«Казимира», – иногда шептала я, ускользая с едой, спрятанной под плащом, потому что бывали дни, когда даже я забывала, кем когда-то являлась.
* * *Чтобы развеять подозрения Джейса и убедить его, что я всего лишь солдат, мне пришлось сделать над собой усилие и рассказать ему об обучении и жизни в Санктуме. Но даже тогда мне приходилось тщательно корректировать правду. Обучение рахтана заметно отличалось ото всех. Тренировки, лекции и зубрежка никогда не прерывались. Пожалуй, единственное, что мне не удавалось, – плавание, но лишь из-за недостатка практики. Я была младше большинства новичков, и чтобы показать себя, приходилось работать вдвое усерднее. Здесь проблем не возникало. Самое трудное, чему мне пришлось научиться, – это спать на кровати, а не под ней. Чаще всего, чтобы не мучиться, я прокрадывалась с одеялом в потайной темный ход под лестницей.
Однажды ночью ко мне неожиданно пришла королева. Помню, как я тогда уставилась на пламя фонаря, чтобы не смотреть на нее: мне стало стыдно, что я пряталась в темноте. Она села на пол рядом со мной, потому что проход был слишком маленьким, чтобы стоять.
– В свое время я тоже здесь пряталась, – начала она. – В темном безопасном пространстве. Часто мной овладевал страх, что мои дни в Санктуме сочтены. Впрочем, я и сейчас боюсь: слишком много обещаний мне нужно сдержать.
– Но вы сдержали свои обещания.
– Свобода не завоевывается раз и навсегда, Казимира. Она приходит и уходит, как и века. Мне нельзя расслабляться. Память слишком коротка, и я боюсь забыть.
Я тоже боялась.
Боялась забвения.
Но ничем из этого я не могла поделиться с Джейсом.
Когда он спросил, входило ли жонглирование в мою учебу, я только рассмеялась и сказала, что этому навыку научилась в другом месте.
– Где? – заинтересовался он.
Тогда я солгала, что меня научил друг.
– У тебя умные друзья.
– Так и есть, – подтвердила я, но больше говорить не стала.
На самом деле я была самоучкой. Что ж, иногда отчаяние – лучший учитель. Мне приходилось быстро оттачивать навыки, иначе я бы умерла с голоду. Но его замечание о друзьях заставило меня вспомнить о Рен и Синове. Они прибыли в Санктум через несколько месяцев после меня, обе попали в переделку и не имели близких родственников, которые могли бы вызволить их. Будучи одного возраста и узнав друг друга, пока жили на улицах, мы естественным образом сдружились. Через два года Кейден, хранитель королевы, решал, кто из нас будет проходить обучение и станет рахтаном. Он окинул нас долгим и строгим взглядом, пытаясь определить, перейдем ли мы все трое на следующий уровень. Удивительно, но его жена Паулина приняла нашу сторону. С тех пор мы тренировались и работали вместе.
Я надеялась, что они в безопасности и сидят где-то, пока Синове развлекает Рен рассказами о ракаа. Да, наш план провалился, но мои подруги отличались изобретательностью. Кроме того, у нас всегда имелся запасной план. К этому времени они наверняка поняли, что я покинула Дозор Тора.
– Как далеко поселение?
– Не уверен. Я забыл взять карту и компас. Достань свою и посмотри.
– Думаешь, мы правильно идем?
– Да, – категорично ответил Джейс.
Я не понимала, что его раздражало: мои вопросы или то, что мы держали путь в Касвелл, который находился на территории венданцев.
Он продолжал рассказывать истории о Дозоре Тора, которые, надо признать, приводили меня в восторг. Я ждала их с нетерпением. Сегодня утром он рассказал о Слезах Бреды, семи водопадах в горах Моро. Оказывается, они получили название в честь богини Бреды, которая пришла на землю и влюбилась в простого смертного Ариса. Их любовь была так сильна, что на месте их следов выросли цветы, прекраснее всех, когда-либо созданных богами. Но боги стали ревновать. Они запретили Бреде возвращаться на землю, а когда она ослушалась, то убили Ариса. Ее горе было настолько велико, что реки слез низверглись с небес и устремились вниз по горам, где они когда-то бродили, образуя водопады.
– У основания водопадов растут цветы, которые нигде больше не встретишь.
– Значит, история правдива, – заметила я.
Джейс улыбнулся.
– Возможно. Когда-нибудь я покажу тебе.
Наступила неловкая пауза. Мы оба знали, что он никогда не покажет цветы, но его слова прозвучали с такой легкостью, будто он говорил с другом.
Случались и другие неловкие моменты.
Вчера утром, например, я проснулась от того, что его рука лежала на мне, а грудь прижималась к моей спине. Вероятно, желая согреться, он, сам того не сознавая, придвинулся ближе. Я лежала не двигаясь и думала о тяжести его руки, о тихом звуке его дыхания, о тепле его кожи. В ту злосчастную минуту я пыталась угадать, что ему снилось. Как только пришла в себя, я осторожно отодвинула его руку, пока он не проснулся. Я делала над собой усилие, уговаривала себя не прикасаться к нему. Думаю, он делал то же самое, но сон, как вор, украл наши намерения.
Пока мы шли, я засыпала его вопросами, но делала это так, чтобы они казались случайными. В основном я спрашивала о Дозоре Тора. Из ответов я узнала, что Дозор Тора – это обширный комплекс жилых домов и зданий, где располагались конторы бизнес-империи Белленджеров. Доходы его семьи поступали из нескольких источников, но Джейс не стал уточнять, из каких именно. Заметив его настороженность, я сменила тему, но мне все равно удалось выяснить, что значительная часть их капитала была создана благодаря бирже, куда съезжались покупатели и продавцы со всего континента. Началось все с зерна, выращенного в Эйсландии, но после заключения новых договоров между королевствами установились более крепкие связи, и с тех пор оборот биржи ежегодно увеличивался в три раза.
– Я все правильно поняла? – спросила я, используя самый насмешливый тон. – Ты говоришь, что вы извлекаете выгоду из новых договоров?
– В некотором роде. Но не настолько, чтобы мы отказались от собственной выгоды.
Он потер палец в месте, где раньше был перстень. Я заметила этот тик Джейса. Он трогал палец, говоря о доме. Я представила, как он боролся с охотником, который пытался отобрать кольцо. Вряд ли Джейс отдал бы его без драки. Я считала, что ему повезло, раз у него вообще остался палец.
Я засунула руку в карман, нащупала теплый металл и подумала, не отдать ли ему кольцо. Впрочем, было уже слишком поздно. Он бы удивился, зачем я его взяла и почему так долго не отдавала. Ключи я украла, чтобы выжить. Но кольцо – совсем по другой причине.
Где-то за год до возвращения королевы все больше моих краж начали носить карательный характер. Это был гневный налог, собранный за ответы, которых я так и не получила; возмездие за все детские кончики пальцев, которые квотерлорды отняли и скормили свиньям. В основном эти кражи совершались ради вещей, не имеющих никакой ценности. Ими нельзя было набить брюхо, но они насыщали меня иначе.
Самой маленькой и бесполезной вещицей, украденной мной, стала блестящая латунная пуговица. О, как же ей гордился томакский военачальник! Она выступала на его животе среди длинного ряда таких же блестящих пуговиц – редкое сокровище, которое он купил у кучера из Превизи. Для меня они выглядели как толстые золотые заклепки, удерживающие его живот. Кража средней пуговицы испортила весь вид. Я выслеживала его целую неделю. Я знала, когда он пройдет по узкому, людному переулку. Знала, когда толпы людей рванут ему навстречу. И ждала его там, надвинув кепку на глаза и держа в ладони маленький изогнутый клинок. Отсутствие пуговицы он заметил только тогда, когда дошел до конца переулка. Я услышала его пронзительный крик и не смогла не улыбнуться столь сладкому звуку. Вот в каком ужине я нуждалась.
Кольцо Джейса было так же бесполезно для меня, как и та пуговица, и я украла его по той же самой причине. Это был символ власти, наследие, которое они почитали, а я одним тихим движением отправила его на дно темного, грязного кармана.
Глава четырнадцатая. Джейс
Ее любопытству не было предела, и я с удовольствием питал его рассказами о Дозоре Тора. Однако я заметил кое-что необычное: когда речь заходила о ее жизни, она начинала говорить сдержанно и расчетливо. Когда ты час за часом, день за днем прикован к другому человеку, каждая пауза начинает носить скрытый подтекст. Я раздумывал о деталях, которыми она не хотела делиться.
Какой была ее жизнь в Венде? Или, точнее, что с ней сделали? Она явно не воспитывалась в счастливой семье, где оба родителя жили в мире и согласии. Ее будто всю жизнь держали в темнице. Она вздрагивала от солнечного света, вздрагивала от вида открытого неба. Как только мы вышли на плато Хита, она устремила взгляд в далекую точку. Плечи ее напряглись, словно она несла на спине тяжелый мешок. Когда я указал на парящего над нами орла, она едва удостоила его взглядом.
Я вернул разговор к теме, в которой она плавала как рыба в воде, – как быть солдатом. Она рассказала о различном оружии, которое ковалось для рахтанов: о ножах, о тцэзе, мечах, веревочных дротиках, арбалетах и многом другом. Хранители крепости оценивали, что лучше всего подходило солдатам. Когда она стала рахтаном, королева лично подарила ей меч и ножи.
– Ты когда-нибудь ими пользовалась?
Кази вскинула бровь.
– Ты хочешь знать, убивала ли я? Да, но пока только двоих. Я стараюсь избегать жестокой расправы.
«Стараюсь». Как непринужденно это слово сорвалось с губ девушки, у которой я каждую ночь выпытывал загадки, чтобы она могла заснуть под открытым небом.
– И кого ты убила? – продолжал я.
– Мародеров. – Рот ее скривился, будто она все еще испытывала отвращение от случившегося. – Мы следовали за караваном с припасами. Они не заметили нас, но мы прекрасно их видели. А ты? Ты когда-нибудь убивал?
Я кивнул. Гораздо больше, чем троих, но я не рассказал и был рад, что она не спросила.
Не раз она ловила на себе мой любопытный взгляд. Я пытался сосредоточиться на пейзаже, но глаза предательски возвращались к ней. Она очаровывала меня своими противоречиями и секретами. Я не мог налюбоваться девушкой, которая иногда выглядывала из-под суровой солдатской внешности, как в тот раз, когда она заметила стебли желаний на берегу реки. Забыв, кто я такой, она заботливо прижала растение к моей лодыжке. В другом мире, при других обстоятельствах, мы, вероятно, могли бы стать друзьями. Или даже больше.
Я знал, что думал о ней больше, чем следовало.
Я сконцентрировал взгляд на предгорье, пытаясь заставить себя вернуться к действительности. Я уже ездил этой дорогой, но никогда не проходил здесь пешком – в особенности босиком, в цепях, голодным. Было трудно оценить расстояние. Сколько еще осталось? Существовал ли шанс вернуться до того, как гробницу закроют? Что творилось в их головах? «Где, черт возьми, Джейс?» Несомненно, они выслали поисковые отряды, но тело так и не было найдено. Я не сомневался, что рахтаны, которые были с Кази, находились под стражей у братьев и подвергались допросу. Мэйсон из кого угодно мог выжать информацию. Вот только спутницы Кази не догадывались, что с нами произошло. Они не могли знать об охотниках. Об этой истории было известно только мне и ей.
«Я видела своими глазами». В памяти все время всплывали ее слова. Сожженные поля, кража скота у поселенцев. Да, мы хотели их отпугнуть, и наш визит был не из приятных. Шотгорн стал предупреждением, чтобы они собрали вещи и ушли, но это было все, что мы взяли. Кто тогда забрал остальное?
Ганнер был импульсивным человеком, а дни, проведенные у постели отца, привели к тому, что мы эмоционально выдохлись. Ганнер всегда высказывал возражения против поселенцев громче, чем кто-либо из нас, но я был уверен, что он не стал бы буйствовать без моего согласия, хотя в то время я еще не был официально патри. В этих вопросах он подчинялся мне. Но если не он, то кто? Может, поселенцы или Кази солгали?
Это была одна из причин, по которой отец назвал меня патри. Обычно я хорошо распознавал ложь, во всяком случае, лучше, чем мои братья. Однако умение распознавать ложь не обязательно открывало правду. Для этого нужно было копнуть поглубже.
Я очень хотел знать, что скрывала Кази.
Проклятье.
Я хотел знать о ней гораздо больше, что, в свою очередь, сулило неприятности. Мне нужно было, чтобы она и другие венданцы исчезли из моей жизни как можно скорее. Я надеялся, нам не придется долго оставаться прикованными друг к другу.
Я смотрел на неутомимую Кази. Ее темные ресницы отбрасывали тень; теплая кожа лоснилась. Мой взгляд задержался на ней слишком долго.
Что ж, возможно, неприятностей избежать не получится.
* * *– Что это? – Волнение закралось в ее голос, будто она уже предвкушала то, что скрывалось в широкой полосе ослепительно яркого песка.
Мы взобрались на холм – вот где я понял, как сильно ошибся в расчетах. Мы пришли к полудню, а это значило, что песок был раскаленным. А мы шли босиком.
– Песок, – ответил я.
– Нет. Это не песок, – возразила она.
И она не ошиблась. Это были кости. Разломанные кости, в основном человеческие. Тусклые, испещренные следами зубы. Кое-где, словно белые лилии на сияющем пруду, проглядывали целые позвонки.
– Это Костяной канал, – продолжила Кази. – Говорят, песок течет из города, разрушенного во время вспышки первой звезды. У нас не получится пересечь его босиком посреди дня.
Волны жара взметнулись к небу. Кази глядела на них, словно на призраков, замурованных в песке и пытающихся выбраться наружу. Внезапно ее внимание переключилось на далекие предгорья, тянущиеся за песками. Там возвышались руины – наше возможное убежище. Но как перебраться через это раскаленное кладбище?
– Рубашки, – сказала Кази. – Давай обернем их вокруг ступней. – Она начала расстегивать свою. – Снимай тоже. Они обе нам понадобятся.
– Мы можем подождать до ночи…
– Нет, – отрезала она. – Я не собираюсь ждать посреди пустыни. Лучше доберемся до руин.
Она сняла рубашку, разорвала ее пополам. Под ней скрывалась тонкая сорочка, и я надеялся, что она снимет и ее. «Дьявольский ад, возьми себя в руки, Джейс».
– Снимай, – повторила она.
Мне не хотелось рвать одежду, но и ждать до ночи, пока пески остынут, тоже не хотелось. Кроме того, в летнюю жару можно было обойтись и без одежды.
Обмотав ноги несколькими слоями ткани, мы надежно завязали концы. Песок под ногами был раскаленным как печь, однако ткань делала свое дело и не давала ступням покрыться волдырями.
Идти было трудно, так как ткань стягивала лодыжки, но мы быстро приноровились и шли в ногу. Я пытался завязать разговор, хотел вспомнить какую-нибудь легенду, но мысли постоянно ускользали от меня. Я и раньше видел женщин с обнаженными плечами… Нет, дело было не в этом. «Она солдат, – напомнил я себе. – Рахтан. Девушка, которая приставила нож к моему горлу и была готова пустить его в дело».
Но и это не помогло. Тогда на полпути я попросил:
– Загадай загадку, Кази.
Она бросила на меня изумленный взгляд.
– Сейчас?
Я кивнул.
Кази задумалась на мгновение, а потом ее рука скользнула к животу, и она заговорила:
– Чем меньше я ем, тем больше расту,Кручусь и верчусь, подобно шуту.Меня трудно не слышать, как ни старайся,Я вою и плачу, и ты не ругайся.Я прячусь во мраке, хотя след мой заметен,За тощие руки и щеки в ответе.Свирепые зубы и когти при мне,И пасть, что разинута злобно во тьме.Со мной только курица может возиться,Прелестными ножками в перьях дразниться.Желудок подсказал мне ответ. Разговор о куриных ножках заставил зверя, свернувшегося внутри, поднять грустную голову.
– Обещаю, вечером зверь будет сыт, – сказал я.
Казалось, Кази меня не слушала. Ее правая бровь приподнялась, взгляд стал озадаченным.
– Что… это? – Она смотрела за мою спину.
Я обернулся. Вдалеке, на фоне ясного голубого неба, появилось облако. Нет, это было не просто облако. Я видел такие и раньше, но с безопасного расстояния. Толстая, раздутая рука поднималась в небо на несколько миль; мышцы, пурпурные, напряженные, выделялись на ней как у разъяренного монстра.
– Беги, – прошептал я.
– Но…
– Нас сейчас накроет! Бежим!
Ее убедила паника в моем голосе, и она бросилась бежать. Однако мы по-прежнему находились далеко от другого берега. Вдалеке уже блестели ползущие в нашу сторону серебряные пальцы воды.
– Быстрее! – торопил я.
Ноги стучали по песку; ткань начала развязываться, хлопать по лодыжкам, но времени на остановку не было. Мы уже видели стену из пены и воды, смертоносную волну, которая неслась к нам с огромной скоростью. Кази сбросила ткань.
– Беги! Не останавливайся! – кричала она, ступая ногами по раскаленному песку.
Я видел ее агонию и не мог оставаться равнодушным: я подхватил ее на руки и удвоил темп. Сердце в груди бешено колотилось. Стена неумолимо приближалась; ее рев напоминал звериный, а струйки уже впивались в мои лодыжки.
Мы добрались до противоположной стороны, но вода… поднималась безостановочно. Мои ноги увязли по колено, а нам еще предстояло подняться по крутому берегу. Я поставил Кази на песок. Вода уже поднялась нам по пояс, засасывая в течение. Мягкая почва скользила под ступнями, дождь лил на головы, но мы карабкались, цеплялись за все подряд. Но вода тоже поднималась вместе с нами. Мы втыкали трости в землю, спотыкались, уходя под воду, тянули друг друга, пока наконец не добрались до гребня и не рухнули на вершину насыпи. В ту же секунду смертоносная волна с грохотом пронеслась мимо нас.
Мы лежали на спине, задыхаясь, пока дождь хлестал по земле вокруг нас. И вдруг Кази захихикала. Короткие смешки перешли в заливистый смех, и я засмеялся вместе с ней. Это была радость, облегчение, будто мы только что расправились с чудовищем, которое уже держало нас в пасти.
А потом наш смех утих. Измотанные, мы слушали единственный звук – стук дождя. От влажной земли исходил жар. Я повернул голову, чтобы посмотреть на Кази. Ее глаза были закрыты, пряди волос прилипли к щеке, капли воды собирались в ложбинке у горла, маленькая жилка пульсировала на шее.
Я сел, потянулся к ее ноге, чтобы взглянуть на ступню. Сначала она вздрогнула, но потом позволила мне прикоснуться. Я осторожно провел большим пальцем по коже – там уже образовались волдыри. Тогда, не раздумывая, я потянулся в карман, достал стебель желания, пожевал его и прижал к ранам.
– Так легче? – спросил я.
Кази моргнула. Ее глаза избегали моих, грудь вздымалась в неровном дыхании. А потом она наконец ответила:
– Да.
Глава пятнадцатая. Кази
Пылал огонь, и запах жира, капающего с меймола, казался мне пьянящим, сладким, даже более тонким, чем те, что можно встретить на рынке-джехендре. Я вдыхала, пьянея от аромата, пока мой желудок бурчал в предвкушении.
Мои ступни по-прежнему были обернуты в стебли желаний – горячая пульсация, исходящая от волдырей, прошла. Из порванной рубашки Джейс сделал повязку, а потом понес меня к руинам. Я убеждала его, что могу передвигаться самостоятельно, однако он настоял, чтобы я позволила стеблям совершить волшебство. Мы нашли уютный темный закуток среди заваленных стен. Вдыхая аромат жареного меймола и наслаждаясь темнотой пещеры с низким потолком, я представляла, будто боги наконец сжалились над бедной несчастной Кази… или просто устали ее мучить.
Буря прошла быстро – так же быстро, как и началась. Как только мы достигли подножия руин, Джейс заметил несколько холмиков и со второй попытки сумел пронзить копьем меймола.
Когда птица прожарилась, мы сели есть, смакуя сочное темное мясо, обсасывая каждую косточку, шумно облизывая пальцы и рассказывая о наших любимых блюдах. Джейс упомянул такие, о которых я никогда раньше не слышала: тушеного кролика под сладким соусом, меренги с черникой, тушеный бергу. Я удивилась, узнав, в Дозоре Тора было четыре повара, но готовила в основном его тетка. Я же рассказала о рыбном рагу Берди, которое считалось самым популярным блюдом в Санктуме.
– Я бы каждый день его ела, – нахваливала я это рыбное блюдо. – О, а еще пироги с шалфеем. – Я с тоской вздохнула.
– Никогда о них не слышал.
– Ты много потерял. Это райское блюдо способно поставить меня на колени. Оно популярно у бродяг.
– А апельсины? – Его рот растянулся в улыбке, пока огонь отбрасывал теплые отблески на его щеки. – Ты любишь апельсины?
Я ухмыльнулась.
– Люблю. Наверное, это самое вкусное, что я когда-либо пробовала. В детстве мне не доводилось их есть. Только когда я… – Я остановилась, пока не наболтала лишнего.
Джейс вскинул брови.
– Когда ты?..
– Только когда я поехала в Далбрек, я смогла их попробовать. В Венде нет апельсинов.
Джейс сверлил меня взглядом: он знал, что я лгала, и я ненавидела его проницательность. Он читал меня точно книгу.
Джейс молчал. Я подозревала, что он размышлял над сказанными или невысказанными словами. Наконец он спросил, как мои ноги.
– Уже не жжет. Думаю, к утру заживут.
Случился еще один неловкий момент: наши взгляды встретились, застыли, вновь разошлись. После всего, что мы пережили, между нами не должно было остаться неловкости. Но… Каждая пауза казалась переполненной, как мешок с зерном, треснувший по швам. Нас наполняло что-то, в чем мы не осмеливались признаться.
– Расскажи мне историю, – попросила я.
Он кивнул.
– Но сначала давай я принесу дрова для костра. – Его взгляд опустился на цепь между нами. Куда шел один из нас, туда и другой. – Ты справишься?
– Я же сказала, что мне не больно. К тому же у меня есть прекрасные туфли.
Джейс поднялся, протянул руку, чтобы помочь мне встать на ноги. Боль в ступнях была ощутимой, но не слишком сильной. Во всяком случае, я могла ходить, особенно если ноги защищали повязки. Мы прошли ко входу в пещеру и оказались на широком уступе. Ранее, поднимаясь по склону к руинам, я видела перед собой только берег и кустарник. Теперь, глядя с уступа, я не могла отвести взгляд от головокружительно звездного неба, встречающегося с бесконечной равниной, освещенной растущей луной.
– Смотри. Там, наверху, – заговорил Джейс, указывая на небо, – сердце Ариса. А рядом с ним…
Голова закружилась – я попятилась к стене руин. Джейс немедленно меня схватил.
– Я слишком быстро встала.
Он смотрел на меня сверху вниз. Что ж, я понимала – он не поверит в это объяснение. Он знал о моей странной тревожности с той первой ночи в лесу, когда попросил меня загадать загадку.
– Что с тобой сделали, Кази? – Его голос звучал низко, серьезно. Даже в тусклом свете я видела беспокойство в его глазах.
Я притворилась, будто не понимала, о чем он говорил.
– Ты о чем?
– Кто заставил тебя бояться открытого мира, неба над головой? Венда? Родители?
– Никто, – прошептала я.
– Тогда держись за меня, – приказал он. – Давай я покажу тебе звезды.
* * *Пока мы стояли на уступе, Джейс рассказывал истории. Рассказ он начал с самой низкой звезды на горизонте и назвал ее Золотом воров, так как у нее был отчетливый золотистый оттенок. Я держалась за его руку, концентрируясь только на звезде, его голосе и истории о мерцающем золотом самородке и ворах, которые спрятали его на небе, но забыли где.
Далее Джейс перешел к скоплению звезд – Орлиному гнезду, с тремя яркими яйцами, затем к другому, потом еще к одному, и вскоре небо казалось мне уже не небом, а темным пергаментом сверкающих взаимосвязанных историй. Пока он говорил, я заметила, что некоторые из звезд пролетали по небу, точно живые, оставляя за собой горящие хвосты. Джейс рассказал и о них:
– Это мчатся Потерянные кони Хетиши. Они остались одни, когда хозяйка упала с колесницы на землю. Теперь они скачут по небесам, кружат, ищут ее. Говорят, что, если она найдется, звезды соединятся с колесницей и станут самыми яркими на небосводе.
Я взглянула туда, где только что исчезла звезда. В душе нарастала боль. Может, мне стало грустно, потому что я никогда раньше не видела звезд? Или, возможно, стало жаль потерянных лошадей, которые тысячелетиями кружили в небесах? «Они никогда ее не найдут. Ее больше нет».
– Думаю, – он повернулся ко мне, – пора заканчивать.
Наши лица оказались неожиданно близко. Наблюдая, как лунный свет ласкал его скулы, я забыла и о звездах, и о лошадях.
Я вдруг осознала, что по-прежнему сжимала его руку. Я резко ослабила хватку и отпрянула.
– Пора собрать ветки для костра, – напомнил Джейс.
– Я помогу.
Я шагнула вперед, и в тот же миг мы неуклюже столкнулись, – хорошо, что руины не дали нам упасть. Теперь его лицо оказалось в волнительной близости от моего. Я прижалась спиной к стене; рука Джейса обвила мою талию. Теперь ничто не могло нас отвлечь. Не было шансов отвести взгляд. Мы оба поддались чувству, которое все это время кружило над нами, ждало, пытаясь наброситься. И вот наконец это свершилось.