Под эти размышления, Борю опять стала одолевать сонливость. Как только он окунулся в объятия Морфея, так дверь снова открылась.
– Выходи.
На него надели один комплект наручников (видимо, решили, что одного достаточно – не сбежит теперь точно никуда), и повели на третий этаж. Кабинет здесь выглядел более ухоженным. На стенах висели какие-то плакаты, памятки сотрудникам как обращаться с задержанными. Боря подумал, что эти плакаты с советских времён остались. С него сняли «браслеты», а через минуту в кабинет вошли следователь, не расстающийся со своим ноутбуком, и не поменявший утреннего прикида адвокат, с тем же портфелем, что и с утра. Часы на стене показывали начало четвёртого часа второй половины дня. Наконец-то Боре стало известно, сколько сейчас времени, и он прикинул, сколько примерно прошло с момента задержания. Почти семнадцать часов он находится в руках полиции.
– Так, Виктор Фёдорович. Я, с целью соблюдения всех процессуальных норм, оставлю Вас наедине с подозреваемым. Но ненадолго, дадите быстренько консультацию и к делу.
Он оставил ноутбук на столе и, доставая сигареты из кармана, направился к выходу в коридор.
– Вот что, Боря. – начал разговор адвокат, доставая из портфеля какие-то бумаги, и вчитываясь в них. – Твои родители в курсе происходящего. Но видеозапись «Макдоналдс» пока не предоставил. Поэтому наша позиция не меняется. Наша сейчас задача выпросить у Алексея Сергеевича для тебя подписку о невыезде и надлежащем поведении. Ведь ты же работаешь? На работе пока не в курсе, но появиться тебе там вообще-то желательно, поскольку мы сейчас будем собирать характеристики твои. Чем больше положительных характеристик, тем меньше дадут срок. Может быть тебе дадут условно, всё-таки ты первый раз привлекаешься. Сегодня поедешь в ИВС, проведёшь там два дня, а во вторник суд. Надеюсь, они изберут мягкую меру пресечения. Ну а пока ты находишься под охраной.
– А вещи мои мне вернут? – Боря вспомнил обо всём, что у него изъяли. Он даже не поинтересовался у адвоката, что такое ИВС. В его-то положении, вообще-то стоило бы ознакомиться хотя бы с расшифровкой незнакомой аббревиатуры, не говоря о том, что это за учреждение такое, в котором ему предстояло оказаться. Адвокат изумился ходу Бориных мыслей, ведь он тоже рассчитывал на этот вопрос, а подзащитный интересуется каким-то пустяком…
– Не думай об этом, мой тебе совет. Главное на свободе оказаться, с чистой совестью, а то, что у тебя изъяли – дело наживное. Купишь себе ещё. Обычно следователь отдаёт личные вещи обвиняемого родственникам. Но твоя мама с ним ещё не разговаривала. Я скоро узнаю его рабочий адрес, номер кабинета, где он сидит, и этот незначительный, по моему мнению, вопрос мы тоже уладим. Кстати, обычно сам следак и предлагает вещи забрать. Но пистолет тебе не вернут, скорей всего. Это вещдок, а их обычно уничтожают после вступления приговора в законную силу.
– Время вышло, граждане. – Огласил вернувшийся следователь Петренко, прервав очень сложное для Бориного понимания высказывание адвоката. – Начнём, пожалуй? Итак, Пахомов Борислав Григорьевич, в отношении вас возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью первой статьёй сто шестьдесят первой уголовного кодекса Российской Федерации. Вы подозреваетесь в совершении ограбления заведения сети быстрого обслуживания «Макдоналдс». Меня интересует вопрос номер один. Вы признаёте свою вину?
– Нет. – ответил Боря.
– Борис, правильно говорить так: – поправил его адвокат. – Свою вину отрицаю в полном объёме.
– Записано. – печатая на ноутбуке показания Бори, произнёс следователь. – Что ты делал в субботу в «Макдоналдсе» на Сухаревской площади?
– Друга встретил. – сказал Боря, на этот раз более уверенно, чем ночью. – Лёшу Тарханова. Он мне денег должен был. Вот и позвонил мне, чтобы я приехал. Вручил мне пакет, и потребовал, чтобы я сразу вышел.
Следователь печатал показания подозреваемого на ноутбуке. А Боря почти краснел от того вранья, которое сочинял на ходу. Главное, о чём думал он, это – запомнить всё, что сейчас наговорит и придерживаться своей версии по ходу всего расследования. Ну, или по крайней мере до тех пор, пока не предъявят запись видеонаблюдения. Лёшу профкомовского он уже не щадил. «Это ж надо, какой советчик нашёлся, – только и думал он. – Посоветовал, а сам не пробовал даже. Фантазёр хренов! Фильмов насмотрелся Квентина Тарантино. Там-то профессионалы кафе грабили, которые до ограбления успели покушать в нём и как следует его изучить.»
Но хорошо, что с Борей работал адвокат, и тот мог действительно проконсультировать его, дабы не наговорить лишнего. Авось и правда, видеозапись следователю добыть не удастся, и он сможет отмазаться. Разговор продолжил Алексей Сергеевич:
– Итак, Тарханов Алексей…, отчество как у друга?
– Я не в курсе – ответил Боря. – У меня телефон его есть. Можно позвонить и спросить.
– Я тебя правильно понял, ты считаешь, будто он ограбил «Макдоналдс» и передал эти деньги тебе?
Боря замялся. А вот адвокат нашёл, что ответить:
– Эта версия кажется нам наиболее правдоподобной, хотя самого ограбления Боря не видел, и ничего точно утверждать не может. – Учитывая, что Боря не поставил в известность адвоката о своей версии, что деньги получил от друга, Виктор Фёдорович сообразил довольно быстро, как этой версией воспользоваться. На своего подзащитного он кинул едва заметный неодобрительный взгляд.
Боря кивнул, не зная мыслей адвоката. Он думал лишь о том, что тот произнёс вслух. Пожалуй, лучше и не скажешь. Грамотно.
– И ты предлагаешь нам проверить эту версию?
Только сейчас Боря обратил внимание, что Петренко с ним разговаривает то «на вы», то «на ты». И странно, что эта неуместная мысль пришла в голову именно сейчас, когда надо было чётко ответить: да или нет.
– Да. Я предлагаю позвонить ему. – только и смог вымолвить Боря.
Следователь отправил на печать показания Бори, и когда листок вышел из принтера, протянул им двоим для прочтения.
– Читайте, господа. Всё верно?
Боря уже второй раз за последнюю половину суток читал свои собственные показания, и не видел смысла давать их столько раз. Однако, видимо в этом и заключается расследование уголовного дела, чтобы множество раз спрашивать об одном и том же. Если Боре снова зададут вопрос, то он ответит то же самое. «В субботу вечером. Я прибыл в кафе „Макдоналдс“ на встречу с другом Тархановым Алексеем, который был мне должен денег. По моей версии он ограбил заведение, и вызвал меня, чтобы передать награбленное в виде возвращённого долга. При мне был пистолет без обоймы, но я его не доставал. Вину отрицаю в полном объёме.»
– Знаете, что можно добавить сюда? – начал адвокат, и убирая свой портфель куда-то в сторону, добавил: – «Преступления я не совершал, кафе не грабил. Прошу избрать мне меру пресечения, не связанную с лишением свободы. Обязуюсь не пропускать следственные мероприятия и прибывать по первому вызову».
– Я—то, конечно, запишу то, что вы попросили – ответил Петренко, и продолжил: – Но вы знаете, о чём просите? Чтобы я отпустил подозреваемого под подписку о невыезде и надлежащем поведении.
И тут следователь откинулся на спинку стула, всем своим видом дав понять, что сейчас последует длительное повествование:
– Вот знаете. Я работаю следаком… А ведь именно так вы нас называете, правильно Боря? – На этом месте Боря изумился. Он ещё не успел стать зеком, а Алексей Сергеевич уже причисляет его к таковым. – Так вот я работаю уже два года следователем. Начинал как помощник следователя, когда учился на юриста, а по окончании стал следаком. Два года назад, приступив к расследованию двух своих первых уголовных дел, я решил быть добрым. И отпустил подозреваемых на подписку о невыезде. А вы наверняка в курсе, Виктор Фёдорович, что на подписку о не выезде, я могу отпустить и не обращаясь в суд? Это для содержания под стражей нужно просить у суда разрешения. Так вот, знаете, что случилось? Они оба за границу уехали! И их до сих пор не нашли. Вы можете сказать, что-то типа «да я не такой, я-то точно не сбегу». Но они тоже клялись приходить вовремя на следственные действия и сбежали. Меня тогда сильно ругал следственный комитет, уволить хотели, но простили как новенького. Те два уголовных дела передали более опытному коллеге. Но с тех пор я по каждому фигуранту прошу у суда санкцию на арест. При этом всего лишь один раз суд мне отказал.
Подозреваемый и адвокат промолчали. Алексей Сергеевич отправил новый вариант показаний на распечатку, и продолжил:
– Вот ты говоришь: «Это мой друг ограбил кафе. Свяжитесь с ним». Мы с ним свяжемся, но только после того, как судья выберет тебе меру пресечения. И знаешь почему? Потому что у меня есть подозрения, что ты всё придумал. Иногда мнение следака и судьи расходятся, и судья может тебе поверить. И вот тогда-то я начну проверять твою версию. А пока в этом нет смысла. Знаешь, сколько в Москве живёт Тархановых Алексеев? Вчера ради интереса проверил. Двадцать пять тысяч. Позвонить ему говоришь? Я позвоню, он выкинет сим-карту, и пропадёт, и зачем он мне нужен, когда есть ты? Чтобы тебя пожалеть? Я сегодня утром беседовал с менеджером «Макдоналдс», который на смене находился во время ограбления. Он описал приметы грабителя. Сходятся с твоей внешностью. Хочешь, опознание проведём?
– Проводите! – уверенно ответил Борис.
– А мы и так его будем проводить. Хотя если приобщим к делу видеозапись, то в опознании не будет смысла. И тем не менее, практика показывает, что когда подозреваемый отрицает свою вину, чаще всего это означает, что совершил преступление он. Вот я, например, среди уголовников пользуюсь плохой репутацией. Потому что всем, чьи дела я расследовал, дали реальные сроки лишения свободы. У тебя есть все шансы быть первым, кому дадут условно. Ты ведь ранее не судим, привлекаешься первый раз к уголовной ответственности. И я насчитал у тебя семнадцать приводов в милицию и все за пьянку, то есть серьёзных нарушений общественного порядка за тобой не замечено. Любишь распивать алкогольные напитки в общественном месте, но это мелочь. Ты ведь не дебоширишь, штрафы оплачиваешь. К тому же ни разу не ночевал в ментовке. В общем, почти чист, но ты пошёл неверным путём. В несознанку. И твои шансы на «условку» тают на глазах. И чем дольше ты будешь отпираться, тем дольше будешь сидеть. Во вторник суд, до этого предлагаю тебе подумать над моими словами. Вот здесь пиши «С моих слов записано верно, мною прочитано» и поставь подпись.
Боря выполнил уже знакомую процедуру. Поставил везде, где надо подпись. И следователь со словами «У меня всё. Оставляю вас наедине» свернул ноутбук, распечатал копии протокола допроса адвокату и Боре, выдал им причитающиеся, сложил в свой ноут какие-то свои бумаги и удалился.
– Можно мы побеседуем, – попросил адвокат Гусев у конвойного полицейского. – Буквально пять минут, не дольше.
– Да, пожалуйста! – ответил тот, и добавил: – мне спешить некуда, хоть до ночи беседуйте.
– Значит так, Боря. Во-первых, меня удивила твоя позиция по уголовному делу. Ты меня не поставил в известность, что топишь своего друга. Я, конечно, постарался сказать следователю такую версию, чтобы ты ссученным не выглядел. И тем не менее. Сейчас ты отправишься навстречу к уркам, а они не любят тех, кто таким способом выкручивается. Надеюсь, больше нет обстоятельств, о которых ты умолчал и не поставил меня в известность?
– Нет, вроде. Я думал, что сказал вам свою версию… – Растерялся Боря. Мало того, что адвокат перешёл с языка юридического на феню, загрузив Борю незнакомыми словами «топит», «ссученный», так ещё и претензии имеет. Обидно, мама ведь деньги за работу платит ему.
– Как видишь, не сказал. Ну что же, следачок нам предлагает во всём сознаться. Но мы не будем спешить этого делать, пока он нам не покажет видео. Если они видеозапись сделают, то мы чуток изменим нашу позицию, а пока никаких сознанок. Признать вину мы всегда успеем. А ты тем более несудимый, у тебя есть шансы получить условно и без признания вины.
– И что делать теперь? – Спросил Борис.
– Ну а что теперь. Езжай в изолятор, там условия получше, чем в ментовке, выспишься подготовишься к суду. Мы постараемся уговорить судью отпустить тебя на подписку о невыезде, я пока буду характеристики на тебя собирать. Больше всего я на место работы твоё надеюсь. Может они дадут гарантию твоего присутствия на следственных мероприятиях. И вот что. В изоляторе, помимо тебя, будут ещё задержанные. Ты с ними, по-любому, будешь разговаривать. Мой тебе совет, не рассказывай им подробности своей делюги. А так всё, бывай до вторника!
Адвокат пожал руку Боре и удалился. Конвойный повёл Бориса вниз, обратно в обезьянник, по его просьбе проводил до туалета, а затем вернул в уже знакомую первую камеру. Где Борис остался один. Но ничего читать не хотелось, и Боря просто лёг на деревянный настил, закрыл глаза, и вспомнил сотрудницу Сбербанка Свету, которой предлагал встретиться, да у той всё не хватало свободного времени на него. Боря искренне надеялся, что мысль о Свете поможет ему заснуть. Ведь ночью он так и не выспался.
Глава 3. ИВС
Улица Тверская была, как обычно оживлена. Толпы прохожих сновали в разные стороны. Все куда-то спешили, сбивая по пути, друг друга. Боря вышел из метро, и направился по подземному переходу на Пушкинскую площадь. Здесь возле памятника Александру Сергеевичу уже стояли профкомовские друзья его. Завидев Борю издали, они сразу начали кричать, изумляясь изменившемуся его имиджу. Вместо зелёных волос в стиле Денниса Родмана, типичная короткая деловая стрижка, гладко выбрит, в пиджаке, но почему-то без куртки.
– Чем занимаешься, Боря? – спросила Лиза, художественный руководитель университета, глава студенческой самодеятельности.
– Я в тюрьме сижу, – ответил Боря, удивившись мысленно своему ответу. Но почему-то остальные ребята не стали разделять Бориного удивления. Никому даже не показалось странным, что человек стоит рядом, и утверждает, что он сейчас в тюрьме. Все думали только о том, что Лёша-неформал и Коля-брейкер почему-то запаздывают. Боря и сам был не прочь их повидать. Неожиданно гул голосов стих, и послышались звуки скрежета тяжёлого замка.
Как это обычно бывает в неволе, сновидение прервалось по требованию властей, заставивших подняться и двигаться куда-то в спешном порядке. Когда двери открылись, Боря увидел перед собой двух каких-то новых полицейских, явно не работающих в ОВД «Тверское» и одетых в странный камуфляж без нашивок, и без прочих знаков отличия. У обоих были разные лычки на погонах. Тот, что с лычкой, расположенной вдоль погона, начал резкими словами:
– Так, Пахомов, побыстрей собирайся. Вещи все свои забрал?
– У следака ещё есть мои вещи.
– Дома сидит твой следак уже, водку пьёт. Всё своё забрал?
– Да, всё.
На него надели наручники, и повели на улицу к машине. Боря, как и любой здравомыслящий человек, окажись он на его месте, не сопротивлялся. Полицейские, тем не менее держали его под руки не слишком доверяя подозреваемому.
На улице стояла белая газелька с синей надписью «Следственный комитет РФ». Борю завели в неё, здесь были три микро-камеры на одного человека, и позади машины клетка на троих человек. Именно в неё Боря и был помещён. С него сняли наручники, и закрыли клетку на замок. Один из ментов вышел на улицу и сел на переднее сиденье, а второй остался на единственном сидячем месте в салоне машины. И она поехала.
«Подумать только, – мысленно проговорил Боря. – Ещё позавчера пил пиво в хорошем заведении, а теперь еду в этой неудобной газели. Где темно, невозможно книжку почитать». О своём уголовном деле он думать не мог. Поэтому решил сделать попытку поглядеть в окно. Хотя вообще-то у него кроме книжки теперь была копия постановления о возбуждении уголовного дела, её-то стоило почитать. Но, как уже отмечалось, была слишком неудобная темень, в которой разглядеть какие-то буквы невозможно, а чтоб ознакомиться со своей собственной делюгой, нужна более спокойная обстановка. К несчастью Боре, испытывающим желание поглядеть на свободную улицу, газель устроена так, что сделать это практически невозможно. Можно лишь, вытянув шею увидеть из окна кабины водителя саму дорогу, голый асфальт.
Куда его везут, Боря не знал. Из слов адвоката, он помнил, что едет в какое-то учреждение, под странным названием ИВС. Как оно расшифровывается, адвоката почему-то не спросил. Он сделал попытку догадаться, куда едет машина. Из клетки на последнем сиденье («стакан») можно было разглядеть водителя и дорогу. Но было уже темно, а дорога везде одинаковая. Если бы у Бори были права и машина, он бы разбирался в дорогах по внешнему виду средней полосы. Но он не разбирался в этом, и мог различать улицы лишь по их обочинам. А вслух, полицейские не говорили о том, куда едут. Машина то стояла в пробке, то на светофоре, то ехала. Боре запомнилось множество поворотов. Затем перед газелью появились ворота, машина остановилась. Из КПП вышел охранник, водитель дал ему какие-то бумаги, и охранник удалился. Затем ворота открылись, машина въехала во двор и остановилась.
Открылась дверца машины, полицейский встал со своего места, направился к Боре, открыл ему клетку, надел на него один наручник, другим пристегнул к себе со словами:
– Ты не буйный? Вторые «браслеты» не понадобятся?
– Всё нормально будет. – Ответил Боря, – не надо вторых «браслетов».
– Тогда пойдём.
И Борю повели. Его завели в очередную клетку («стакан»), которую за ним закрыли, и отстегнули от наручника. Полицейский удалился и Боря остался в помещении один. Он достал из пакета уголовный кодекс и попробовал почитать, но после первого же абзаца, в комнату вошли двое. Какой-то военный мужичок преклонного возраста, и с ним пожилая женщина в белом халате. Военный громким командирским голосом потребовал от Бори:
– Все свои вещи клади сюда. Одежду снимай полностью и тоже складывай сюда. Будем досматривать.
Боря сначала отдал пакет с двумя книгами и бумажкой с уголовным делом Бори (делюга). Пока он раздевался, мужик в военном камуфляже разглядывал содержимое пакета. Затем он принялся осматривать одежду доставленного. Возвращая пакет с книгами Боре, он ещё раз продемонстрировал свой командирский голос:
– Поворачивайся задом, и раздвигай ягодицы. – После того, как Боря выполнил это распоряжение, он добавил: – Пакет твой досмотрели, можешь забирать. Одежду сейчас досмотрим и тоже вернём.
Женщина в белом халате спросила:
– Хронические заболевания есть: туберкулёз, астма, простатит?
– Нету ничего.
– Точно нету? – Усомнилась женщина и добавила: – А то я знаю как у вас обычно это бывает. Сначала говорят «нету», а потом выясняется и сифилис, и ВИЧ, всё есть оказывается.
В разговор вмешался военный:
– Забирай одежду и одевайся.
Боря оделся, и его вывели из стакана. Без наручников его повёл военный по коридорам. По лестнице поднялись на третий этаж, а там на входе сидели за столом две молоденькие девушки, обе в милицейской форме без нашивок. На погонах сержантские лычки. Одна из них поднялась со своего места с ключами, и пошла вдоль коридора, а другая стала принимать от военного, какие-то бумаги.
Когда бумажная возня закончилась, военный повёл Борю к тому месту, где уже стояла девушка, которая вблизи оказалась не столь молоденькой как представлял себе Борис, и она, вставив ключ в замок, начала отворять камеру со словами:
– Одеялом можно накрываться только после десяти вечера, за нарушение в карцер. Если хочешь накрыться, курткой своей накрывайся.
Дверь открылась, Боря вошёл в камеру. Здесь оказалось просторнее, чем в обезьяннике. По левую руку от него к стене были прибиты вешалки для верхней одежды, по правую руку находилась «утка» – санузел, без унитаза. Он был огорожен специальной стенкой по пояс. Вдоль левой стены находились две маленькие кровати, у дальней стены стояли три кровати в ряд, а по правую стену находился железно-деревянный столик, прибитый к стене. Снизу к столику была приварена скамья. Между столом для приёма пищи и санузлом находилась раковина, над которой было зеркало. Единственным свободным местом была кровать у дальней стены, которая стояла посередине. К ней Боря и направился. Когда он присел на неё, послышался голос соседа:
– У тебя курить есть?
Боря поглядел на сокамерника. На вид лет тридцать пять или сорок. На левом плече несколько неразборчивых наколок. На пальцах татуировка «За В. А. С.». Накрывался дублёнкой, а под ней был одет в белую майку, на советский манер. В верней челюсти не хватало одного из передних зубов, из-за чего он имел манеру говорить с лёгким посвистыванием, не доходящим до шепелявости.
– Нету, – с сожалением ответил Боря. – Я вообще не курю. – Вообще-то он курил, когда учился в старших классах школы, но в университете, со временем бросил. Как-то само прошло. Видимо, курил, что называется, не в затяг, поэтому и бросить было легче.
– Почему вы все сюда без сигарет заходите?
– Не наезжай на него! – Попросил другой сосед сиплым голосом. Боря кинул взгляд и на него. Худое, повидавшее в этой жизни немало, лицо. Кашель через каждые пять минут. Если первый был одет налегке, то этот его сокамерник укутался как следует в тёплый пуховик с мехом, а под ним и рубашка, и тёплая кофта.
– Да я не наезжаю, – сразу сменил тон первый. И с улыбкой продолжил: – Тебя как зовут?
– Боря.
– Меня Толик. Я цирюльник местный. Слышал песню такую «парикмахер дядя Толик, подстриги меня под нолик»?
Боре доводилось слышать блатные песни, несмотря на то, что в студенческие годы он был специалистом по электронной музыке. Анатолий же продолжал, всё время улыбаясь:
– Этого доходягу, который возле тебя лежит, Володя зовут. Тебя за что закрыли?
– За грабёж. – Признался Боря. – «Макдоналдс» ограбил.
– Красава! – Воскликнул Толик, – А меня за кражу. Ночью проник в магазин и ящик водки стащил. Он оказывается больше тысячи стоит, вот меня и поймали. Сто пятьдесят восьмую шьют, народную.
– Почему народную?
– Потому что большинство тюрьмы по этой статье сидит, вот она и получила прозвище «народная статья». Но тут ещё не тюрьма. Это «Петровка, тридцать восемь», изолятор временного содержания, в советские времена КПЗ назывался, теперь в ИВС переименовали. Тут рядом детский сад, и баланда прям оттуда идёт.
– Что идёт? – переспросил Боря, услышав незнакомое слово.
– Ну, баланда. То, что мы едим тут. Каша там, макароны, рассольник. Из детского сада поставляют, так что она тут сносная, есть можно. А вот когда в тюрьму поедешь, там сами зеки готовят, козлы – картошку почистить нормально не могут, с кожурой в супе попадается.
– Ты его давай не стращай! – Подал голос Володя, – Может его ещё не закроют, а на подписку о невыезде выпустят.
– Ты, конечно, оптимист, Вован! – Передразнил его Анатолий, и, переведя взгляд на Борю, добавил: – Его не слушай особо. Он ни разу не сидел, вот и не знает ничего. У меня уже две ходки позади, так что лучше ко мне обращайся. Запомни главное правило арестанта: надо надеяться на лучшее, а ожидать худшего. Вот Вова ожидает лучшего, а как судья объявит «арестовать», так за сердце ухватится. Приступ случится.
– Не случится, – уверенно парировал Владимир, прерываясь на кашель. – Если, когда закрывали, не случился, значит уже больше точно не случится.
– А лет-то тебе сколько? – Настаивал на своём Толик. – В твоём возрасте, как раз сердечные приступы и характерны. Борь, хочешь я тебя по фене научу разговаривать? В тюрьме пригодится.
– Отстань от него – не унимался Вова. – Успеет он научиться. Может ему вообще твоя феня не пригодится.
– Вот старый! – Улыбнулся Толик. – Хотя да, по фене тебя и в тюрьме научать говорить. Что у тебя за книжки?
– Уголовный кодекс адвокат дал, и Стивен Кинг у меня с собой был. – Ответил Борис.
– Надо было кроссворды у адвоката попросить. А то здесь не расчитаешься особо. – Толик откинулся на спинку кровати, и принялся вслух разгадывать сканворд. – Гвардеец Ивана «Грозного»?
– Опричник. – Сказал Владимир, в голосе чувствовалось лёгкое пренебрежение к невежественному сокамернику.
– Подходит, – на ходу записывая, откликнулся Толик, и произнёс следующее задание, погрызывая ручку: – Пронзит струна осколком эха?
– Песня была такая, – сказал Владимир, – не помню, кто поёт.
– Олег Митяев. – За него продолжил Боря. – Пронзит тугую высь.
– О! «Высь» подходит. – Успел с улыбкой сказать Толик, как по радио объявили:
«Московское время двадцать два часа. В эфире новости».
– Можешь одеялом накрыться, Боря. Кстати, радио тут всю ночь играет, по нему и ориентируемся во времени.
– Киргизу скажи, чтоб накрылся. – Перебил Владимир. И поскольку Толик был ближе всех к четвёртой кровати, то он и крикнул, сделав серьёзное лицо: