такая дружная, счастливая семья…
А вечером позвонил Рязанцев.
– Пробили, адрес тот же, – поздоровавшись, с ходу перешёл к делу Олег. – Но телефон молчит.
Златков понял его с полуслова:
– Надо ехать.
– Да, в таких делах время дорого. Когда будет захоронение – сообщу позже, пока сам не знаю.
– Ты не поедешь?
– Я на смене.
– Понял. По итогам сразу отзвонюсь.
Был вечер, но ещё не поздний, когда Златков оказался около нужного дома на Обводном канале. По дороге он обдумывал полученную от Рязанцева информацию. Согласно ответу на запрос Олега, по указанному в медальоне адресу на сегодняшний день проживала Кровлева Галина Фёдоровна, 1930 года рождения. На бланке, который они прочитали, из родственников была вписана только жена – Агата Васильевна. Застать в живых её через столько лет представлялось совершенно нереальным. Да и не значилось её на сегодняшний день по данному адресу. А вот с Галиной Фёдоровной дело могло обстоять иначе – хоть прямых указаний на степень родства с найденным бойцом и не имелось, а равно и не было пока сведений о полном составе его семьи, с очень высокой долей вероятности можно было предположить, что это его дочь. Златков прикинул в уме – Галине Фёдоровне Кровлевой должно было быть сейчас 84 года. Возраст, безусловно, почтенный, но есть шанс застать её в добром здравии и ясном уме. Надо как-то продумать разговор. Если она действительно дочь или даже просто родственница, всё-таки сложно предугадать, как повлияют известия, с которыми он пришёл, на пожилого человека. Подходя к парадной, Алексей опустил руку в карман пиджака – табакерка с наградами была на месте.
Вход, однако, оказался перекрыт потрёпанной тёмно-синей «Газелью».
«Специальная», – пробежал глазами Златков по борту машины, боком протискиваясь в подъезд. Внутри зашевелилось нехорошее предчувствие. Когда он уже поднимался по лестнице, снизу кто-то сказал равнодушно, обращаясь к сидевшему в кабине водителю:
– Да старуха какая-то никому не нужная померла.
Хлопнули створки закрывшихся задних дверей машины. Как подстёгнутый этим звуком, Алексей бегом преодолел два лестничных марша и замер у двери квартиры с нужным ему номером. Дверь была распахнута. Он пошарил глазами по дверному косяку в поисках звонка. Не найдя такового среди пучков закрашенных коричневой краской проводов с оборванными концами, он громко постучал по двери согнутыми пальцами. Ответа не последовало. Златков постучал ещё громче. Тишина. Сам не зная зачем, Алексей нащупал в кармане табакерку и шагнул через порог.
Длинный коридор освещался тусклой лампочкой, висевшей на вывалившемся из стены чёрном пластмассовом патроне. На заваленной всяким хламом тумбочке под слоем вековой пыли стоял сдвинутый на угол старый дисковый телефонный аппарат с выдранным из розетки проводом.
«Понятно, почему было не дозвониться», – машинально отметил про себя Алексей и прошёл несколько шагов по грязному скрипучему паркету с остатками стёршегося на нём лака.
Слева распахнулась дверь комнаты, и в проёме показалась женская фигура, закутанная в домашний халат с надетым на голову капюшоном. Прежде чем Златков успел что-либо сказать, женщина буднично проговорила:
– Забыли чего? Дальше вам, по коридору направо.
Дверь тут же захлопнулась так же неожиданно, как и распахнулась. Изнутри красноречивее всех слов недвусмысленно лязгнул закрывшийся на два оборота замок. Алексею не осталось ничего другого, как продолжить движение. Мужик неопределённого возраста в тельняшке и тренировочных штанах буквально вывалился на Златкова из-за поворота. В лицо пахнуло кислым запахом застарелого перегара. Упершись одной рукой в стену, мужик помахал второй из стороны в сторону:
– Пжста.
Жест рукой, надо полагать, означал, что он галантно пропускает пришедшего.
– Да-да-да, – пьяно затараторили Златкову вслед. – Туда-туда.
Алексей обернулся. Мужик истолковал это на свой лад:
– Я грю, верной дорогой идёте, товарищ…
И развёл руками.
– Мне к Галине Фёдоровне Кровлевой, – оглядев очередного жителя коммунальной квартиры, проговорил Златков.
Мужик надул губы, фыркнул, разбрызгивая слюни, небрежно утёрся рукавом тельняшки. Правда, неразборчиво буркнул себе под нос тут же что-то наподобие «прошу прощения». Проговорил внятно, снова разведя руками:
– Понятное дело, что не ко мне. За мной ещё рано.
– Она дома?
– Дома?! – Мужик сделал шаг назад, шмыгнул носом и опять утёрся тельняшкой. – Это как сказать…
Мутный взгляд собеседника прошёлся по Златкову от головы до пят.
– Погоди, ты не с труповозки, что ли? – наморщил лоб человек в тельняшке и тренировочных.
Алексей закусил губу. Дальше можно было не объяснять. Разжал пальцы и вытащил руку из кармана – всё время до этого он продолжал придерживать ладонью в кармане табакерку.
Держась рукой за стену, мужик засыпал Златкова предположениями, весьма сбивчивыми и противоречивыми, сам же их опровергая:
– Ты из собеса, что ли? Хотя нет, они так поздно не ходят. А не с почты? Пенсию принесли? Да нет, там бабы одни ходят. И опять-таки, время неурочное. Агент жилищный уже, что ли? Быстро вы, если так. Только сегодня померла, и уже комнатку смотреть пришли… Или из милиции? Или как там теперь, полиции…
Чтобы только прервать хоть чем-то обрушившийся на него словесный поток, Златков быстро спросил:
– Вы кто?
– Я? Гена…
Ответ был исчерпывающим. Гена сделал шаг назад, видимо по-своему истолковав вопрос визитёра и манеру, в которой он был задан. Сделав шаг назад, произнёс тихо и утверждающе:
– Значит, из полиции…
Златков отрицательно покачал головой.
– Тогда чего надо? – последовал вполне резонный вопрос.
Необходимо было что-то предпринимать дальше. Рассказывать о событиях последних нескольких дней и своих предположениях непонятно кому, в полутёмном коридоре запущенной коммунальной квартиры? Ну а дальше что?
– Вы ей не родственник?
– Я? Нет… – Гена отрицательно покачал головой и выжидающе посмотрел на Златкова вполне сфокусированным взглядом. – И?
Выбора не оставалось – нужно было пробовать.
– У неё отец на фронте пропал, так? – пошёл ва-банк Златков.
Реакция собеседника оказалась неожиданной. Он отстранился назад, долго тёр брови тыльной стороной ладоней, затем отозвался глухо:
– Так.
Интуитивно нащупывая нить для продолжения разговора, Златков поинтересовался:
– Давно здесь живёте?
– Всю жизнь, – отозвался Гена. Хотя мог бы, конечно, послать Златкова куда подальше, ведь для него он тоже был неизвестно кто.
Следующий шаг пришёл сам собой. Златков протянул руку:
– Алексей.
Через несколько минут он уже знал, что Галина Фёдоровна жила в этой коммунальной квартире в маленькой десятиметровой комнатке, всю свою жизнь проработала учительницей в школе. Последние десять лет существовала на мизерную пенсию. Была одинока и ни про каких живых её родственников никто никогда не слышал. Весь минувший год тяжело болела, а сегодня утром умерла.
«Мистика», – в очередной раз произнёс мысленно Златков.
– Учился я у неё, – неожиданно закончил свой рассказ Гена и, обозначив вытянутой вниз рукой небольшое расстояние от пола, даже чуть улыбнулся. – Вот с таких вот лет меня знала.
Разговаривая, они прошли по длинному коридору. Миновали кухню с весьма характерными ароматами. Оттуда их пристально проводили две пары женских глаз. До Златкова донеслось:
– Кого это Генка притащил?
Гена толкнул обшарпанную дверь справа по коридору:
– А комната её вот…
В нос ударил удушливый запах лекарств и помещения, в котором долго находился больной человек. Не переступая порога, Златков произнёс, обращаясь к соседу:
– Да комната-то ладно. Мне бы родственников её найти. Хоть каких-нибудь.
Видимо, слово «комната» явилось спусковым крючком для толстой тётки в цветастом переднике, надетом поверх полосатого халата. Она уже с кухни внимательно прислушивалась к их разговору. Сейчас же, выскочив с поварёшкой в коридор, без всякой видимой причины тётка набросилась на Златкова:
– Комнату захотел?! А ну, пошёл прочь отсюда! Ишь, нашёлся родственничек!
– Да погодите вы, не нужна мне никакая комната, – отступая обратно по коридору под натиском свистевшей у него перед лицом поварёшки, говорил Златков, примиряющее выставив руки перед собой. – Я совсем не за этим пришёл.
– Всю квартиру оттяпать пришёл?! Шиш тебе! Вон отсюда! – бесновалась тётка, брызжа слюной. – Нам эта комната теперь отойдёт, нам! Я тоже блокадница!
Вторая женщина спокойно вышла из кухни, задержалась, посмотрев на беснующуюся соседку.
– И ты не пялься – у меня больше прав на жильё! – поварёшка угрожающе повисла в воздухе в занесённой руке.
– Хабалка ты, – последовал невозмутимый комментарий в ответ. – Ты блокадница ташкентская. Думаешь, вспомнить некому, что ты в эвакуации родилась? Мне-то сказки не рассказывай – вы сюда после войны вернулись.
– Ну ёлки-палки, соседушки… – попытался внести свой миротворческий вклад Гена.
Поварёшка моментально просвистела уже у него над головой:
– А ты вообще закройся! Иди зенки залей и ползи в свою конуру!
По всему было видно, что обитатели квартиры давно и стойко испытывали друг к другу самые нежные чувства. Разворачивался классический коммунальный скандал. Златков пришёл сюда не за этим. Он двинулся по коридору в сторону входной двери. Между тем тётка с поварёшкой всё никак не могла угомониться. Коридор огласил её протяжный крик:
– Мишаня! Мишаня, сынок!
Следующий выкрик был абсолютно лишён логики:
– Грабят!
Из очередного дверного проёма – Златков поразился, сколько же тут дверей – в коридор выскочил здоровенный бугай с волосатыми плечами в растянутой майке, семейных трусах и резиновых шлёпанцах.
– Ты чо? – пробасил детина и потянул в сторону проходившего мимо Златкова мохнатую лапищу.
– Мишаня, Мишаня, всё нормально, – на ходу встрял между ними Гена и легонько подтолкнул Златкова к порогу.
Из первой от входа двери с любопытством высунулась женская голова в капюшоне и тут же убралась. Дверь захлопнулась – Златков услышал уже знакомые ему щелчки закрывавшегося изнутри на два оборота замка.
Быстро сунув прикрывавшему его отступление Гене свою визитку, Алексей уже на лестнице сказал:
– Спасибо! Позвоните, если ещё чего вспомните…
– Может, и позвоню, – Гена повертел в пальцах визитку, кивнул в сторону кухни и вымолвил как-то отстранённо:
– А вот Галина Фёдоровна себе таких сцен никогда не позволяла. Тихая была, скромная.
Он оказался единственным из соседей, который вспомнил, что сегодня здесь умер человек, проживший с ними бок о бок целую жизнь…
Вечером Алексей зашёл в гараж к Рязанцеву. По обыкновению сначала внимательно всё выслушав, Олег глубокомысленно изрёк, сославшись на своего любимого писателя:
– Квартирный вопрос – всё по Булгакову.
– Родственников бы найти, – задумчиво проговорил Златков. – Только ума не приложу, под каким соусом мне там снова появиться.
– К сожалению, родственники находятся не всегда. Главное – личность бойца мы установили. Ладно, дождёмся ответа из архива.
Глава 4
В бой дивизия была брошена практически с ходу. Основной задачей была ликвидация так называемого Ивановского плацдарма, который успели создать немцы на восточном берегу реки Луги. Полностью ликвидировать вражеский плацдарм ополченцам не удалось, однако расширить его противнику они тоже не позволили. 15 июля 1941 года 1-й стрелковый полк стремительной атакой выбил неприятеля из населённого пункта Среднее Село. Подразделения 2-й ДНО вышли к Луге южнее Ивановского плацдарма и установили связь с курсантами пехотного училища имени С. М. Кирова, сдерживавшими немецкие войска у Большого Сабска. Учитывая сложившуюся обстановку, в оперативное подчинение дивизии были переданы 519-й гаубичный артиллерийский полк и танковый батальон бронетанковых курсов усовершенствования командного состава. Подтянулись также отдельные вспомогательные части. 16 июля 2-й полк дивизии выбил немцев из деревни Юрки и опрокинул немецкий заслон в деревне Забелье. 3-й полк очистил от противника деревню Малые Пелеши и занял восточный берег реки Луги на этом участке. Вражеский прорыв был локализован. Начались активные боевые действия под населённым пунктом Ивановское с целью полностью ликвидировать немецкий плацдарм. Атаки продолжались день за днём всю вторую половину июля. Но успеха они не приносили.