S-T-I-K-S. Существование
А это что там белеет?
Крадучись и припадая к асфальту, Трэш медленно преодолел несколько шагов и сквозь завесу дождя рассмотрел развороченный легковой автомобиль. То, что с ним приключилось, не походило на аварию: машина стояла посреди дороги, вдалеке от препятствий, причем развернутая боком по направлению движения; ее передняя и задняя части не выглядели сильно поврежденными, а вот крыша очень даже выглядела. Складывалось впечатление, что кто-то крайне неровно подрезал ее с трех сторон, отделив от кузова, а затем потянул вверх, отогнул в сторону, открыв, таким образом, салон и устроив из седана уродливое подобие кабриолета.
Приблизившись, Трэш не удивился, почуяв запашок тухлятины. Не надо быть великим умником, чтобы догадаться – крышу срывали не просто так, а чтобы добраться до водителя с пассажирами, и вряд ли этим занимались только для того, чтобы пожелать им счастливого пути, ведь после такого, как правило, не остаются развалы гниющих костей.
До конца оторвав крышку капота, Трэш поднял ее над головой и чуть изогнул. Получилось убогое подобие шляпы, дождь через нее не проникал. Верхняя часть тела теперь защищена, вот с нижней все обстоит почти так же плохо, как и прежде, – ветер то и дело заставлял ливневые струи двигаться чуть ли не горизонтально, прикрываться надо сразу с двух направлений, иначе без толку.
То же самое проделал с крышкой багажника, но не для улучшения «гардероба», на эту роль она подходила хуже. Просто нос подсказал, что внутри находится съестное.
Обоняние не подвело, Трэш обнаружил пакет, в котором лежали две буханки хлеба. Обе засохли почти до консистенции монументального гранита и напичканы какой-то пекарской химией, из-за которой на них даже плесень жить отказывалась. Но нечего тут к мелочам придираться, чуть ли не с кошачьим урчанием захрустел, с потрясающей скоростью уплел обе и тщательно обыскал багажник на предмет добавки.
Ничего, увы, не нашел, зато додумался до перспективной мысли: что же такое произошло с этой машиной и не могло ли подобное случиться с другими транспортными средствами? На первую часть вопроса ответа не было, на вторую тоже, но почему бы его не поискать.
Прикрываясь от дождя крышкой капота, Трэш, ковыляя и оступаясь на ровных местах, поплелся по дороге.
* * *До грузовика он добрался после того, как обнаружил еще две легковые машины. Возле одной тоже «благоухали» человеческие останки, в ней он ничем не разжился, рядом со второй костей не оказалось, в ней нашлась большая бутылка сладкого газированного напитка и пакет с омерзительной тухлятиной, которую пришлось отшвырнуть за обочину.
Пластиковую бутылку Трэш пробил когтем, после чего залил в распахнутую пасть содержимое. Оно, как и съеденный до этого хлеб, тоже отдавало химией. Да, гадость несусветная, но хоть какие-то калории с нее перепадут, сейчас не та ситуация, чтобы привередничать.
Фура заставила резко заволноваться – уж очень она здоровенная, возможно, в ней полным-полно еды. Кабина ничем не порадовала, хотя в ней и попахивало съестным, но Трэш, как ни извивался в тесноте, свернув руль и выдавив стекло, обнаружить источник заманчивых ароматов не сумел и списал учуянное на застарелые, въевшиеся в обшивку запахи.
Ну да и ладно, зато в таком огромном прицепе непременно что-нибудь сыщется.
С этими мыслями Трэш когтями разделался с замками и распахнул двери. Внутри оказалось темновато, зрение, и без того барахлившее, окончательно стало бесполезным. Отвернувшись, убедился, что, если не считать помехи от дождевых струй, видимость приемлемая. Должно быть, глаз так скверно работает только в замкнутых помещениях или причина в чем-то другом.
Но даже с некачественной картинкой Трэш понял, что здесь полным-полно картонных ящиков: маленьких и больших, разных форм, причудливо сложенных по всей площади. И, что самое паршивое, едой в прицепе не пахло совершенно.
В ящиках обнаружились различные бесполезные предметы: сантехническое оборудование, керамическая плитка и прочее в таком духе. Сам себе не веря, Трэш разодрал десятка три, но без малейшего толка.
Полный облом.
Присев на груду рассыпавшегося из ящиков содержимого, уставился на вход с разочарованием. Но тут же голову осенила замечательная мысль, скрасившая осколки разбитых надежд.
Жаль, конечно, что она не склеила их, но хоть что-то.
Здесь ведь сухо, ни одна капля не попала, только возле входа их ветер заносит. Достаточно прикрыть двери, и можно позволить себе полноценно отдохнуть, а не бродить по дороге в поисках жалких крох, прикрываясь при этом гнутой железякой. При столь отвратительной видимости он, даже если не нарвется на неприятности, вряд ли отыщет пищу в количествах, достаточных для компенсации потерянной на ее поиски энергии, слишком уж погода неподходящая.
Итак, решено, эта машина как минимум на одну ночь станет пристанищем Трэша. Очень плохо, что она не оправдала надежды разжиться едой, однако защита от непогоды тоже дорогого стоит.
Однако с питанием надо что-то решать, причем срочно. Диета с употреблением абрикосов и недозрелых кукурузных початков быстро доконает Трэша без посторонней помощи. Внутренний голос подсказывает – полученные ранения сами по себе не залечатся, потребуются как минимум две полноценные вещи: продолжительный комфортный отдых и усиленное высококалорийное питание.
Этому голосу Трэш доверял безоговорочно, ведь тот его еще ни разу не подвел.
Глава 9
Проснулся от угрожающего звука – громко пророкотал автомобильный мотор. Машина, судя по звуку, тяжелая, проехала опасно близко, складывалось впечатление, что еще бы чуть-чуть – и по уху чиркнула. Инстинктивно дернувшись, Трэш болезненно заурчал – резкое движение вызвало вспышку боли в простреленном боку. Тут же заныли и запекли обожженные места, стало тошно, а во рту появилось омерзительное послевкусие, заставившее заподозрить, что всю ночь он занимался тем, что жадно грыз встреченные по пути гниющие кости, закусывая это дело отборнейшим дерьмом.
Кстати, насчет ночи – а она ведь прошла. На дворе стоит ясный день, и, судя по углу наклона солнечных лучей, пробивающихся в щелку между створками дверей, и внутренним ощущениям, он даже не в разгаре, а приближается к вечеру.
Это сколько же Трэш провалялся вот так, на всеми видном месте, посреди дороги, где разъезжают непонятные машины?!
Великое чудо, что его до сих пор не добили. Вот как можно пережить такие трудности и в итоге вести себя столь беспечно? Холод и усталость – не оправдание.
Глупо. Крайне глупо.
Трэш, стараясь двигаться аккуратно, дабы не выдать себя хрустом раздавливаемой сантехники, пробрался к дверям, посмотрел через щелочку между створками и не увидел за ней ничего подозрительного: ровная лента дороги уходит вдаль; те самые тополя, к которым он вышел в пропитанном водой мраке, тянутся вдоль нее одним реденьким рядком; асфальт успел просохнуть.
Да уж, и правда кучу времени потерял.
Уши, похоже, оголодали и начали капризничать, как и все остальное, поэтому работали скверно, ничего не подсказывали. Так что Трэш не торопился выбираться, колебался. Даже начал подумывать, что лучше остаться здесь до темноты, она прикроет его рывок к лесополосе, примеченной по другую сторону от дороги. Но этот вариант не понравился, ведь кто знает, что за люди здесь разъезжают, вдруг они решат проверить фуру.
В то, что вернется водитель, после найденных ночью развороченных автомобилей и человеческих останков не верилось совершенно. Непонятно, что здесь происходит, зато понятно, что просто так машины посреди дороги бросать не станут (а уж свои кости – тем более).
Наконец, набравшись решимости, рывком распахнул обе створки и спрыгнул на асфальт.
Пожалел об этом тут же, причем сильно. Спину при приземлении свело столь неистовой судорогой, что Трэш непроизвольно засипел, заскулил, выгнулся затылком назад, припав на колено. Выматывающий приступ, набросившийся ни с того ни с сего, сдавал позиции неохотно, отпускал понемногу, неспешно, растягивал извращенное удовольствие, уподобившись мучителю Мазаю.
Трэш, приняв позу покалеченного морского конька, все еще продолжал постанывать, неуклюже пятясь в сторону зарослей, когда до ушей донесся угрожающий звук. Резво развернулся и неприятно поразился – фуру объезжала машина: темно-синяя, легковая, низко посаженная. Водитель и пассажир таращились на возникшее перед ними чудище глазами, по размерам превосходившими рекордные тыквы, а когда проскакивали мимо, чуть шеи не свернули, изворачиваясь, чтобы не потерять из виду.
Проклиная невыносимую судорогу, так некстати отключившую слух, Трэш поковылял на ватных ногах в сторону лесополосы, на ходу поскуливая от боли и, несмотря на это, с недоумением размышляя над очередной странностью.
Проехавшая машина похожа на те, которые он находил брошенными неподалеку. Ни намека на неброскую пятнистую раскраску, нет сеток на окнах, стальных пластин, шипов и прочего, чего хватало на транспорте преследователей. Те немало усилий потратили на его неказистую переделку, а здесь ощущалась первозданность замысла, а не его уродование. Пассажир и водитель одеты в легкомысленные легкие рубашки, а не камуфляж или кожу, вооружения Трэш у них не заметил и по всем подмеченным признакам предположил, что у них его нет.
Чудные какие-то, совсем на Мазая и прочих непохожие. Может, зря он так торопится к зарослям, может, они ему не враги?
Нет, нельзя быть настолько доверчивым, ведь ситуация полностью непонятная. Уж лучше поспешить, не стоит дожидаться, когда шкура украсится новыми отметинами, ему и старых хватает.
До поросли молодого ясеня Трэш добрался вовремя – мимо, не заметив его, проехала еще одна машина, выглядевшая настолько же абсурдно-мирно на дороге, заваленной разгромленным транспортом и человеческим останками. Он разглядел пожилую женщину на пассажирском сиденье. Даже не понял, кто это, но внутренний голос подсказал, что до этого их не видел, мучили его исключительно мужчины.
Или видел, но забыл, с памятью у него несомненные проблемы.
Начал было думать, в какую сторону податься, но тут случилось одновременно два события: с той же стороны появилась очередная машина, такая же легкомысленная, а правее, метрах в ста, из лесополосы на дорогу выскочили два крайне странно выглядевших человека. Оружия не видно, одежда не выглядит воинственной – легкие и местами цветастые тряпки, причем сильно грязные и мятые, у одного к тому же ноги голые. Движения у обоих дерганые, проворно крутят головами, будто насторожившиеся птицы.
Люди мчались наперерез крохотному автомобилю, а тот, подъезжая, загудел двигателем, торопясь нарастить скорость. Трэш понял, что безобидная с виду парочка намеревается атаковать машину, и это крайне его удивило – он совершенно не понимал, что здесь происходит.
Странные люди вдруг резко остановились у обочины, обернулись в сторону лесополосы и, потеряв всякий интерес к машине, начали вести себя столь же необъяснимо. Они будто принюхивались, то и дело скользя взглядами по кустам, за которыми засел Трэш.
Молодая женщина в предельно короткой ярко-красной юбке с уродливо свалявшимися волосами вдруг замерла, протяжно, с нотками тревоги заурчала.
И тут прямо в голове послышался монотонный голос:
– Не ешь меня. Еды много, еда близко, еда вкусная. Я невкусная, не ешь меня. Вкусную еду ешь. Вкусной еды много, ее на всех хватит.
Пораженный до глубины души столь удивительным способом коммуникации, Трэш не удержался и произнес в ответ:
– Как ты это делаешь?!
Из глотки, естественно, не вырвалось ничего, кроме бессмысленного урчания, но женщина поняла, ответила мгновенно:
– Что я делаю? Я иду туда, где появилась вкусная еда. Все туда идут. Приду туда и стану есть вкусную еду. Еды много, еда вкусная. Не ешь меня. Я – невкусная еда. Ешь вкусную. Много вкусной еды. Она рядом, ее много.
– А как ты говоришь со мной?
Женщина продолжала урчать столь же бессмысленно, как и Трэш, но фразы при этом звучали вполне осмысленно, пусть и примитивно.
Вот только уши в диалоге не участвовали, это походило на прямой обмен мыслями, где урчание – всего лишь не играющий роли фон.
– Я говорю. Я умею говорить. Я полезная, я могу сказать, где много вкусной еды. Он не может. Съешь его, не ешь меня.
Это как понимать? Неумытая дамочка предлагает Трэшу полакомиться своим спутником? Похоже на то. Да она совсем спятила, вон даже отстранилась от него и продолжает урчать, будто заведенная:
– Совсем глупый, совсем не говорит. Есть умеет, говорить не умеет. Бесполезный. Съешь его, а я пойду дальше. Еда нужна, пойду к еде. Там ее много, там еда вкусная. Всю не съем, завтра доедать буду.
– И где же это у вас так весело? – заинтересовался Трэш.
Вопрос питания волновал его чрезвычайно.
– Там, близко. Хорошая еда, много еды.
Ответив, женщина, перестав урчать, быстрым шагом направилась по обочине в ту сторону, откуда приезжали машины. Всякий интерес к диалогу у нее улетучился, похоже, решила, что договорилась, и дальнейшее общение бессмысленно.
Ну да, так и есть. Вон, бесштанный мужчина стоит, где стоял, поглядывая на укрытие Трэша с тупой тоской обреченной жертвы. Даже не пытается убежать, помалкивает, по всему видно, что понимает – его назначили блюдом на ужин и с этим придется смириться.
На редкость покорный псих.
Мир, и без того непонятный, резко усложнился, и Трэш не понимал, к добру это или к худу. Что делать дальше, обдумывать не стал, просто развернулся и поплелся вслед за целеустремленно вышагивающей странной женщиной.
По всему заметно, что, в отличие от Трэша, у нее имеется четкий план и она что-то знает.
* * *Шагать пришлось около трех километров, что для теперешнего состояния Трэша – прилично. Он быстро потерял странную женщину из виду, та, несмотря на закончившийся разговор, явно опасалась, что ее продолжают хотеть съесть. Не убежала, просто шагала быстро, резко перебирая ногами, чуть склонившись вперед и не оглядываясь.
А Трэш едва плелся, так что без шансов – продолжить беседу не получилось.
Но дальше последовали встречи со схожими людьми – одетыми, кто во что горазд, но обязательно без камуфляжа и кожи. Все в разной степени грязные, двигались необычно, дергано, пахло от них отвратительно, будто они дружно вывалялись в нечистотах. Заметив или унюхав Трэша, они с явной опаской его избегали. Поговорить удалось лишь с одним, все прочие от его урчания шарахались.
Этот, ответивший, выглядел ненормально. Одежды на нем почти не осталось, мускулатура уродливо-несимметрично деформировалась, с костным аппаратом тоже что-то неладное приключилось – плечи ненормально раздались, выдались вперед, заставляя скрючившиеся руки неприглядно свешиваться. Лицо расширилось снизу, позволяя челюстям непропорционально разрастись, кожа приобрела неприглядный желтовато-серый оттенок, стала болезненно-морщинистой. А еще на затылке у него вырос безобразный ребристый бугор, выглядевший чужеродным, будто к голове исполинская мокрица присосалась.
Собеседник оказался столь же неболтливым, как и ушедшая вперед женщина. Попытки разузнать у него суть происходящего ни к чему не привели. Увы, тот не интересовался ничем, кроме еды, и постоянно повторял, что она близко, ее много и вся она очень вкусная.
По-поводу последнего утверждения Трэш начал сомневаться уже через несколько минут после разговора, когда стал свидетелем в высшей степени омерзительного зрелища. На дороге стояла машина с распахнутыми дверцами, семь странных людей сгрудились рядом с ней вокруг двух плохо выглядевших человеческих тел.
Почему они так выглядят, вопросов не вызывало – грязные урчащие фигуры неловко елозили слишком слабыми для такого дела зубами, разгрызая кожу, вырывая клочья мяса, из прорех в брюшинах голыми руками вытаскивали требуху и тут же начинали жадно ею давиться.
Трэш начал орать на них, надвигаясь с грозным видом. Трусоватые людоеды бросились врассыпную, но далеко не ушли. А один, голый и уродливый, оказавшийся говорящим, был столь любезен, что разрешил есть сколько угодно, но попросил хоть немного оставить ему, потому как сильно нуждается во вкусной пище.
Общаться с этим корявым страшилой Трэш не захотел, молча пошел дальше, сам не понимая, почему увиденное его так задело. Какое ему дело до этих странных людей и их вкусовых пристрастий? Не получается объяснить суть происходящего и не нравится то, чем они занимаются? Ну и что с того? Зачем вмешиваться, если это тебя не касается?
Не успел удалиться от места трапезы каннибалов, как стал свидетелем погони. Мальчишка лет двенадцати мчался со всех ног, то и дело оглядываясь на преследователей – парочку привычно грязных мужчин. Чуть в отдалении за ним бежали еще несколько странных людей, но они передвигались слишком медленно, некоторые то и дело переходили на шаг, не в состоянии долго поддерживать приличную скорость.
Завидев Трэша, мальчик истошно закричал, резко свернул и скрылся в зарослях лесополосы. Погоня в полном составе повторила его маневр и быстро удалилась из виду.
На дороге стало пустынно, но ненадолго – показалась очередная нестрашная машина, забитая людьми с перепуганными лицами. Причем испугались они не Трэша, а странного человека, их преследующего, – голый, очень высокий, тело безобразно искорежено, кожа потемнела чуть ли не до цвета обедненной перегноем глинистой почвы, на пятках будто подковки прибиты, очень уж громко цокает.
Проехали, едва не зацепив, а звонко бегущий тип шарахнулся в последний момент – слишком увлекся, только сейчас заметил Трэша.
Странно, но почему-то Мазай и прочие теперь представлялись другими людьми, отдельным их видом, а вот эти, раскатывающие на машинах в чистой одежде или поедаемые, – явно особенные. И не факт, что они враждебно настроены по отношению к Трэшу.
Тогда, получается, существует еще и третий вид – грязные, дерганые, урчащие, иногда жутко уродливые, считающие, что сырая человечина – это вкусная еда.
Трэш так не считал. Несмотря на дикий голод и панические подсказки внутреннего голоса, то и дело утверждавшего, что если он срочно не поужинает, последствия окажутся скорыми и печальными, в мыслях не возникло желание присоединиться к трапезе каннибалов.
Но голод, увы, и правда силен. Вспомнив кое-что, Трэш чуть не проклял себя за вопиющую забывчивость и направился назад, вспугнув вернувшихся к своему занятию людоедов. Игнорируя нехорошо выглядевшие тела, сорвал крышку багажника, ничего там не найдя, занялся салоном. Здесь повезло чуть больше – на заднем сиденье обнаружилась коробка с небольшим кремовым тортом. Растягивая счастье, слопал его в два укуса, из вредности перевернул машину на одно из тел, тут же об этом сильно пожалев, – спина на усилие отреагировала столь жестоким спазмом, что метров двести пришлось шагать вприсядку, оглашая округу тоскливым урчанием.
Жалкий торт не стоил таких мучений.
* * *Город открылся неожиданно. Только что Трэш шагал по краю лесополосы, опасаясь выбираться на открытые места, и вдруг впереди посветлело, деревья поредели, открылось чистое пространство, за которым с одной стороны от дороги поднималась серая бетонная коробка огромного цеха, с другой тянулась стена из плит, а чуть дальше над ней возвышалась россыпь не впечатляющих промышленных сооружений и возвышался козловой кран.
Где-то вдалеке грохнул одиночный выстрел, затем еще два. Это заставило Трэша насторожиться, замереть на краю зарослей. А вот дурно пахнущие люди, продвигающиеся в открытую по дороге, припустили еще быстрее, будто пальба являлась для них сигналом к неким действиям.
Может, так оно и есть, откуда ему знать.
А это еще кто такой?!
Торопящихся по дороге людоедов обогнал не то чтобы странный тип – его вообще тяжело человеком назвать. Лысое, стремительное, неестественно сгорбленное создание с пастью чуть ли не от ушей на деформированном капустном кочане вместо головы. Чудище какое-то.
Чудище?..
Трэш разглядел уже знакомое образование на затылке безобразного создания, оно выглядело куда крупнее, чем у остальных, но узнаваемо. А еще изменения в мускулатуре и скелете казались крайними стадиями того, что он уже замечал у второго сегодняшнего собеседника и того типа, который, звонко цокая, преследовал машину.
Так эта косорылая образина все же человек?! Ну и странные же дела тут творятся…
А это что? Прямоугольный металлический указатель справа от обочины, а на нем единственное слово – «Ралецк». Чуть дальше виднеется грубая бетонная фигура, по низу которой из окрашенных камней было выложено такое же слово.
Это что получается? Трэш умеет читать? Выходит – да. И даже понимает, что означает это бессмысленное с виду слово.
Название города, куда его привела дорога.
Город – это интересные перспективы. В каждом городе имеются жители, которые должны чем-то питаться. Вряд ли друг другом, эти странные каннибалы явно пришлые: может, из психлечебницы массово сбежали; или отравились чем-то совсем уж нехорошим, вон как некоторых из них корежит; или даже телевизора пересмотрели до усыхания мозга за ненадобностью, очень уж примитивно общаются. Причем далеко не все способны хотя бы на столь ущербное выражение своих мыслей, – большинство ни слова произнести не может. Такие если и урчат, то совершенно бессмысленно.
Телевизор? Что это такое? Мысль полностью непонятная, но надо запомнить. Мало ли, вдруг это загадочное оружие массового мозгового поражения применят и против Трэша.
Не связываясь с бесперспективно выглядевшими промышленными зданиями, направился к возвышавшимся в отдалении многоэтажным домам. Все они выглядели жилыми, хотя каким образом Трэш это определил, он понятия не имел.
Да как и все остальное – в голове иногда находились ответы, иногда нет, предсказать появление полезных подсказок не получалось, как и вытащить что-нибудь насильно.
Случалось, хватался за кончик ниточки воспоминаний, но она каждый раз хитро ускользала.
Его грубыми когтями такую мелочовку не удержать.
Жилые кварталы – это интересно. Люди, в них обитающие, нуждаются в пище, и Трэш почему-то уверен, что их еда его не смутит, а наоборот – обрадует.
Остается надеяться, что по пути не нарвется на старых знакомых. Этих, новых, разъезжающих по местам, где их могут съесть, на смешных машинах, Трэш не опасался совершенно, как и тех, которые на них охотились.
Что те, что другие, – не противники и одинаково его боятся, несмотря на слабость и жалкий внешний вид. Со вторыми все понятно, – они почему-то поголовно уверены, что Трэш мечтает их съесть. А с первыми что? Неужели они тоже подозревают его в дурных пищевых пристрастиях?
Да Трэшу тошно о таком даже думать, вот ведь смешные.
* * *До многоэтажных домов и половины расстояния не преодолел, когда пришлось остановиться – местность резко изменилась.
Пробираясь через производственную территорию, то и дело замирая при близкой и дальней стрельбе из разного оружия, Трэш неожиданно вышел к здоровенному зданию с огромными стеклами во всю стену. На автостоянке перед ним странные люди, сгрудившись урчащими кучками, поедали легкомысленных, пойманных возле своих ни на что не годных машинок. Причем среди первых хватало медлительных, будто страдающих от серьезных заболеваний опорно-двигательного аппарата. Он таких уже замечал, они обычно выглядели почище всех прочих, бросаясь за счет этого в глаза. Но со столь серьезными количествами до сих пор не сталкивался.
Они здесь доминировали, бродили повсюду, причем быстрые их не всегда жаловали, то и дело отгоняли от своих омерзительных «пиршественных столов». Страсти кипели настолько нешуточные, что при этом иногда доходило до увечий.
Трэш направился было к стоянке, уж при таком-то количестве машин непременно отыщется сытная пожива – не меньше пары десятков нетронутых багажников. Но, бросая взгляды по сторонам, в какой-то момент по-новому взглянул на большое здание. В голове всплыло слово «супермаркет», оно почему-то стойко ассоциировалось с неимоверным количеством разнообразной пищи.
Своему внутреннему голосу он доверял и потому не колеблясь направился прямиком к зданию. Толстое стекло выдержало первый удар. Трэш, опасаясь чрезмерно напрягаться из-за возникающих судорог и вспышек боли, начал аккуратно молотить кулаком по краям листа, заставив его вывалиться из рамы с грохотом, прогремевшим на всю округу.
Сомнительно, что люди примчатся выяснять, кто здесь хулиганит, ведь тут хватает личностей, вытворяющих куда более противоправные вещи, но все равно воровато обернулся и убедился, что никто не торопится мчаться к источнику шума. Странные люди продолжали опасаться Трэша: ближайшие так и улепетывали во всю прыть, оставив в покое не до конца обгрызенные тела, находившиеся подальше косились настороженно.
Грозно посмотрев в их сторону, он забрался внутрь, оказавшись в громаднейшем помещении, заставленном невысокими стеллажами с разнообразными предметами. Стеклянные банки и бутылки, жестянки всех размеров, цветные коробки, туго набитые пластиковые пакеты и бумажные пачки.