За решёткой. Криминальный роман
– Эй, киргиз!
– Чего-мана? – ответил тот. Киргиз поднял голову. Неизвестно сколько дней он не брился и не принимал душ, но он явно зарос. Представитель Средней Азии тоже предпочитал одеваться в пуховик, как и Володя. Из национальной одежды на нём ничего не было, одет был как типичный москвич, и только растительность на лице и смуглая кожа выдавали в нём киргиза.
– Одеяломана можешь накрыться – Передразнил киргизский акцент Толя, – десять уже. «Микки из Голивуда?». Четыре буквы.
– Маус – ответил Володя.
– Не подходит. Первая «Р».
– Тогда не знаю.
– Может Микки Рурк? – предположил Боря.
– Подходит. – Ответил Толик. На следующем задании Боря заснул, и дальнейшая судьба кроссворда ему осталась неизвестной. Разбудил его утром строгий женский голос за пределами камеры:
– Подъём граждане! Время шесть утра. Заправляем кровати. Побыстрее!
– Ну ты и храпишь, братишка – обратился к Боре Анатолий, заправляя кровать. – А ты какой «Мак» ограбил? Тут, кажется, ночью по радио про тебя передавали.
– На «Сухарях». – Ответил Боря, уже покончив с заправкой койки.
– Через два часа завтрак принесут, его здесь сотрудники изолятора раздают. – Боря удивился, как Толик мог резко и часто менять тему для разговора, и даже не находил слов, чтобы ответил ему, или вставить. – Ты, поди, давно уж не ел-то?
Боря, вдруг, вспомнил, что в действительности, он принимал пищу в последний раз дома, перед выездом в субботу. А теперь понедельник, утро. То есть полностью всё воскресенье в его желудок не упало ничего съедобного.
– После завтрака у них тут проверка бывает. Можешь на режим пожаловаться.
– На обжарку надо б попроситься, – вставил своё слово Владимир. – Мне кажется, киргиз этот: блохастый.
– Кстати, да. «Беттеры» скорее всего у него есть. Он же по два-два-восемь залетел-то. А они когда колются, могут неделю не мыться вообще.
– Два-два-восемь – это за наркотики что-ли? – Уточнил Борис, неоднократно слышавший этот номер статьи. Вот почему от киргиза так несёт. Наркоманы, как правило, не утруждают себя своевременным приёмом ванны или душа.
– Да. Прикинь его на «точке» поймали. В ларьке газетном героин покупал, пять граммов порошка. Его-то «без прима» взяли, а газетчик, похоже, надолго уедет.
– Что значит «без прима»? – Боря сделал растерянное лицо, явно не понимая новую для него речь.
– У тебя же уголовный кодекс есть. Вот открой, посмотри. Там два-два-восемь, несколько статей есть. Прим-один, прим-два, а у него «хранение без цели сбыта», значит «без прима».
Позже, изучая состав двести двадцать восьмой статьи, Боря выяснил, что «прим» – это сокращение от слова «примечание». И что статей с этим номером целых пять, в каждой ещё части есть. Без прима – это обычная двести двадцать восьмая. Первая часть за мелкую наркоту – до трёх лет лишения свободы, по второй части крупный размер – от трёх до десяти, в третьей части особо крупный размер – от десяти до пятнадцати лет. Судя по всему у киргиза была вторая часть. Статья двести двадцать восемь прим один – означала сбыт наркотиков, и тоже три части, но насколько они суровые Боря прочитать не успел, поскольку принесли завтрак, и задержанные пошли его получать. Передавая друг другу тарелки с кашей, они накрыли на стол, и принялись за еду. После того, как помыли тарелки, и понесли их сдавать, раздали чай. У Толика в сумке ещё оставались печенья, которыми он охотно поделился с остальными. Киргиз от приёма пищи отказался.
– Ломка у него. Всё время строгает, и аппетита нет.
Что значит «строгает» Боря уже догадался сам, поскольку видел не однократно, как их азиатский пассажир подходил к «утке» блевать. Во время проверки, все задержанные, кроме плохо себя чувствующего киргиза, выстроились по струнке, и один из сотрудников в военной форме спросил:
– Мамедов опять от еды отказался?
– Да. – ответил Толик. – Он рыгать ходил всю ночь на дальняк. Может ему какую-нибудь таблетку дать?
– Метадон сейчас ему выпишем, может, проспится.
Проверка удалилась, и задержанные принялись за разгадывание кроссворда. Через час после этого дверь открылась, вошёл какой-то молодой сотрудник изолятора, одетый, правда, не в синий милицейский камуфляж, а в военный – защитного цвета, и спросил:
– Пахомов, у тебя помыться есть желание?
– Да, конечно. – Отозвался Боря.
– Пошли. Только вновь прибывшим оказывается такая честь.
Его отвели на второй этаж. Дали кусок хозяйственного мыла. И Боря принялся раздеваться. Всю одежду он сложил на скамье около двери в душевую, открыл воду, и долго-долго намыливался хозяйственным мылом. Поскольку ни мочала, ни вехотки у него здесь не было, то как следует отмыться ему здесь, похоже, не удастся, он решил как можно дольше находиться под водой. Но не слишком долго, чтобы не раздражать администрацию. Сменной одежды у него при себе не было, поэтому одеваться пришлось в то же самое. «И какой смысл в этой помывке, если ту же одежду на себя одеваешь?» – сказал мысленно, про себя. Его привели обратно на третий этаж, в ту же камеру.
Во время обеда, его сосед Толик задал вполне распространённый вопрос в такой ситуации:
– Ну как тебе наша жизнь, тюремная?
– Жить можно.
– Правильный подход – похвалил Володя. – От того, что тебя закрыли, жизнь не закончилась? Поэтому унывать не нужно.
– Можно даже веселиться, – улыбнулся Толик. И добавил со смешком: – когда меня первый раз закрыли, я тоже грустный ходил, только в зоне уже разморозился. Ничего, Боря, в тюрьме тоже весело бывает. Хотя может быть, завтра домой поедешь. Нас-то с Володей по-любому закроют.
Надеяться на лучшее, но ожидать худшего. Вот правило, которое Боря уже точно для себя уяснил. Он слушал радио, и старался о своём деле не думать. Искал любую зацепку, чтобы отвлечься. А Толик, как некий гуру, рассказывал ему то одно правило, то другое. Правила поведения в тюрьмах, которые устанавливают авторитетные воры. Но, естественно, всего рассказать невозможно. Он успел только поведать о священном сне арестанта. «Если администрация кого-то вызывает, то будить не нужно, пускай сами заходят в хату и будят. Когда арестант спит, тогда ему кажется, что срок идёт быстрее, поэтому будить нельзя». Поведал про передачку: всё что попадает в камеру с воли, должно быть поделено между остальными. Потому что не у всех есть родственники, друзья, многие – одинокие люди, и им никто ничего не передаёт. Правило пользования туалетом Боря узнал на ходу. Захотелось справить нужду, и услышал голос Толика за спиной:
– Когда на дальняк идёшь, воду открывай. Здесь не унитаз, тут смыва нет. Открой воду, пусть она течёт. Справишь нужду – закроешь. Так пахнет меньше оттуда.
В середине дня Толик попросил Борю почитать бумаги, которые были у него с собой. Боря замялся, с непривычки подумал стоит ли это делать. Но Толик его успокоил:
– Запомни. Свою делюгу не показывают только стрёмные арестанты. Которые что-то скрывают от зеков. Там, изнасилование, или подельников сдают. А если тебе нечего скрывать от нас, то можешь смело давать свою делюгу. Вон, на возьми, хочешь мою почитать? Обменяемся так сказать.
Отдав свою дело («делюга») Толику, Боря взялся читать постановление о возбуждении уголовного дела в отношение своего соседа. Когда этот процесс закончился, Толик сказал Боре:
– Вот видишь? Ничего стрёмного в этом нет. Ты дал мне свою делюгу, а я тебе свою. А всякие ссученные, обычно, своё дело скрывают от остальных. Нам с тобой скрывать друг от друга нечего.
Наутро, после завтрака, вместо проверки, в камеру вошли множество людей в военной форме, и спросили не очень грубо, но всё же требовательно:
– У кого «беттеры»? – Этот вид насекомых не только задержанные, но и сотрудники ИВС предпочитали так называть. И Боря, без дополнительных разъяснений сокамерников, понял, что имеются ввиду блохи.
– У киргиза, скорей всего – ответили все. Как зовут задержанного Мамедова выучить никто не смог.
– Понятно. Тогда собираемся, граждане. Все вещи, всю одежду, постельное бельё, матрацы, и прочее собираем и несём вниз на обжарку.
Началась суета. Все жители камеры начали спешно скручивать матрацы, одежду. Боря решил на всякий случай пакет с книгами и бумагами тоже взять с собой.
– Да оставь здесь, всё равно сейчас вернёмся. – Посоветовал ему Толик, однако у Бориса такой уверенности не было.
Их повели в подвал, где они сдали матрасы в какую-то камеру, которую тут же включили. Затем в подобную камеру отправилась вся их одежда. Потом их стали опрыскивать каким-то ядовитым средством, напоминающим по запаху средство от тараканов. Спустя некоторое время их пригласили под душ, а после душа выдали короткое вафельное полотенце.
В помещение зашли двое в полицейской форме, и задали один вопрос:
– А где здесь Пахомов?
А Пахомов в чём мать родила, стоял и обтирался вафельным полотенцем. Когда он уже одевал «обжаренную» одежду к нему подошли.
– Как удачно, Боря! – Начал один из подошедших, – поедешь с нами и уже помытый, после обжарки. Вещи свои все забрал?
Уже знающий, что отвечать, Боря сказал, что у него есть пакет, в котором лежат его две книги, бумаги («делюга») и больше вещей с собой нет. Его вывели на улицу, отвели к газели, посадили в дальнюю клетку и повезли. На этот раз с ним ехали другие полицейские, как показалось Боре более вежливые, чем в субботу, когда его доставили в ИВС.
Глава 4. Избрание меры пресечения
Дорога была полна машин. Время час-пик. Пробка растянулась на долгие километры, и, казалось, что объехать её нет никакой возможности. Разглядеть сколько точно километров затор для Бори было невозможно, поскольку обзор из окна газели этого не позволял. После каждого поворота, выбравшись из одного затора, машина, в которой везли Борю, неизбежно попадала в другой. Из клетки в конце газели, Боря видел через окно водителя происходящее на дороге. На этот раз его везли днём, поэтому кое-что из окна водителя, он всё же мог разглядеть. Определить, по какой дороге его везут, опять не получалось. Когда его везли на полицейской легковой машине, тогда всё было хорошо видно, а отсюда из газели следственного комитета ничего не разглядишь толком.
Машина остановилась перед воротами, которые спешно открыли. Въехали в какой-то двор и остановились. Задняя дверь газельки открылась, но Борю выводить никто не спешил.
– Покури пока. – Сказал конвойный, продолжая играть на айфоне в какую-то игру.
Заняться было нечем. Боря достал из пакета Стивена Кинга и попробовал начать читать. Он всегда думал, что Кинг – это писатель-фантаст, и все его книги соответственно – фантастика. Однако, описывались тридцатые годы двадцатого века, а Боря справедливо считал, что фантастам обычно свойственно описывать будущее. Как только Боря понял, что книга «Зелёная миля» про тюрьму, так сразу за ним пришли.
– Выводи его, – сказал конвойный на улице.
Полисмен, который с ним сидел до этого в машине, привстал со своего места, открыл клеть, надел на Борю один наручник, вторым пристегнул себе.
– Вторые браслеты одень на него, по улице же ведём.
Судя по всему, за ним пришёл полицейский старше по званию, поэтому сопровождавший его сотрудник во всём ему подчинялся. Он достал вторые наручники и за спиной сковал Боре руки. Вот так его и повели в здание.
Зашли они с чёрного хода. Повели на второй этаж, открыли зал заседания. В зале его поместили в такую же клетку, как и в полицейском участке. «Опять в стакан» – подумал Боря, явно завидуя тем подсудимым, которые приходят на суд из дома без конвоя. Перед «стаканом» стоял стол, за которым уже сидел Виктор Фёдорович. В зале сидел лишь один наблюдатель – мать подозреваемого. За другим столом напротив его адвоката находился с бумагами в руках Петренко Алексей Сергеевич. На его лице был написан суровый настрой. Первым заговорил адвокат:
– Здравствуй, Боря! В первую очередь предупрежу тебя, а то случаи бывают разные, что с тобой общаться имею права только я. То есть на мать ты, конечно можешь взглянуть, но вести с ней переговоры запрещено. Теперь о деле. Вчера Алексей Сергеевич допрашивал работников «Макдоналдс». Они дают описания грабителя. Всего три человека: двое кассиров, один менеджер. И ещё, твоя мама дала описание этого Лёши, друга твоего. Сказала, что он внешне, мягко говоря, на тебя не очень похож. То есть, как только следователь увидит этого волосатого, твоя версия рассыплется в щепки. Это же невозможно увидеть, что грабитель был коротко стриженный, и при этом всем троим показалось. Так что работы у нас с тобой – непочатый край.
Только сейчас до Бори дошло, что он выбрал не того человека, чтобы свалить на него свою вину. Лучше б Колю назвал, который в «Маке» работает. Логично, ведь тот знает правила компании. Николай хотя бы раз в три месяца под «нолик» стрижётся.
– В любом случае, – продолжил адвокат. – Сейчас тебя судить не собираются, а лишь избирают меру пресечения. И наша с тобой задача, получить подписку о невыезде, или предложить залог. Твоя мама приготовила пятьсот тысяч рублей. Маловато, конечно, под такой залог редко выпускают, но попробовать всё же стоит. Значит так, запомни: ты ограбления не совершал, внешне ты вполне приличный человек, работаешь, и обязуешься приходить вовремя на все следственные действия. Обращаться к судье только со словами «Ваша честь!», и обязательно вставать, когда разговариваешь с судьёй. Всё.
Боря прослушал, мысленно приготовился отвечать, и, глядя куда-то вдаль сглотнул.
– Я готов!
– И руки в карманах не держи, – дополнительный совет дал адвокат.
В зал вошёл судья. Им оказался мужичок предпенсионного возраста. Он был одет в чёрную мантию. Раздался голос судебного пристава:
– Прошу всех встать!
Захлопнулась на ключ дверь в зал судебного заседания. И судья объявил:
– Прошу садиться. Начинается рассмотрение ходатайства следователя Петренко Алексея Сергеевича об избрании подозреваемому Пахомову Бориславу Григорьевичу меры пресечения в виде содержания под стражей. Пахомов Борислав Григорьевич подозревается в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьёй сто шестьдесят первой уголовного кодекса Российской Федерации, как то: ограбление сети ресторанов быстрого обслуживания ЗАО «Москва-Макдоналдс». Подозреваемый, встаньте!
Боря поднялся.
– Вы признаёте свою вину?
– Нет, Ваша Честь, я не совершал ограбления.
– Понятно. Алексей Сергеевич, что вы можете добавить к своему ходатайству?
– Уважаемый суд, – следователь предпочитал обращаться к суду другим допустимым словосочетанием. – Пахомов подозревается в совершении преступления средней тяжести. Однако, совершал он ограбление с угрозой применения насилия опасного для жизни и здоровья потерпевшим, у него при себе был заряженный травматический пистолет, который сейчас находится в следственном комитете на экспертизе. Поэтому в ближайшее время произойдёт переквалификация преступления на сто шестьдесят первую, вторую часть, что является уже преступлением категории тяжкие.
– А вот подозреваемый утверждает, что пистолет держал без обоймы.
– Мы опрашивали работников «Макдоналдс», и их менеджер Фаизрахманов Тимур Сафаралиевич, тоже владеет травматическим оружием такой же модели….
– Извините, Алексей Сергеевич, я вас перебью – Прервал судья поток речей следователя. – В материалах дела говорится о пневматическом оружии, а не о травматическом.
– Простите, уважаемый суд, оговорился. – Следак виновато улыбнулся, и продолжил: – Так вот, он сказал, что если бы в нём не было обоймы, он бы заметил, как специалист. Мы подозреваем, что Пахомов при выходе из «Макдоналдс» выкинул обойму в мусорное ведро, поскольку при досмотре места совершения она не была найдена. Вообщем, следствие считает, что находясь на свободе подозреваемый может скрыться от следствия, или угрожать потерпевшим и свидетелям, поэтому просит избрать меру пресечения в виде содержания под стражей.
– Понятно. Подозреваемый, а вы что скажете?
– Ваша Честь, – начал Боря, ещё не привыкший общаться с судом. – Я пришёл в тот «Макдоналдс», когда ограбление уже состоялось, мне просто друг передал деньги, откуда он их взял, я не знаю, а пистолет у меня во время задержания был, но без обоймы.
– Хорошо. Что вы просите у суда?
– Ваша честь, я прошу не удовлетворять ходатайство следователя.
– Ваша честь, – начал адвокат. – Мы просим вас отпустить подозреваемого на подписку о невыезде и надлежащем поведении. А если это невозможно сделать, то мы можем предложить залог в пятьсот тысяч рублей. Вносителем залога будет мать подозреваемого, которая находится здесь в зале суда.
Боря взглянул на мать. Хотелось сказать ей: «Не надо пятьсот тысяч. Я сам, дурак, пошёл на дело. Лучше посижу, чем ты заплатишь». Но он помнил, что контакт с ней запрещён. Тем более, его мать не является участником судебного заседания, поэтому ей разрешено присутствовать в качестве зрителя. Это правило, Боря знал из какой-то популярной передачи на Первом канале.
– Всё понятно, – отрезал судья, и добавил: – суд удаляется для принятия решения!
– Прошу всех встать! – раздался голос пристава.
Судья удалился, и дверь в зал распахнулась. В зал вошли двое: массивный паренёк с видеокамерой, и молоденькая девушка с микрофоном. Они подошли к Боре и начали с ним общаться:
– Добрый день! Меня зовут Наталья, я журналист компании «РИА-Новости». Разрешите задать Вам несколько вопросов?
– Это что? Меня по телику покажут.
– Если купят сюжет, то да – покажут.
– Валяйте тогда. – согласился Боря.
– И так, вы ограбили «Макдоналдс». Скажите каковы были мотивы вашего преступления?
– Я не совершал ограбление. Его совершил мой друг, я просто приехал – он мне был должен деньги, – вот я и пришёл забрать их.
– А почему тогда вас обвиняют?
– Потому что меня поймали, когда я выходил из «Макдоналдса».
– Понятно. Может, ещё что-нибудь добавите?
– Нет. У меня всё. Хотите, адвоката моего опросите.
– Нет, спасибо. Адвокат нам неинтересен.
«РИА-Новости» удалились. Следователь продолжал перебирать какие-то бумажки. Адвокат делал пометки в блокноте. В это время раздался голос судебного пристава:
– Прошу всех встать!
Далее заговорил судья:
– Оглашается решение суда по ходатайству следователя Петренко Алексея Сергеевича об избрании подозреваемому Пахомову Борису Григорьевичу меры пресечения в виде содержания под стражей. В ходе судебного заседания, суд определил причастность подозреваемого к совершению преступления, предусмотренного частью первой статьёй сто шестьдесят первой уголовного кодекса Российской Федерации, что относится к категории преступлений средней тяжести. В виду общественной опасности совершённого подозреваемым преступления, и того, что находясь на свободе подозреваемый может скрыться от органов следствия или угрожать потерпевшему и свидетелям, суд постановил избрать Пахомову Борису Григорьевичу меру пресечения в виде содержания под стражей сроком на два месяца. Решение суда может быть обжаловано в кассационном порядке в течение десяти рабочих дней. Подозреваемый, вам понятно решение суда?
– Да, ваша честь!
– Заседание объявляю закрытым.
– Боря, – начал адвокат. – Насчёт кассационного не переживай, мы подадим жалобу, ты сам хочешь участвовать в апелляции?
– Да. – согласился Боря.
– Тогда я укажу, чтоб ты принимал участие. Может быть, к этому времени удастся увеличить сумму залога.
Боря находился ещё какое-то время в зале суда. Уже покинул помещение следователь. Собрался на выход адвокат. Как раз перед тем, как Виктор Фёдорович собрался накинуть пальто на себя, подошёл судебный секретарь, и вручил Боре копию постановления суда. Теперь бумаг при Боре стало больше. Точно такую же копию секретарь выдал и адвокату. После чего тот попрощался с Борей.
Затем открылась клеть, на Борю надели два комплекта наручников, как и ранее. Боря уже стал привыкать к тому, что его руки периодически сковываются, и запястья уже не зудели. Его повели вниз по коридору, к выходу, где всё ещё стояла та же самая машина. В клети, в которой он приехал, ничего не изменилось. С него сняли абсолютно все наручники, и закрыли за ним «стакан».
– Ну что? – спросил конвойный, который дожидался его в машине.
– Да, следак мне не поверил.
– Да, бывает. Работа у них такая – не верить. Вот посмотри на меня. И скажи, как на духу, грабил ты «Мак» или нет?
Боря отвёл зрачки в левую сторону, а затем вернул их на место. И глядя прямо в глаза конвойного сказал:
– Нет, не грабил.
– Вот поэтому тебе следователь и не верит. Понимаешь, человеческий мозг, разделён на два полушария. Левое и правое. Левое полушарие – креативное, помогает придумывать, сочинять, фантазировать. А правое – рациональное, помогает вычислять, вспоминать, анализировать. Когда человеку задаёшь вопрос, он всегда отводит глаза. Только если он отводит их, обращаясь к левому полушарию, значит, он ответ придумывает, а если отводит их, обращаясь к правому полушарию, значит – вспоминает правильный ответ. Этому учат в школе милиции, и все менты используют этот приём. Даже полицейские при переквалификации, по этому приёму обязаны работать. Я б тебе советовал во всём сознаться, и идти в суд особым порядком. Сколько максимум по твоей статье?
– Четыре года.
– Вот умножай четыре года на две трети. Если всё признать, то больше чем два года восемь месяцев дать не смогут. Решай.
– А что значит «преступление средней тяжести»? – Решил перевести тему для разговора Боря, ему почему-то начало нравиться общаться с конвоем.
– Открой уголовный кодекс, раздел «категории преступления». Лично я не помню.
Машина поехала, а Боря принялся читать, хотя при такой тряске, которая бывает в «стакане» в милицейской газели, это было не очень удобно. Но Боря ехал уже не в первый раз в такой машине, поэтому к чтению в таких условиях уже начал приноравливаться.
Глава 5. Бутырка
«Хожу туда-сюда, подошву протираю. Вдыхаю кислород тюремного двора.» Эти слова раздавались из кабины водителя. Интересно, подумал Боря, почему сотрудники полиции слушают блатные песни, в которых их оскорбляют? К примеру «Хоп, мусорок, не шей мне срок». В советские времена оскорбительным считалось слово «мент», а после того, как их стали звать процитированным выше непотребным словом, так «мент» стало для них нормальное прозвище. Теперь полицейские сами себя ментами называют. И шансон они любят. Вот сейчас, например, везут арестованного Борю в тюрьму, и слушают «Бутырская тюрьма. Жизнь не кончается. Тюрьма стоит, столица спит, земля вращается.» Впрочем, Бориславу понравилось разговаривать с полицейскими, и он решил сократить затянувшуюся паузу:
– А мы туда же едем, в ИВС?
– Нет, конечно, – ответил конвойный, который, видимо, не прочь был тоже побеседовать с задержанным. – Мы едем в следственный изолятор. СИЗО сокращённо.
– А разве они всё ещё так называются?
– А как иначе? Как в советские времена СИЗО были, так и сейчас СИЗО. Другого названия не придумали. Там ты проведёшь два месяца, а может и больше. – Сделав паузу, он счёл нужным добавить: – Сразу тебе скажу, чтоб ты не надеялся скоро выйти, что скорей всего ты под замком проведёшь много времени, как минимум полгода. Обычно в таких делах, как у тебя, люди не скоро домой возвращаются.
Машина остановилась, полицейский схватился за наручники. Но выводить Борю никто не спешил, из КПП вышел человек в синем камуфляже без нашивок. Водитель газели дал какие-то бумаги этому человеку, и тот удалился. После чего ворота открылись, и машина поехала, чтобы сразу остановиться. За ней закрылись одни ворота, и тут же открылись другие, машина проехала ещё немного, и остановилась у дверей. Открылась клеть, на Борю одели всего один комплект наручников, и со словами «Давай, Боря!» вывели на улицу.
Здесь он увидел огромное четырёхэтажное здание из тёмно-бордового кирпича. Вход в это здание осуществлялся через высокие, с два Бориных роста, деревянные тяжёлые двери. По обратную сторону от машины возвышался белый бетонный забор, с колючей проволокой на конце. За забором виднелся ещё один металлический забор, тоже с колючей проволокой. «И как отсюда сбегают, подкопы, что ли роют» – подумал Боря.
Перед ним открылись двери, его завели в огромный подъезд, в котором было окно, за ним находились сотрудники учреждения. Полицейские подвели Борю к окну, и оттуда раздался голос:
– Докладывай.
– Что, простите? – Недоумённо переспросил Боря.
– Ты с воли, что ли приехал? – Переспросил сотрудник в окне.
– Нет, с ИВС.
– А что вас на ИВС доклад не учат делать? Так, ребята, снимайте с него «браслеты», и научите делать доклад.
Полицейские, которые привезли Борю, видимо, находились уже не в первый раз в такой ситуации. Один из них, который был с Борей в салоне газели, снимая наручники, проговорил: