Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах

Еще немного проплыв по инерции, насад ткнулся в берег.

– Пошли, ребята, – улыбаясь, скомандовал высокий монах в темной, подпоясанной простой веревкой сутане.

– Идем, брате Никифор, – откликнулся кто-то.

Первым выскочил на берег Ярил. Парень был рад встретить Никифора и, едва увидев его, возблагодарил в мыслях бровастого Борича – это ведь по его велению напросился Зевота к плотникам. Прихватив с собой котомки с припасами, пилы, топоры да прочий плотницкий инструмент, выбирались на лесистый берег артельщики и новоявленные монахи. Кроме самого Никифора, монахов было четверо – невелика обитель, да ведь святой Колумбан, говорят, и с меньшего начинал.

– Что так сияешь, Овчаре? – оглянулся Ярил на приятеля. – Иль тоже решил в монахи податься?

– Да ну тебя, – отмахнулся Овчар, потер шрам на шее, скривился. – Слишком много у меня друзей в Ладоге стало!

Ярил похлопал его по плечу:

– Ничего, друже, сладим!

Выгрузившись из насада, артельщики углубились в лес и к обеду вышли к болоту, которое обходили, ступая след в след проводнику Найдену – высокому лохматому парню в богатом зеленом плаще. Похоже, именно Найден, а вовсе не брат Никифор, был здесь за главного. Черты лица его показались Ярилу смутно знакомыми.

Дождавшись привала, Ярил подошел к Найдену поближе, улучив момент, спросил тихонько:

– В Киеве-граде не довелось ли бывать, господине?

– В Киеве? – Найден вздрогнул и быстро отвел глаза. – Нет, не довелось как-то.

Ярил отошел, но все посматривал на проводника, да и на себе не раз замечал его косые взгляды. Темнит что-то Найден, ну, поглядим, что там дальше будет. Зато с Никифором проводник был дружен, видно – давно уже знались. Сидя у костра, обсуждали что-то, смеялись. Ярил подсел ближе, следя, как мастерит себе ложку самый молодой артельщик – Михря. Темненький, кареглазый, он даже язык высунул от усердия.

– Молодец, – подмигнув Овчару, потрепал парня Ярил. – В дальнем походе ложка – первейшее дело. Что ж старую-то свою, забыл?

– Потерял, – подняв глаза, признался отрок. – Или похитил кто. Ложка-то в котомке была, а там и припасы. Я с вечера приготовил котомочку, под голову подложил, утром глянь – ан нету! Русалка, верно, схитила.

– Сам ты русалка, тетеря!

Артельщики засмеялись. Улыбнулся и брат Никифор, развязал мешок, вытащил оттуда ложку, протянул незадачливому Михре:

– На, отроче, кушай.

– А сам-то ты как же?

– У меня есть, как видишь.

Михря повертел подарок в руках:

– Чудная какая. Медная?

– Нет, из олова. – Никифор прикрыл глаза. – Из далекой земли – Англии, довелось побывать там когда-то.

– Расскажи, брат Никифор!

Артельщики поудобней устроились у костра, на лицах их заиграли оранжевые отблески пламени.

– Рассказать? – с улыбкой переспросил монах. – Ну, слушайте. Жил когда-то в древности такой народ – римляне, могучее, сильное племя…

Хорошо рассказывал Никифор, ярко, интересно. В непонятных местах останавливался, пояснял, так, чтоб даже непутевому Михре было понятно. Ярил, как и все прочие, слушал с удовольствием, не заметил даже, как ткнул его в бок Овчар. Зашептал на ухо:

– Твоя очередь караулить, друже.

Ярил кивнул – надо так надо. Без сторожи никак не обойдешься. Места вокруг глухие – болота да ельники – не ровен час…

Не шибко-то далеко он и отошел от костра – а будто совсем в другом краю оказался. Высились вокруг колючие мохнатые ели, чернели можжевеловые кусты, бились об ноги невидимые у земли папоротники. Где-то неподалеку, совсем рядом, глухо ухнула сова. Ярил обернулся – шагах в полста мигало в вершинах елей оранжевое пламя костра, если очень прислушаться – слышен был и приглушенный голос. Мирно, по-домашнему сидели вокруг костра люди, кое-кто и лежал, вытянув ноги и подперев кулаками голову. Слушали.

– Мерсия – это такая страна там, в Британии…

Ярил отвернулся. Углубившись в лес, прошел еще немного, остановился, прислушался. И замер, услышав совсем рядом чьи-то шаги! Нащупав за поясом нож, Зевота затаился за деревом. Вокруг стояла тишина, прерываемая лишь хлопаньем крыльев ночных птиц да утробным болотным бульканьем. Показалось? Нет – вон хрустнула веточка, переломилась под чьей-то ногой. А вот прямо перед носом Ярила прошмыгнула к костру быстрая легкая тень.

– Ах ты, гад.

Затаив дыхание, Ярил неслышно пошел следом, улучил момент, увидев застывшую тень на светлеющем фоне неба, навалился – стремительно, словно рысь, спеленал поясом, чувствуя, как изо всех сил старается вырваться из его объятий неведомый лесной тать.

– Что там за шум, Яриле? – неожиданно спросили из темноты.

Зевота вздрогнул, но тут же усмехнулся, узнав знакомый голос:

– Ты, что ль, Михряй?

– Я. Тебя вот сменить послали.

– Ну, сменяй… Осторожней, тут, в лесу, рыщет кто-то. Сиди тихо, как мышь, ежели что – кричи.

Свистящим шепотом дав отроку необходимые пояснения, Ярил пнул пленника:

– Пошел, тать!

Тать – а куда деваться? – поплелся к костру, шмыгая носом. Ярил несколько раз останавливался, прислушивался. Нет, вроде больше в лесу никого не было.

– Ты что, один, что ли?

– Один, – неожиданно тонким голосом отозвался тать.

Зевота повеселел:

– Ну, шагай давай, чего встал? Встречайте, други! – Выйдя к костру, он вытолкнул пленника вперед.

– Ох, ничего себе! – удивленно воскликнул Овчар. – Девка! Так вот ты как сторожил, Яриле.

Под приглушенный смех присутствующих Ярил смущенно оглядел татя. И в самом деле – девка! Довольно высокая, худенькая, в каком-то рваном рубище, глаза – так и зыркают.

– Откуда ты здесь, дева? – Никифор посветил ей в лицо головней.

Девушка отшатнулась.

– А-а, я, кажется, ее знаю, – поднялся на ноги Найден. Подойдя к пленнице ближе, взглянул пристально: – Ты не Борича ль Огнищанина челядинка будешь?

Вместо ответа девчонка вдруг рысью прыгнула на него, целясь связанными руками в горло, и повалила молодого тиуна прямо в костер. Найден закричал от боли. Шипя, разлетелись вокруг искры.

– Ты так и не смог найти мне подходящую жертву, Истома Мозгляк! – сверкая глазами, гневно бросил друид. Поднялся с лавки, заходил по клети, согнувшись и заложив за спину руки. Новое обличье его – молодой бритоголовый парень – было, пожалуй, более жутким, нежели обличье Дирмунда Заики. Тень друида зловеще кривилась в чадящем пламени светильника, рисуя на бревенчатых стенах дрожащие колдовские узоры.

– Может быть, этой жертвой хочешь быть ты? – внезапно остановившись, спросил друид.

Истома попятился.

– Что с дружиной? – Дирмунд вдруг резко сменил тему.

– Сегодня с утра отправилась по Волхову к Рюрику, – переводя дух, четко доложил Мозгляк. – В Ладоге осталась лишь малая часть, на воротах и башнях.

– Отлично! Где Хельги?

– Ушел с дружиной.

Друид рассмеялся:

– Ушел с дружиной? Глупец! Впрочем, викинги все такие. Кого же он оставил за себя?

– Воеводу Конхобара.

– Кого?!

– Того, кого называют Конхобаром Ирландцем.

– Ах, вот как. – В глазах друида вспыхнули мстительные огни. – Вот и пришла пора нам посчитаться, Конхобар, – тихо произнес он. – К сожалению, ты даже не будешь знать, кто делает тебе подлости. Что ж, придет время – узнаешь.

Он обернулся:

– Итак, дружина с ярлом ушла к Рюрику, в Альдегьюборге – воинов чуть. Что это значит, друг мой?

– Не ведаю, княже.

– «Не ведаю»! – передразнил друид. – Я думал, ты вроде не глуп, Истома. Это значит, что все Приладожье, все дальние хутора – наши. Ты понял меня?

Истома ухмыльнулся:

– Кажется, понял, князь. Ты хочешь сказать, настала пора Лейва?

– Его пора давно уже настала, – нахмурил брови друид. – А тем более – сейчас. Я сам поеду туда и возглавлю дружины, что, думаю, уже появились волею Лейва. Появились, друг мой?

Истома поспешно кивнул. Хоть он и не обладал точными сведениями в этом вопросе, но здраво рассудил, что гораздо лучше, если за все будет отдуваться Лейв.

– Ну, вот и славно. – Друид потер руки. – Я зажгу в окрестных лесах пламя. Пламя войны и великих кровавых жертв! Ты знаешь туда дорогу?

– Знает Лютша, посланник. Как раз завтра он должен быть здесь.

– Очень хорошо. С ним я и уйду к Лейву. И пускай этот глупец Хельги ищет у Рюрика воинской славы. По возвращении он не узнает своего тихого края! – Дирмунд глухо расхохотался. – Пока еще тихого. Вот тогда-то мы и встретимся с ним. Ирландца оставляю на тебя, Истома. Устрой ему тут веселую жизнь. Как корчмарь, верен?

– Себе на уме, князь.

– Гм… Ну, пусть так. Итак, завтра в путь. Завтра ночью… Сегодня же позаботься о жертве, ты хорошо все понял, Истома?

Мозгляк поклонился:

– Будет исполнено, князь.

На улице светлело, и он, простившись, поспешно покинул клеть. Знал – друид не любит, когда кто-нибудь видит, как его дух покидает тело. Чужое тело. Истома передернул плечами и потер оцарапанное запястье. Сучка! Та шальная девка, на которую он наткнулся у пристаней, вчера ночью, когда шарился там в поисках попрошаек для жертвы. Конечно, можно было бы и купить – серебро было. Да только жалко было тратить, хоть и без того немало уже прилипло к рукам, если так и дальше пойдет… Истома довольно прищурился, поймав себя на мысли о том, что ждет с нетерпением отъезда Хозяина. Да и зачем он тут нужен, Хозяин? Они и с Ермилом Кобылой действовали неплохо. По крайней мере, уж себе не в убыток – точно. Так что, купить все ж таки кого у ромейских торговцев людьми? Или поберечь серебришко? Пожалуй, стоит все-таки купить, рыскать тут по ночам – себе дороже. Хватит, нарвался уже на какую-то тварь – едва не убила. А может, поспособствует чем новый знакомец, тиун Борич? Мало ль, холоп там какой завалящий или челядин. Оценив по достоинству только что пришедшую в голову мысль, Истома Мозгляк улыбнулся и, свернув в противоположную от пристани сторону, зашагал к дому Борича.

Бурая болотная гладь, покрытая кочками и редкими худосочными деревцами, на подъемах сменялась сушью, затем снова тянулась трясина с вязкой, шатающейся под ногами гатью и отвратительно зудящими комарами, на которых никто не обращал внимания, все смотрели под ноги – не утонуть бы. Бывали случаи – сколько хочешь. Идущий впереди Найден шагал уверенно, почесывая иногда обожженную руку. Кривился, но, оборачиваясь иногда, улыбался, подмигивал Малене – так звали ту сероглазую девушку, челядинку Борича, что едва не сожгла его в костре прошедшей ночью.

– А здорово ты на меня накинулась, – выбравшись на сухое место, улыбнулся Найден. – Думал – все, погибну.

– Прости меня, господине.

– Да сколько тебе говорить – не зови меня так. – Найден нарочито нахмурился. – Еще раз назовешь – прогоню точно. Иди куда хочешь. Поняла?

– Поняла, го… Найдене.

Тиун довольно сощурился:

– Вот так-то лучше будет, дева. Говоришь, гадом ползучим оказался Борич?

В темно-серых глазах Малены блеснули слезы.

– Еще каким гадом, – прошептала она. – Ты даже не знаешь каким.

– Не плачь, дева. – Найден погладил девчонку по плечу. – Ужо возвернемся, все припомним Боричу, все.

– Не надо ничего припоминать, – дернула плечом Малена. – Пускай живет, как жил. А я… Не вернусь я более в Ладогу.

– Что ж, в лесах жить будешь?

– Может быть, и в лесах.

Найден ласково потрепал девушку по волосам, взял в руку замотанное тряпицей запястье:

– Это Борич тебя так?

– Боричево все – на спине, – мрачно усмехнулась Малена. – Хватает в Ладоге гадов. Особливо ночью. Спускалась к пристани, вдруг как выскочит из-за амбара какой-то. Мелкий, мозглявый, голова, словно бубен, круглая. Еле вырвалась. А его хорошо царапнула – в следующий раз будет знать, плюгавец!

Найден одобрительно засмеялся. Улыбнулась и Малена, практически она рассказала тиуну все, исключая самое главное – случившееся с Боричем. Жив ли тот? Вряд ли. Да если даже и жив – обратно в Ладогу путь заказан. Хорошо хоть встретила этих, не то б сгинула в лесах или вот в болотах этих.

– Страх-то какой кругом, – подвигаясь поближе к Найдену, призналась она. – Одни трясины.

– Скоро к Сяси-реке выйдем, – пообещал тиун. – Сясь – это по-весянски «комар».

– Уж вижу, что комар, – улыбнувшись, Малена ловко стукнула парня ладонью по лбу. – Глянь, какой здоровый! У, кровососище.

Путники расположились на невысоком, поросшем осиной холмике, торчавшем посреди трясины горбом гигантского тритона. Разложив костер, сушили онучи, варили мучную похлебку. Кто и задремал уже, подставив лицо выглянувшему из густого тумана солнышку, кто – как Малена с Найденом – разговаривал о чем-то негромко, Никифор молился, а трое молодых артельщиков – Ярил, Овчар и Михря – метали на щелбаны ножик. Лоб Михряя уже был красен изрядно.

– А вот ужо, – нервничая, суетился он. – Ужо попаду во-он в ту осину.

– В этакую-то и слепой попадет.

– Да ну вас…

Размахнувшись, отрок метнул нож, и тяжелое лезвие, дрожа, воткнулось в ствол.

– Ага! – возликовал Михряй, побежав за ножом. – Ну, готовь лоб, Овчаре!

Подбежав к дереву, отрок выдернул нож. Вся кора старой осины желтела порезами.

– А тут, похоже, и без нас кидали.

– Чего ты там застрял, Михря? Ножик не вытянуть? Сейчас поможем.

Отрок обернулся:

– Да не надо. Гляжу, тут уж кидали ножики.

– Ну, конечно, кидали, – подошел ближе Овчар. – Думаешь, ты здесь первый? Ого… И в самом деле истыкано.

– Вона порезы какие!

– Постой-ка! – Овчар всмотрелся внимательней. – Да нет, не порезы это, Михряй. Похоже – буквицы. А ну-ка, зови Найдена с Никифором.

– Это не простые буквицы, – оглядев кору, задумчиво промолвил монах. – Это руны – норманнские письмена. Интересно, кто и зачем их здесь вырезал?

– Боюсь, это мы вряд ли когда узнаем, – усмехнулся Найден. – Ну, пора в путь. Надо добраться до сухих мест к вечеру.

И снова путники зашагали вперед, через трясину, только теперь в выцветшем полинялом небе жарко палило солнце.

– Ух, и зной же. – Михря вытер лоб рукавом.

– Не останавливайся, Михряй, – обернувшись, крикнул ему Зевота. – Остановишься – болотные чудища враз утащат в трясину.

Отрок поспешно запрыгал по кочкам, время от времени испуганно поглядывая на трясину.

Прокса-челядин, посланный Ирландцем за Боричем – куда-то запропал тот, что такое? – подойдя к воротам, гулко забарабанил в них обоими кулаками:

– Отворяй, тиун-батюшка, боярин зовет!

– Кто это? – вздрогнул сидевший у очага Истома.

Борич Огнищанин почесал перемотанную тряпицей голову, скривился:

– Видно, хозяин прислал кого-то. Впущу. – Он поморщился, встал и, пошатываясь, вышел во двор.

Истома выскочил следом:

– Погодь, друже. Не надо бы, чтоб он меня у тебя видел.

– Так спрячься вон за столбиками. Войдет – выйдешь.

Скрючившись, Мозгляк затаился подле ворот. Видел, как, отворив створку, Огнищанин впустил посланца – худющего отрока со смешными оттопыренными ушами.

«А ведь подходящий парень! – выходя из ворот, сообразил Истома. – И слаб – вон от ветра качается – такого враз спеленать можно. – Он обрадованно потер руки. – Чтоб придумать только? Вон, возвращается уж…»

– Отроче, отроче, – скрючившись, жалобно позвал Истома.

Прокса оглянулся:

– Чего тебе, дядько?

– До постоялого двора не доведешь ли? Я, вишь, плоховато вижу. Обол ромейский дам, ужо.

– Обол? – Прокса заинтересованно подошел ближе, спросил недоверчиво: А покажи обол-то?

– Да вот он, смотри. – Истома раскрыл ладонь. – Видел?

– Да уж видел. А не обманешь?

– Родом с Рожаницами клянусь и водяным ящером.

– Ящером? Добрая клятва. Ин, ладно, хватайся за руку – доведу.

Ночь, теплая и влажная, опустилась на город, в темном небе серебрилась луна, на дворе Ермила Кобылы громко стрекотали кузнечики.

– Ишь, расшумелись. – недовольно цыкнул Истома. Пригладив волос, заглянул в клеть: – Можно, господине?

– Входи, – послышался из темноты глуховатый голос. – Надеюсь, ты все приготовил.

– Не беспокойся, князь, на это раз жертва готова!

– Хвалю. Ты нашел место?

– Тут, на заднем дворе.

– Жаль, слишком быстро придется.

– Зато никуда выносить не надо. Здесь же и зароем, Ермил разрешил, только сказал – платите.

– Заплатим, – мрачно кивнул друид. Глаза его горели огнем злобного торжества. Он быстро поднялся с лавки и накинул на плечи плащ: – Идем.

На заднем дворе уже был приготовлен вкопанный в землю столб с привязанным к нему несчастным челядином Проксой. Подойдя ближе к нему, друид улыбнулся и вытащил нож. Прокса задергался, очумело вращая глазами. Кляп едва не выпал из его рта. Истома подсуетился, затолкнул поглубже.

– О, Кром Кройх! – упал на колени друид. – Я дарю тебе сегодня свежую кровь, как дарят все мои люди, сражающиеся во имя твое в здешних лесах! Прими же, о великий Кром, мою жертву и окажи помощь и покровительство!

Не поднимаясь на ноги, друид резким движением вспорол несчастному юноше живот, чувствуя, как течет по рукам вязкая горячая кровь. Прокса извивался, стонал.

– О Кром! – в экстазе шептал друид, терзая ножом теплое тело. – О Кром, мой бог, о богиня Дагд, о боги…

Он ушел следующим днем, вернее, не он, а Варг, ведь только по ночам друид мог быть друидом. Вышел из ворот и вслед за проводником Лютшей спустился к реке, к спрятанной в кустах лодке. Тяжелый мешок оттягивал руку Варга, в мешке этом, в особом кувшине, находились голова и сердце несчастного челядина Проксы.

– Ну, за удачный отъезд! – присев на берегу, Варг вытащил из-за пазухи плетенную из лыка фляжку.