Фраутория Рождение Легенды

Пролог

– К черту пророчество, брат! Наши пути разошлись, но еще не поздно всё исправить, – с горечью произнес Кариан, его голос, словно сломленный дуб, звучал почти как мольба. А в глазах, полных надежды, отражалась тень прошлого, те светлые дни, когда они не были по разным берегам.

Но в пылающем взгляде Ариана читался отказ, не оставляющий места для надежды, как бурное море, которое никогда не утихает. Последние мечты беловолосого мага обрушились, как карточный домик, под натиском братского безразличия, готового сжечь весь мир на своем пути.

В детстве о них слагали легенды, таинственные и завораживающие, щекочущие слух как стариков, так и юных. Эти повествования о двух братьях, рожденных в день солнечного затмения, охватывали сердца слушателей, заставляя верить в чудеса и предначертания. Говорили, что Кариан – дитя Ассаику, богини луны, а Ариан – сын Ахоруса, бога Солнца. Их рождение стало поводом для множества обсуждений и предрассудков, хотя многие не верили в столь великое совпадение. Белоснежные волосы Кариана, мерцающие, как лунный свет на воде, и его магия льда резко контрастировали с бурным пламенем Ариана, полного разрушительной энергии, готовой пожрать всё на своём пути. Их характеры, как и стихии, были неправильными отражениями друг друга, словно две стороны одной медали, о которой никто не знал правды.

Поражало, как в столь юном возрасте они обладали силой, позволяющей манипулировать стихиями без заклинаний. Кариан, сдерживая свои таланты, искал истину в теории, погружаясь в изучение сложных преобразований магии, в то время как Ариан, словно озорной ветер, разгуливал по деревне, оставляя за собой следы разрушений и забавных недоразумений. Он часто получал отцовские нагоняи, как буря, что неизбежно настигает спокойно плывущее судно. Жгучая вспыльчивость, словно наследие огня, текла в его венах, превращая каждое столкновение в искру конфликта.

Моаугуша, их маленькая деревня, пряталась на высоком хребте Рок-Саи, вдали от бурной жизни, мечтая о тишине и гармонии. Здесь, среди гор, Кариан стал оплотом защиты, всегда принимая на себя огненные напасти брата, за что завоевал любовь деревенских жителей. Они благодарили его за смелость, считая своим защитником. Ариан же, словно затмение, постепенно отдалялся от всех, оставляя после себя лишь пепел непринятых решений и недопониманий.

Годы шли, и известность братьев распространилась далеко за пределами родных стен. Чистейшая магия стихий встречалась крайне редко, а умение высвобождать её без заклинаний сделало их объектом восхищения и страха среди многих по всему материку. Их безграничное могущество и авторитет защищали от бед деревню.

Ранее их разногласия казались простыми шалостями детства, но с наступлением двадцатого года жизни образовался глубокий шрам, который не залечить. Кариан, дисциплинированный ученик, неукоснительно следовал указаниям отца, главы их рода, известного как Байлотар – Молния, чьи навыки потрясали даже небеса. Ариан же недоумевал, отчего все эти правила создают ему преграды. Его бушующее пламя не знало границ и легко могло поджечь чью-то жизнь, оставив лишь горящие воспоминания о несбывшихся мечтах. В тот момент, когда его огонь опалял всё на своем пути, единственным утешением оставался брат, несмотря ни на что всегда готовый защитить от злых языков.

В этом противостоянии между ними, полными надежды и страсти, с каждым днем становилось всё яснее – однажды им придется сделать выбор, но какой, они ещё не осознавали.

– Как может слабый маг учить сильного? – с насмешкой произнес Ариан, поджигая шевелюру своего наставника, словно сам огонь являлся олицетворением его упрямства. Ответом стал гневный взгляд, лишенный пощады: тот наотрез отказался продолжать занятия.

Одной отрадой Ариана оставались уроки боевых искусств, где в качестве противника выступал брат. Сколько бы поединков они не провели, будь то рукопашный бой, сражение на мечах или использование магии – победителя так и не удавалось определить, и это лишь усугубляло их противоречие, ведь ни один из них не хотел уступить.

– Ты целыми днями и ночами тратишь время на обучение, ради чего? Зачем нам эти бездари, если мы сами можем быть учителями? – с яростью прошипел Ариан после очередной дуэли, его голос был полон гнева, как раскат грома. Он поджег арену, и пламя, подобно его эмоциям, быстро охватило всё вокруг, прежде чем он пустился в бегство, оставляя позади лишь густой дым и опустошение, как если бы сам огонь был свидетелем его внутренней борьбы.

Обычно он мчался к Чёрному лесу, извивающемуся как змея, известному как Обитель Мёртвых Ангелов. Местные жители шептали о нём с благоговением и страхом, уверяя, что именно там обитают проклятые сущности, призраки утраченных душ. Никто не осмеливался войти в его тенистые недра без крайней необходимости – а такой необходимости у народа, как правило, не было. Лес словно охранял свои тайны, прячущиеся среди древних деревьев, и каждый, кто решался нарушить его покой, рисковал навлечь на себя его гнев.

Но для Ариана лес стал прибежищем. В его темных недрах, в атмосфере почти осязаемого ожидания, никто не желал находиться рядом с ним, и он, чувствуя этот отголосок одиночества, лишь ухмылялся к угрюмым кронам. Под шершавыми ветвями вековых деревьев он часами сидел, играя с пламенными сферами, что возникали в его руках, словно искорки, находя умиротворение в мраке, который его окружал. В этом таилась некая страсть самопознания, острая и одновременно утешительная, словно нежный порыв ветра в холодное утро.

С каждым новым визитом в лес он всё глубже погружался в его загадочные чертоги, ощущая, как чёрные объятия природы принимают его, проникая в самую суть его существования. Может, ему всё-таки не хватало матери больше, чем брату? Она могла бы укротить его пыл, наставить на путь, и научить избегать чувственной вспыльчивости. Но судьба была жестока: она ушла из жизни в момент его появления на свет, стеная от ужасной боли, которую злые языки легко обратили в слух о том, что бедная женщина сгорела изнутри. Вину свалили на беззащитное дитя, и её образ, извивающийся в орнаментах ненависти, стал частью его внутренней борьбы. Ариан часто спрашивал об этом отца, но тот лишь уклонялся от ответа, пряча своё горе в речах о грядущем будущем, отчего у сына возникало ощущение, что его ненавидит даже родной отец.

На общем собрании Моагуши, где согласовывались и принимались важнейшие решения, Байлотар, глава деревани, объявил о намерении передать своё место одному из сыновей на девятый день после падения звезды. Теперь братьям предстояло во много раз усерднее тренироваться, чтобы доказать свою достойность, когда придёт время. Это было огромной ответственностью, нависшей над ними, как меч, висящий на волоске от падения.

Общественное мнение, как с копьями, било в самое сердце Ариана, разрывая его. Он понимал, что Кариан станет главой, тем не менее, зачем же каждый раз напоминать ему об этом, словно пытаясь задеть за живое? Порой он чувствовал себя пойманным в паутине общественных ожиданий, ставшей холодным капканом, сковывающим его дух.

Ледяной маг любил брата, вопреки всему, прощал ему резкость и неприязнь, считаясь с его замкнутостью. В его присутствии никто не смел произнести плохое слово о Ариане, что порой ставило его в неловкое положение, когда он ловил на себе презрительный, полный ненависти взгляд огненного брата, словно каждый раз его приближение вызывало лишь боль.

Но, на самом деле в чувствах друг друга они оба ошибались.

Время шло, неумолимо унося их всё дальше друг от друга, как океан, уносящий береговые пески в бездну.

«Огонь и Лед не могут быть вместе,» – частенько повторяла Таранья, старая ведунья, не выносящая Ариана с раннего детства.

Чёрный лес всё чаще становился свидетелем огненного юноши в своих объятиях, но в один ужасный день даже он задрожал от страха. В воздухе повисло напряжение, и лес, казалось, затаил дыхание, предвещая надвигающуюся бурю, о которой ещё никто не догадывался. Неприятные предзнаменования следовали за ним, как тень, и сам воздух сгущался до невыносимой тяжести.

В порыве жгучей ярости, окутанный пламенными языками, Ариан шагал всё глубже в Обитель Проклятых, оставляя за собой неровный след из выжженной земли. Огненный вихрь кружил вокруг, привнося резкий запах гари, а чёрные клубы дыма пугали небеса, как апокалиптическое пришествие. Сотни метров превратились в пепелище, ставшее свидетельством его внутренней битвы.

Тем временем Кариан пришёл к отцу, который мрачно сидел на пятках перед священным манускриптом, его глаза отражали груз необъяснимого бремени.

– Сядь, – приказал тот, указывая на подушку с красной бахромой.

Дождавшись, пока сын устроится, отец продолжил:

– Ты ведь никогда прежде не видел этой книги? – с восторженным трепетом произнёс Байлотар, нежно гладя кожаный переплёт, словно он был не просто артефактом, а священным реликварием, хранящим тайны их рода. Его пальцы скользили по витиеватым узорам, инкрустированным золотом, и в глазах читалось священное уважение.

– Нет, только слышал о ней, – ответил Кариан, глядя с любопытством, которое быстро сменилось тревогой.

– Прочитать писания можно лишь с помощью тайного заклинания, передающегося от лидера к лидеру, из уст в уста. Здесь записана вся родословная, происхождение, пророчества и уклад… А также обычаи и ритуалы, которые сделали нас теми, кто мы есть, – продолжал отец, его голос становился всё более серьезным. – Ты обязан продолжать нашу летопись и найти достойного преемника, когда придёт время.

– Я понимаю, отец, – произнёс Кариан, ощущая тяжесть предстоящей ответственности.

– Звезда в скором времени падёт, и бремя ответственности ляжет на твои плечи. Хотелось бы мне, чтобы Ариан стал твоей правой рукой, на которую ты всегда мог бы положиться, но, к моему разочарованию, мой вспыльчивый мальчик лишён семейной морали, – произнёс он, горечь звучала в его голосе, как печальная песня.

– Об этом говорят на каждом шагу. Отец, ты же никогда не опускался до подобного, что изменилось? – Кариан поднял взгляд, полон искреннего недоумения. Упреждение о брате было как острое лезвие, которое раздирало его изнутри.

– Ничего не изменилось, сын мой. Но именно из-за таких разговоров в сердце Ариана поселилась ненависть и обида к родной семье. Ко всей деревне. Ко всем нам.

– Отец, что происходило? – Кариан не мог удержаться от вопросов, пытаясь распутать клубок тайны и понять, что же на самом деле терзает его.

– Я разговаривал с ним менее часа назад. Он полон отчаяния, – произнёс Байлотар, его густые брови сдвинулись в сердце, лоб исчерчен морщинами от частых тяжёлых размышлений. – К сожалению, он не в силах сдержать бушующий огонь ненависти, и этот огонь направлен прежде всего на тебя. Рано или поздно Ариан вступит на тропу предательства, – произнёс он с глубокой тревогой. – Я должен быть уверен, что ты сможешь противостоять ему, когда настанет роковой час. Его могущество сможешь усмирить лишь ты один.

Кариан склонил голову и безмолвно сжал пальцы на коленях, чувствуя, как внутренний лед, который он старался удерживать, выдавливается в слёзы, расчертившие щеки мокрыми дорожками.

– Отец, ты хоть понимаешь, о чём просишь? – его голос дрогнул, и в нём проскользнула слабость, которую он не мог скрыть.

– Понимаю, Кариан. Подними голову. Посмотри на меня. Мне больно неменьше, чем тебе. Пойми и ты: семья не может быть важнее целого народа. Возможно, он никогда не переступит черту, но, если вдруг – сын, ты обязан его остановить. Иначе Фраутория станет чистилищем. – Его слова резали, как нож, и Кариан понимал, что это предупреждение, вложенное в его судьбу.

– Я верю в него. И буду верить до самого конца. Отец, ты говоришь так, будто он уже предал нас. Неужели люди тебя заразили страхом, и ты даже в собственного сына не веришь?

– Не смей об этом говорить! – произнёс Байлотар, его реакция была сдержанной, но суровой, и в ней проскользнула лёгкая угроза.

– Извини. Просто, отец… Поверь в него так же, как верю я. Так же, как, если бы верила мама, будь она жива.

– Сын, я слишком долго живу и обладаю огромным опытом. Предают даже самые близкие, самые любимые… И твоя вера может сыграть с тобой злую шутку. Конец всегда наступает в момент наименьшего ожидания. Такова закономерность жизни, – глубокие тени опустились на лицо Байлотара, озвучивая неизбежность грядущего.

– Отец, даю тебе слово. Если потребуется, я остановлю его. Но до того, не сей в нем подозрений. – Кариан склонил голову, как бы испытывая на себе груз семейной ответственности.

– Ты прав, сын… Ты прав. – Байлотар произнёс эти слова без всякого энтузиазма.

– Где сейчас Ариан? – спросил Кариан, его голос звучал полной тревоги.

– Общение между нами не заладилось. Он вспылил и ушёл… Куда – не знаю, – ответил отец.

– Зато знаю я… Отец, я найду и приведу его, – произнёс Кариан с решимостью.

Лавируя между могучими стволами леса, низкорослый представитель фарианской расы неуклюже несся по запутанным корням, его сердце колотилось в груди от предчувствия беды. Он спешил предупредить о надвигающейся угрозе. Добравшись до природной арены, обросшей семилепестковым клевером, он во все горло воззвал к Лесной Хранительнице, его голос звучал как крик души, пробивающийся сквозь шум ветра.

Первым явился его народ. Все, как один – низкие, широкоплечие, с тупыми бивнями на квадратных подбородках, многие из них сломаны, как старые деревья. Их засаленные, слипшиеся волосы напоминали зеленоватые водоросли, ползущие по основанию озёр. Затем выглянули люди в набедренных повязках, с могучими мускулами, каждый из которых был усыпан причудливыми узорами на коже, как карты, рассказывающие истории. Следом из листвы вынырнули ксемоны, сверкающие изумрудными чешуйками на щеках, их изящные тела двигались с грацией хищников. Последними появились светлокожие эльтиары, чьи глаза были сплошь черны, способные вселить страх в сердца даже самых храбрых. Именно так и сложилось с фарианом, когда один из эльтиаров подошёл слишком близко, проникая своей темнотой прямо в душу.

– Господин Абрам, срочные вести для лесной хранительницы, – поспешно затараторил он, слова срывались с его языка, пока пальцы эльтиара не коснулись его бивня, и в этот момент страх сковал живость его мыслей. – Приближается беда.

Эльтиар, с нежностью и строгостью одновременно, присел на колено, чтобы сравняться с фарианом в росте. Он положил пальцы на массивное плечо, длинные ногти впились в грубую кожу, как угадывание страшного пророчества.

– Успокойся. Идём, расскажешь всё хранительнице.

Узкая тропа из переплетённых корней и бронзового мха формировалась под уверенной поступью Абрама. Он остановился перед огромным древом, ставшим жилым домом лесной хранительницы с давних времён. Сложив пальцы в печать, прошептал заклинание, и по стволу поползли трещины, сперва мелкие, но с каждым вдохом они становились всё толще, количество их неумолимо росло, пока не образовался аркообразный проход, как портал в другой мир.

– За мной. Она ждёт, – величественно произнёс эльтиар, ступая на первую ступень винтовой лестницы

Жёлтые зубы фариана оскалились в восхищении. Большинство из его расы никогда не удостаивались чести увидеть Лесную Хранительницу. И вот сейчас он ступал в её святилище, наполненное светом и тенью, умиротворением и страхом.

Немного позже, спросив у часового на смотровой вышке у южных ворот, Кариан убедился, что его брат, как обычно, отправился к Лесу Мёртвых Ангелов. Из-за того, что он всегда возвращался – его прозвали проклятым при жизни. Это прозвище повисло над ним, как тёмное предзнаменование.

– Что же ты творишь… – Печально протянул Кариан, вступая на тлеющие угли, ощущая, как каждый шаг давит, как будто сама земля требовала от него ответов.

Горизонт окрашивало красное зарево, и до ушей доносился треск горящего дерева, словно небо жаловалось о надвигающейся трагедии.

– Брат… Ариан… – Ледяной маг ринулся в гущу агонии, осознавая, что брат может быть на краю бездны, в шаге от катастрофы.

Пергаменты, свитки, манускрипты, скрижали, артефакты, колбы с разноцветными жидкостями – фариан стоял, широко разинув рот, в самом сердце лесного хранилища знаний. В притолоке пылали тринадцать черных свечей, словно стражи, охраняющие древние тайны, а в углах валялись черепки давно вымерших существ.

Абрам подтолкнул фариана, сам же остался в дверях.

За столом, переплетя пальцы, сидела черноволосая девушка с одной белоснежной прядью на левом виске. По слухам, ей более трёхсот лет, но правду о ней не знал никто; её история окутана дымкой древних тайн и мифов. Рубиновые глаза, резкие и проницательные, выдавали мудрость, отточенную на протяжении многих веков. Жители леса почитали её как богиню, защитницу, чья мрачная репутация служила щитом от нежеланных гостей, готовая в любой момент встать на защиту своих чад.

– Великая Хранительница, – фариан рухнул на колени, касаясь лбом пола с почтением. – Тот юноша из Моагуши сошел с ума. Весь лес пылает. Он сжигает всё на своём пути. Совсем скоро он достигнет фарианской зоны, и мои сородичи пострадают…

– Надо же, он так не боится тьмы… – протянула она, прикусывая ноготь указательного пальца, задумчиво глядя в пустоту. – Сила огня… Возможно, он именно тот, кто мне нужен. Пошли. Подготовимся к его приходу. Абрам, пусть отряд теней приготовит барьер по траектории его пути.

– Слушаюсь, – тихо подал голос Абрам.

Она обратила взгляд к фариану, полному надежды, словно ужасающей силой терзаемому:

– Ты будешь щедро вознаграждён. Спасибо за благие новости. – Её улыбка была хитрой и обнадеживающей, как обещание нового начала.

«Иди. Иди скорей, мой солнечный мальчик…» – прошептала она про себя, чувствуя, как сердце наполняется ожиданием.

Через час всё было готово. Она приняла место у сердцевины магической печати, её руки скользнули по ритуальным символам, подожгла свечу, материализуя древние силы и сомкнула веки, произнося заклинание на древнем наречии первомагов. Нежное лицо покрылось черными ломаными линиями, создавая ужасающее зрелище, как сама тьма обретала плоть и кровь.

Внезапный мучительный писк заставил Ариана согнуться пополам. Он схватился за голову. Боль напоминала раскат грома. Повалился на левый бок, корчась всем телом. Пламя вырвалось из каждой поры с ещё большей силой, закручиваясь мощной волной и врезаясь в невидимые стены западни. Ведьма ускорила темп заклинания, и линий становилось всё больше, как трещин на поверхности древней крепости. Вокруг юноши образовалась сдерживающая сфера, стремительно уменьшающаяся в радиусе, словно препятствие, указывающее ему на мрак, который ждал его впереди.

Тем временем Кариан, пробегая по пепелищу, оставлял за собой ледяной след – горящие головешки превращались в замороженные статуи, стылые свидетели его отчаяния. Завидев впереди сконцентрированный огненный шар, он ускорился. Но уже через сотню шагов врезался в невидимое препятствие. Слабая фиолетовая рябь прошла по пространству.

– Ариан! Ариа-а-ан!!! – закричал он во всё горло, ударяя в барьер всеми силами.

Но тщетно.

Безнадёжный взгляд нашёл ту сторону барьера, где сидела черноволосая девушка в странном, пугающем образе, абсолютно не реагировавшая на его присутствие. За ней стояли десятки воинов, их стойкие фигуры выглядели как каменные статуи, и что-то подсказывало Кариану, что не стоит с ними вступать в открытый бой. Но брат…

Болезненный вопль Ариана содрогнул пространство, резонируя в сердце леса. Кариан вздрогнул, его душа вскипела от ярости. Позади него сформировались два исполинских быка, магическая энергия заворачивала их в облака льда. Отчеканив копытами, фамильяры врезались в преграду и разлетелись на сотни льдинок, как хрупкие осколки стекла, а барьеру хоть бы что.

«Их и называют Мёртвыми Ангелами?…»

– Ариан! Ариаан! Брааааат! – восклицал Кариан, прислонившись к стене. Полный отчаяния, он был решительно готов сразиться с любой силой, лишь бы спасти своего брата.

Гнетущая боль разрывала Ариана изнутри. Мучительный стон неистовствовал вокруг, отражаясь от стволов деревьев, как если бы сам лес знал о бедах, происходящих в его сердце. Кариан осознал собственное бессилие – на барьере появился морозный узор, изящные линии, крадущиеся по поверхности, а его брат страдал, и оставалось лишь наблюдать за насилием, происходящим с ним.

Волосы ведьмы воспарили, словно живые, и черные линии изукрасили её тело, пульсируя от зловещей энергетики, как тёмные потоки магии. Сфера стремительно уменьшалась, сжимая пленника со всех сторон, как угроза, готовая в любой момент разразиться бурей. Ведьма резко замолкла, разомкнув веки и устремив пугающий взор на Ариана. Пряди волос упали на её плечи, как темная вуаль, и черная паутина линий медленно стерлась с кожи; огонь угас, погружая всё в угнетающую тишину. Ариан потерял сознание, его грудь лишь слегка вздымалась, выдавая слабые признаки жизни, как угасающее пламя в потемках.

В глубине его души разлился нежнейший женский голос, как уютная мелодия, успокаивающая ураган. Без ощущения собственного тела, Ариан инстинктивно пытался осмотреться, однако ничего не видел, лишь слышал, будто находился в тумане.

– Где я? – его вопрос затянулся эхом, словно отголосок в пустом пространстве.

– Внутри себя. Ты внутри собственного сознания, – раздался ответ, мягкий и обволакивающий, как тёплый плед.

Прозвучал щелчок пальцев, и пространство окрасилось в акварельные палитры, нежно сменяющие друг друга, как закат, перетекающий в ночное небо. Женщина продолжила:

– Мир сознаний прекрасен даже у самых отвратительных существ. А твой, мальчик, великолепен. Хотя я ожидала увидеть буйство огня.

– Что я здесь делаю? – его голос звучал непринуждённо, хотя внутри зудела тревога.

– Разговариваешь со мной и успокаиваешься, – произнесла она, словно каждый её слог был убаюкивающим заклинанием.

– А ты что здесь делаешь? – его любопытство грызло его, как будто искало выход.

– Разговариваю с тобой и успокаиваю, – её тон звучал как лёгкая улыбка, как теплое дыхание весны.

Он не ответил, погружаясь в восторг от её слов, испытывая, как его страхи тают, словно утренний туман под первыми лучами солнца.

– Ты вторгся в наш мир без разрешения, нарушая идиллию существования, – её голос стал строгим, как строгий учитель, который говорит своему ученику о его ошибках. – Разве тебя могла обидеть красота природы? Но ты вот обидел её, оставив страшный ожог в её чертоге и в моём сердце.

Волна безудержного стыда разорвалась внутри, как пороховая бомба, и больно кольнула разум. Её слова глубоко резали, заставляя чувствовать глубокую вину. Женщина продолжала, словно пытаясь заглянуть в саму глубь его души:

– Но я не держу зла. Я ждала тебя долгие годы. Именно тебя. До последнего верила, что судьба сама приведет тебя ко мне, как в видениях, которые преследовали меня.

– А кто ты? – протянул Ариан, погружаясь в безмятежную невесомость, пытаясь уловить её загадку.

– Разве имеет значение? – её голос звучал как шёпот ветра, обходящего острые углы.

– Ты мёртвый ангел? – его вопрос лежал на языке, как подвывающий ветер, что сложно затушить.

Ласковый смех прошелестел вокруг, словно поглаживая кровоточащие раны души в огненной натуре.

– Мёртвые остаются мёртвыми… – произнесла она с лёгкой горечью, как безмолвный эхо ушедших времён.

– Тогда кто же ты? – его голос стал настойчивым, как свет, пробивающийся сквозь темные облака.

– Если пойдёшь со мной, у тебя будет целая жизнь, чтобы понять, кто я на самом деле, – её слова окутали его, как покрывало, объятая обещанием чего-то большего.

– Для чего мне идти с тобой? – его недоумение звучало, как глухой удар.

– Всему своё время. Но принимать решения нужно твёрдо. Реши, чего ты хочешь на самом деле: быть чьей-то пешкой или же повелевать миром? – её тон стал более решительным. – Ты окутан пеленой неведения. Нет ничего страшнее, чем не знать себя. Позволь показать тебе истинную грань себя.

– Почему именно я? – произнёс Ариан с нотами страха.

– Таково пророчество, – ответила она.

– Какое пророчество? – его сердце забилось быстрее..

– Потерянное дитя извергнется из недр Солнца в смертный мир, ибо предназначение его породить новую эпоху существования, объединив воедино мечи Афу и Саф в копьё непримиримых любовников Ассаику и Ахоруса. Пророчеству неизбежно суждено исполниться, ибо воля на то божия, – громогласно произнесла она.

– Я уже слышал байки, что якобы являюсь их ребёнком… Но про копьё слышу впервые… и звучит это не слишком убедительно, – Ариан фыркнул.