Арвендейл. Нечистая кровь. Книга 2. Корни Тьмы

Глава 8

В яме было сыро ровно настолько, чтобы промерзали кости и ломило поясницу, но не настолько, чтобы хоть как-то унять жажду. Яннем старательно вжимал ладонь в поросшую мхом земляную стену, но на коже оставался лишь его собственный пот. Первые три дня он еще пытался дозваться стражей наверху – если там вообще кто-то сторожил, – сперва требуя, а затем прося дать ему воды. Но его полностью игнорировали, и в конечном итоге он сдался. Солнце практически не проникало вниз сквозь густые ветви, нависающие над ямой. Куцые солнечные лучи едва просачивались сквозь частую решетку из прутьев, закрывающую яму сверху. В решетке, впрочем, смысла особого не было – яма была в два человеческих роста глубиной, а мох на стенах ямы оказался слишком коротким и слабым, чтобы за него уцепиться. Впрочем, его можно было вырывать из стен и есть, и хотя на вкус он напоминал сухое сено, какое-то количество воды, видимо, в нем все-таки содержалось. Иначе нельзя объяснить, почему после недели, проведенной в этой яме, Яннем все еще оставался в живых.

Впрочем, возможно, прошло и меньше времени, и больше: он отмерял дни по тому, как меркнул и снова разгорался дневной свет, выскабливая ногтем зарубки на земляной стене. Но земля иногда осыпалась, так что приходилось припоминать, сколько зарубок там было раньше, и все начинать сначала.

Когда Яннем увидел силуэт, возникший над решеткой из прутьев, он не вскочил и вообще не пошевелился, только чуть приподнял голову, разглядывая склонившегося над ямой эльфа. Эльф стоял против тусклого солнечного света, и Яннем видел, по сути, только тень и даже не мог быть вполне уверен, что это не игра его воображения, измотанного усталостью, кровопотерей, голодом и жаждой. Зато он не мог пожаловаться на сон, напоминающий, правда, скорее забытье. Но впервые за много лет Яннем не страдал бессонницей, и в этом было хоть что-то хорошее.

– Итак, ты действительно король Митрила, – сказала тень.

Голос вроде бы незнакомый. Мужской, молодой – опять один из надменных эльфийских ублюдков, прислуживающих своей не менее надменной элори. Яннем ничего не ответил.

– Почему ты молчишь? – с любопытством спросил эльф, и Яннем медленно выговорил:

– Если вы действительно признаете меня королем, я не собираюсь вести переговоры с неизвестно кем, даже сидя в вашей поганой яме.

– Переговоры! – фыркнул эльф. – Вы так самоуверенны, ваше величество. Что, впрочем, людям весьма свойственно.

– Можно подумать, что эльфы – образчик вселенского смирения.

– Разумеется, нет, – Яннем услышал в голосе собеседника улыбку и с трудом удержался, чтобы не сорвать с ноги сапог и не швырнуть в него снизу вверх, хотя это и было бы предельно глупо. – Но ты прав хотя бы в том, что я обязан назвать себя, если желаю, чтобы ты снизошел до диалога. Мое имя Алвур. Элори Элавиоль – моя мать.

– Алвур, – усмехнулся Яннем. – Надо же. Мой брат так назвал своего первенца. Весь двор пришел в бешенство.

– Любопытное совпадение. Потому что, видишь ли, эльфийка Илиамэль, Проклятая лесом, до того, как была изгнана, происходила из дома Даврат, который находится в дальнем родстве по женской линии с моим домом. То есть некоторым очень далеким образом твой брат Брайс приходится мне сородичем. Точнее, приходился бы, если бы его мать не была Проклятой. Это разорвало все существующие связи между ней и Светлым лесом, в том числе кровные.

– Как-то слишком легко вы относитесь к кровным связям. Слишком легко их рвете.

– Не так уж и легко. Преступление должно быть действительно крайне тяжким. Во всяком случае, с точки зрения Совета или самой Светлой Владычицы, за которой в спорных случаях остается последнее слово.

– Знаешь, Алвур, – вздохнул Яннем. – Пару недель назад я бы выслушал все это с неподдельным интересом, поскольку искренне пытался лучше узнать твой народ. Но вот прямо сейчас мне плевать. Я тут вроде бы умираю, так что ваши традиции мне до одного места.

– Нет, не думаю, что ты умираешь, – хладнокровно сказал Алвур. – Твои раны затянулись, и в яме достаточно харшайна, чтобы поддерживать в тебе жизнь.

А, значит, этот суховатый мох на стенках ямы зовется харшайном. Крайне ценные сведения. Яннем облизнул губы, мысленно желая Алвуру, его добронравной матушке и всему эльфийскому народу сдохнуть в муках на орочьих кострах. Бросить человека в яму, где растет травка, которую он может грызть, чтоб не сдохнуть, и забыть об этом человеке – добрая традиция, явно свидетельствующая о величии эльфийской души.

– Ты мог бы провести здесь годы, – сказал Алвур, и Яннем невольно вздрогнул. – Не увидев чужого лица и не услышав чужого голоса.

– Ну, твоего лица я и сейчас не вижу.

– Но я говорю с тобой. И ты чувствуешь себя живым. Я могу поставить тебе сейчас любые условия, задать любые вопросы, и ты, как бы ни демонстрировал мне свое презрение, ответишь на все. Лишь бы я не замолкал и не уходил.

– И зачем же ты раскрываешь карты? – хрипло спросил Яннем.

– Затем, что таков был план моей матери. А не мой.

Яннем молча кивнул. Он слышал, что эльфийская община, несмотря на всю свою внешнюю чопорность и закрытость, то еще змеиное гнездо. Главы Великих Домов непрерывно грызлись между собой за власть, престиж, влияние, да и внутри самих Домов постоянно творились склоки самого разного масштаба. О доме Алварин Яннем никогда не слышал, но, судя по всему, Элавиоль занимала в нем лишь второе место, а ее сына, очевидно, снедали собственные амбиции. Это было понятно, естественно и, возможно, полезно; но вот только зачем Алвур все это так открыто Яннему говорит, еще предстояло выяснить.

– Между твоим королевством и моим народом как-то с ходу все не заладилось, – проговорил Алвур. – Это не имело никакого значения, пока вы тихо сидели в своих горах, огораживаясь от внешнего мира. Но пять лет назад вы полезли в долину, в Империю людей.

– Мы полезли?! – не выдержал Яннем. – Да Карлит сам напал на нас, воспользовавшись тем, что на Митрил впервые за полвека напали западные орки!

– Именно. До той поры Империя людей делала вид, будто вас не существует. А теперь, так или иначе, вы оказались втянуты в общую игру. Поначалу вашей приграничной войной, теперь – тем, что перестали вести прежний закрытый образ жизни. Я навел справки, нашел эльфов, которые посещали твою страну за последние несколько лет. Они рассказали много любопытного. В частности, о той роли, которую в происходящих у вас переменах сыграл твой брат и мой дальний родич. Он ведь очень сильный маг, да?

– Да. Очень. Это он забросил меня сюда. И наверняка он и сам где-то неподалеку.

– Я думаю, ты лжешь, – добродушно сказал Алвур. – Если правда то, что я слышал, твой брат не послал бы тебя в самое сердце эльфийской иэллии на верную смерть. Вы воспользовались чьей-то помощью, какого-то другого мага, тоже довольно сильного. И он обманул вас. Ты понятия не имеешь, что с твоим братом. А может, знаешь, что он мертв, и просто тянешь время. Но все это не меняет того факта, что ты – король страны, которая умудрилась сохранить независимость от человеческой Империи и уже пять лет дразнит ее, то и дело безнаказанно дергая волка за хвост. Ты также наладил диалог с Подземным царством и сумел в одиночку противостоять нападениям орочьих орд. Это делает твое королевство как минимум небезынтересным игроком на доске.

– Я могу задать вопрос? – спросил Яннем. Тень вверху, чуть поколебавшись, кивнула. – Брат говорил мне, что любые действия эльфов, включая их внешнеполитические решения, подчинены прежде всего интересам своего Дома и своим лично. Что у эльфов отсутствует расовое самосознание. Что их моральные принципы ограничены рамками кланов, а не народности. Проще говоря, вам плевать на интересы эльфов вообще, вы думаете только об интересах своих Домов.

– В целом да. Твой брат и впрямь хорошо нас знает, хотя и никогда среди нас не жил. Но ключевое слово – «в целом». Бывают и исключения.

– И ты пытаешься меня убедить, что ты – одно из таких исключений?

– Мне ни в чем не нужно тебя убеждать, король Митрила. Если ты, лишенный магии монарх, сумел выжить, победить орков и императора людей и начать изменять собственный народ, то ты и сам знаешь, как тебе следует поступить. И я тебе в этом не указ.

Яннем наконец пошевелился, оторвав онемевшую спину от холодной земляной стены. Наклонился вперед, пытаясь разглядеть лицо своего собеседника сквозь решетку из прутьев. Тот тоже наклонился, словно помогая ему, и Яннем видел наконец его лицо, хотя и смутно. Обычное, в общем-то, эльфийское лицо неопределенно-молодого возраста, спокойное и серьезное. Но без привычной эльфийской ледяной надменности.

– Так, ладно, – сказал Яннем. – И чего ты хочешь?

– Для начала – чтобы ты, выйдя из этой ямы, следовал моим советам.

– А взамен?

– А взамен я внушу моей матери, что король человеческого государства, пусть и небольшого – это совершенно не то же самое, что простой смертный. Это, возможно, спасет тебе жизнь.

– Только возможно?

– Твоих преступлений против эльфийской святыни это не отменит. Но даст основания закрыть на них глаза.

Он точно ищет какую-то личную выгоду, Яннем это понимал. Возможно, соперничает с матерью за титул второго лица в Доме Алварин. Кстати, Яннем до сих пор ничего не знал о первом лице – вряд ли это отец Алвура, иначе он назначил бы своим наместником сына, а не жену. Скорее, дядя или кузен… Но его здесь сейчас нет. Яннему предстоит договариваться именно с этим эльфом и его матерью, которой хватило милости залечить его раны, но которая все еще намерена его казнить.

С другой стороны, если Алвур готов хотя бы временно стать союзником Яннема, пусть и с весьма мутными целями, то за такую возможность нужно хвататься руками и ногами. Ибо Яннему абсолютно не улыбалось провести в этой яме еще пару лет, питаясь мхом со стен и гадая, не сегодня ли его вытащат наверх и потащат на казнь.

– Передай своей матери, что король Митрила желает с ней говорить, – сказал Яннем.

Алвур, негромко рассмеявшись, откинул с ямы деревянную решетку.

– Итак, – сказала Элавиоль, – что Митрил может предложить Светлому лесу?

Надо отдать ей должное, свою позицию и манеру поведения она меняла с молниеносной скоростью, при этом оставаясь внешне абсолютно той же: сдержанной, немногословной, с виду весьма благожелательной эльфийкой средних лет. Безупречность эльфийских черт Яннема больше не обманывала. Проведи он тут пару месяцев, без особого труда смог бы угадывать примерный возраст эльфа по его глазам. Элавиоль была немолода, ее сын – очень юн. При этом, как часто случается, возраст и опыт проигрывали юности в том, что касалось амбиций и гибкости. Алвур, безусловно, чтит свою мать, а возможно, даже любит ее – хотя тут сложно было сказать наверняка, уж слишком недолго Яннем за ними наблюдал. Но Алвур совершенно точно преследовал свои собственные цели. И как далеко он готов зайти, добиваясь этих целей, – можно только предполагать.

– Это зависит от того, что Светлому лесу от Митрила нужно. И что Светлый лес готов предоставить взамен, – сказал Яннем.

Он абсолютно не ощущал себя так, словно вернул контроль над положением – подобные преждевременные амбиции могли быть попросту опасны. Да, его вытащили наконец из ямы, сменили истрепавшиеся повязки на ранах, позволили вымыться и переодеться в чистое. А потом, да благословят этих сволочей Светлые боги, напоили и накормили, так что к моменту переговоров Яннем наконец опять почувствовал себя человеком. Но они сделали все, чтобы он по-прежнему не чувствовал себя королем, хотя вроде бы и признали наконец за ним право так себя называть.

Элавиоль сидела в высоком кресле, напоминающем трон, царственно накрыв руками резные подлокотники. Алвур – на более простом кресле по правую руку от нее. Яннем тоже сидел, но ему достался обычный стул – без мягкой обивки, с жестким деревянным сиденьем и без подлокотников. Между человеком и парой эльфов стоял небольшой низкий столик с фруктами, сладостями и прочим угощением, к которым Яннем, вторя своим гостеприимным хозяевам, едва притронулся, с огромным трудом преодолев укоренившуюся привычку есть лишь те яства, которые предварительно проверил Брайс. Но эльфы тоже ели с этих блюд, а кроме того, у них нет ни малейших причин травить его. Если они желали Яннему смерти, куда проще было сгноить его в той яме или таки предать изощренной казни через сельфрилл. Так что эта символическая трапеза, с одной стороны, свидетельствовала об их добрых намерениях, а с другой – весьма четко указывала Яннему на его место. Даже будучи королем, он оставался в глазах эльфов не более чем послом одного из многочисленных государств людей. Далеко не столь значительным, чтобы допускать до переговоров с настоящим главой Великого Дома, но достаточно важным, чтобы снизойти до диалога вообще.

Яннем обратил внимание, что Элавиоль на этой встрече одета в очень простое платье, вероятно, домашнее. Длинные светлые волосы присобраны на лбу простым серебряным обручем, на руках и шее никаких украшений. Знатная госпожа принимает просителя – с уважением и благосклонностью, но не более того, и сколько еще таких просителей околачивается у дверей, дожидаясь своей очереди…

Да, эльфийские ублюдки умели указать человеку его место, ничего не говоря и при этом сохраняя видимость благопристойности и даже чего-то, что некто, менее искушенный в манипулировании другими, мог принять за уважение. Но не Яннем, разумеется.

– Диалог между нашими державами пока не сложился, – спокойно сказал он, глядя в неподвижное лицо эльфийки с застывшей на нем холодной благожелательностью. – Но со дня моего восшествия на престол я стремился искоренить вековые предрассудки моего народа. И верю, что даже прискорбные недоразумения при должной мудрости можно обратить во благо как наших держав, так и наших династий.

Он говорил это, обращаясь к эльфийке, но сам краем глаза следил за реакцией Алвура. Тот влиял на свою мать куда больше, чем старался показать Яннему во время их первого разговора, однако Яннем не собирался демонстрировать свою осведомленность в таком вопросе. Элавиоль слегка наклонила голову, словно принимая правоту Яннема.

– В таком случае, я полагаю, нам стоит начать заново. Расскажите, король Яннем, какие события привели вас в нашу иэллию. Обещаем поверить вам и судить на основе ваших слов, не подвергая сомнению их искренность.

Она парой реплик перевернула ситуацию с ног на голову, одарила Яннема доверием, выразила готовность к сотрудничеству и заодно, говоря о себе во множественном числе, выдала то, что решение будет принимать вместе с сыном. Яннем мельком бросил на Алвура одобрительный взгляд и поймал его ответную улыбку, чуть заметную, углами рта.

Яннем не торопясь рассказал обо всей истории, связанной с обрядом освящения его племянника. Разумеется, умолчал о провокации, нарочно устроенной им для лорда Глендори по пути. Но не забыл подчеркнуть вероломство своих вассалов, не скатываясь, однако, в жалобы и нытье. Во всяком случае, очень старался не скатываться.

– Что ж, – произнесла Элавиоль, – это в целом соответствует тому, что мы успели выяснить. Судя по официальной версии, король Митрила сейчас гостит у своего родича герцога Глендори в замке Корстли. С ним также и его брат. В столице правит королева Ингери.

– Правит? – резко спросил Яннем. Он не наделял Ингери полномочиями регента и теперь запоздало подумал, а не была ли его новобрачная женушка в сговоре с Глендори с самого начала.

– При поддержке Совета Лордов, – кивнула Элавиоль. – Так, во всяком случае, говорят. Не знаю, какого рода решения она успела принять. В любом случае, похоже, что ваша королевская власть в опасности.

«Ну еще бы. Так ведь и задумывалось, Тьма бы их побрала», – подумал Яннем и холодно ответил:

– Насколько я могу судить, Светлый лес заинтересован в налаживании связей между нами. Хотя бы потому, что Митрил – форпост между материком и западной ордой орков.

– Западная орда не нападала на Светлые расы уже полвека, – заметил Алвур, и Яннем возразил:

– Она нападала всего пять лет назад. Тогда мой брат не пустил орков дальше перевала Смиграт. Вы, возможно, даже не слышали об этом. Но ведь в этом и заключается обязанность форпоста – беречь покой земель, которые он защищает.

– Митрил теперь защитник Светлого леса? – улыбнулась Элавиоль.

Яннем, проглотив надменность, сквозившую в этом вопросе, ответил:

– Только в том случае, если Светлый лес станет защитником Митрила.

Мать с сыном обменялись беглыми взглядами. Даже не особо таясь, и Яннем скрипнул зубами: они все еще не воспринимали его настолько всерьез, как следовало бы. С другой стороны, кто он такой в настоящий момент? Пришелец из человеческих земель, причем даже не из Империи, без реальной власти, с назревающей внутри его королевства смутой. Все его королевские регалии здесь – пустой звук. И ни единого друга, ни единого человека, которому он мог бы верить и на которого сумел бы опереться.

«Так что засунь себе в задницу свою гордость и паранойю, хотя бы на время, Ян», – услышал он голос Брайса в своей голове и чуть не обернулся – проверить, нет ли его брата в самом деле поблизости.

Но Брайса здесь не было. Значит, надо выбираться самому.

– Мы не вмешиваемся во внутренние дрязги людей, – сказала Элавиоль. – И говоря «мы», я подразумеваю не только себя лично и свой Дом, но и эльфов в целом.

– Да, мы слишком заняты нашими личными дрязгами друг с другом, – вполголоса вставил Алвур.

Мать бросила на него укоризненный взгляд, но Алвур лишь усмехнулся в ответ. Этот парень Яннему, пожалуй, почти что нравился.

– Однако это дело не только людей. Мой брат – моя правая рука и, пока сам я не обзавелся сыном, мой прямой наследник. Как и его сын Алвур, – Яннем помолчал немного, давая Элавиоль осознать открывающиеся перед ней перспективы. – Если со мной что-то произойдет, но мой брат останется жив, то, в сущности, Митрил станет наполовину эльфийским государством.

– Фактически, но не официально. Официально вы все еще считаете эльфов «нечистой кровью».

– Ничего подобного. Я еще пять лет назад специальным указом отменил само это понятие.

– Но можно ли указом переписать мысли в головах людей? Ваш народ никогда не примет полуэльфа как своего короля.

– Мой народ уже едва не сделал это несколько лет назад. Вы ничего не слышали об этом, благородная элори? Митрильцы так полюбили моего брата Брайса, что я едва не казнил его.

– Вот как? И почему?

– Из страха и зависти, – вполголоса сказал Алвур, и Яннем, коротко глянув на него, подтвердил:

– Да. Из страха и зависти. Но это было давно.

Элавиоль поглаживала подлокотник кресла длинными тонкими пальцами. В ее прозрачных, непроницаемых глазах плескалось глухое беспокойство. Она боялась допустить ошибку. И в то же время понимала, что союз ее Дома с целой страной, пусть даже раздираемой внутренними противоречиями, может стать существенным козырем в подковерной борьбе эльфийских династий между собой. Сын исподволь подталкивал ее к той же идее, и теперь все зависело от того, не заупрямится ли она и не решит ли проявить свою независимость.