Король холопов

За столом сидели долго; Казимир, наконец, встал и поручил Кохану проводить посла в комнаты, отведенные ему для отдыха.

Когда они остались наедине, у Николая развязался язык; он хорошо знал Кохана и сошелся с ним еще в Праге.

– Не огорчайте вашего пана, – сказал посол тихо. – Я привез такие известия, какие мне велено передать, но у нас не все обстоит благополучно. Король Ян ослеп уже на второй глаз, так хорошо его вылечили французские доктора. Он теперь занят мыслью о покаянии. У маркграфа имеются враги, хотя он преодолел Николая из Подштейна, а княгиня Маргарита, хоть и дала свое слово, но она заливается слезами, и надо поторопиться, а то она может взять свое слово обратно. Поэтому в дорогу! Лишь королю не говорите ни о чем скверном. Он ее скоро увидит собственными глазами…

Кохан насупился.

– Ради Бога, ни вы, ни ваши люди не рассказывайте об этом никому при дворе. Старому королю мы не возвратим зрения! Но когда Маргарита увидит своего жениха, она перестанет плакать и добровольно отдаст ему свою руку.

Николай молча кивнул головой.

На следующий день большой отряд всадников, в сопровождении запасных верховых лошадей и крытых возов, с многочисленной челядью выезжали из замка в Вавеле. Радость сияла на всех лицах; надеялись провести приятные, хорошие дни в чешской столице.

Король ехал, окруженный панами, помолодевший, счастливый и при входе в костел, получив благословение епископа, смело поднял глаза к небу.

В городе его ожидали ратманы, волостные старшины, чиновники и толпы народа. Они с ним прощались, напутствовали благословениями и пожеланиями благополучного возвращения вместе с королевой. На лице его выражалась радость, и он, приветливо размахивая рукой, прощался. Вдруг глаза его устремились на стену старого дома, лицо побледнело, губы задрожали. Скрываясь у угла противоположного здания, как будто не желая быть замеченным, стоял бледный мужчина с черными волосами, с диким взглядом, с исхудавшим лицом. На нем была рыцарская одежда, а в руках он держал палку с топориком, на которую опирался. Увидев короля, он прислонился к стене, прикрыв лицо, но Казимир узнал его и, как громом пораженный, продолжал свой путь. Он уже больше ничего не видел, так как перед его глазами проносились окровавленные части человеческих тел.

Уже во время короля Яна Люксембургского так называемая «Золотая Прага» над Влтавой была чудным, восхитительным городом. Мало городов в Европе могло с ней сравниться.

Природа дала ей роскошное живописное положение, как бы предназначая ей быть королевской столицей, и несколько поколений трудами своими способствовали украшению города, строя замки, возвышавшиеся над городом, и обводя его стенами, служившими ему украшением.

Издали видны были эти стены и возвышавшиеся на них башни, среди которых выделялись башня Святого Щепана и башня, построенная при святом Франциске, крыши, колокольни многочисленных костелов и укрепленная стена, отделявшая старый город от нового; все это давало понятие о грандиозности и значении этой столицы, которой вскоре предназначено было стать любимым местопребыванием немецкого императора.

Старый город, civitas antiqua, особенно отличался большим количеством красивых костелов и множеством роскошных каменных, домов. Монастыри францисканский, доминиканский, бенедиктинский, храмы Святого Яцка, Святого Креста, Святого Николая, украшали эту часть города, вокруг которой сконцентрировались остальные части. Гордый своей древностью старый город окружил себя особыми стенами, отделявшими его от нового города, который спорил с первоначальным посадом о первенстве. Шесть чудных ворот вели в город. Там находился красивый дом епископа, недавно изящно отделанный и украшенный внутри резьбой и живописными картинами, в котором пастырь мог бы даже принимать королей.

Старый, величавый город с древнейшей башней Святого Вита и монастырем при ней, с дворцами и башнями, со своим «райским двором», о котором сохранилось воспоминание и за которым осталось это название, с домами кастелянов и других королевских чиновников, величественно выделялся над остальной частью.

Кругом на большом пространстве простирались предместья: Пожечье, Подскалье, Здераж, Вышеград, Подолье, доходившие почти до Збраслава.

Евреи, доставлявшие королю Яну громадные доходы, занимали не только часть старого города, но и имели гнездо в Пожечье. В Вышеграде находился прежний королевский дворец, подаренный настоятелю монастыря, и костел Святого Петра, воздвигнутый из развалин.

Город Прага был в то время один из первых городов и отличался порядком и чистотою улиц и рынков. Одной из самых красивых улиц была Длугая, на которой были выстроены дома богатых мещан.

В противоположность польским городам, в которых в то время мало было каменных зданий, служивших украшением города, здесь почти все постройки были кирпичные и каменные.

Они служили не только украшением столицы, но и гарантировали безопасность, потому что Прага, окруженная ими, при тогдашнем состоянии военной науки, в случае осады, могла считаться непобедимой. Благодаря этим толстым стенам, защищенным высокими башнями, торговля и промышленность процветали и город богател.

Рыцарскому духу короля Яна такая столица вполне соответствовала. Он принадлежал к числу самых мужественных современных монархов, жаждущих власти, славы и блеска, и постоянно был занят страстным преследованием намеченной цели, новыми походами, приобретениями и весь отдавался работе.

Хотя Прага казалась ему слишком тесной и слишком удаленной от света, однако он украшал ее с отцовской любовью, расширял и ревниво охранял прерогативы своей власти. Король Ян, вынужденный передать управление Чехией своему сыну Карлу, маркграфу Моравскому, который, вместе со своей женой Бьянкой, вскоре стал любимцем народа, увидел в своем собственном сыне соперника и, обеспокоенный этим, отнял от него бразды правления.

Но ему через некоторое время снова пришлось выпустить из своих рук государственные вожжи, которые он так настойчиво и ревниво охранял. Этому рыцарю судьба не благоприятствовала. Вступив вторично в брак с Беатрисой, он был ранен во время турнира, устроенного в честь этой свадьбы, и вскоре после этого заболел глазами.

Приглашенный к нему арабский врач неумело лечил его, и он потерял правый глаз. Vox populi приписывал это каре Божией за святотатство и невоздержанную жизнь. Это не мешало ему принимать участие в турнирах, при содействии своих товарищей, и по-прежнему развлекаться рыцарскими упражнениями.

Союз с королем Казимиром, который должен был еще более окрепнуть, благодаря проектируемому браку, не был нарушен в течение шести лет, со времени съезда в Вышеграде венгерском. Молодой король тогда первый раз посетил Прагу; ему очень понравились западные нравы, лоск рыцарского двора, и он был ослеплен комфортом, окружавшим короля Яна.

Вероятно при виде цветущих чешских городов, прекрасных садов, порядка и строгой дисциплины, царивших повсюду, у него явилась счастливая мысль управлять своей собственной страной подобным же образом.

Образцом для устройства польского двора ему послужили дворы венгерский и чешский. Его проницательный ум видел все это, что можно оттуда позаимствовать и что надо бросить, что можно применить к Польше и что не подходит.

Хотя тройственное соглашение между Венгрией, Чехией и Польшей внешне не было нарушено, однако в действительности оно не было уже так крепко, как в первое время. Проект соединения польской и венгерской короны в лице одного человека, придуманный сестрой Казимира, Елизаветой, об осуществлении которого она старалась, не мог нравиться чешскому королю, так как это угрожало создать сильное государство и могло бы быть в ущерб его интересам.

Поэтому король Ян советовал Казимиру, отчаивавшемуся в том, что не имел мужского потомка, жениться; когда же его собственная дочь овдовела, он старался сосватать ее польскому королю.

Княжна Маргарита, будучи вызвана отцом в Прагу, послушная его приказаниям, возвратилась туда. Как будто для того, чтобы выразить свой протест против нового брака, она приехала в трауре по мужу и по сыну недавно умершему. Слепой отец, узнав об этом от других, велел ей снять траурную одежду.

Король Ян и маркграф Карл окружили Маргариту самыми нежными заботами, баловали ее, стараясь повлиять на нее, чтобы она вышла замуж за Казимира; но все то, что она узнала о Польше, еще будучи в Баварии, вовсе не могло ее расположить к этому браку. Ей представили страну, как дикую и пустынную, лесами заросшую, холодную и печальную, бедную и Богом обиженную, постоянно подвергнутую войнам и нападениям. Король был ей обрисован как язычник, который вел невоздержанную жизнь и брал от нее все, что мог.

Совсем иначе отзывались о Казимире король Ян и маркграф Моравский. Они его хвалили как благороднейшего человека, с быстрым умом, руководимого самыми лучшими желаниями, владетеля великой страны и громадных богатств, приобретенных на Руси. Король Ян расхваливал и превозносил до небес рыцарскую прекрасную фигуру молодого короля, не уступавшего никому пальмы первенства на турнирах и в состязаниях.

Тщетно Маргарита умоляла отца и уверяла его, что не хочет вторично выйти замуж. Деспотический король Ян требовал от дочери пожертвовать собою ради его личного интереса, желая ее видеть на королевском троне. Ей не давали времени для размышления и обсуждения, настаивая на том, чтобы она дала свое согласие.

В один из дней, предшествовавших поездке Николая из Липы в Краков, Маргарита, утомленная после длинного разговора за вечерней трапезой с отцом и братом, оставила их и отправилась в предназначенные ей комнаты. У нее был довольно многочисленный женский штат, состоявший преимущественно из немок. Дамы и барышни, окружавшие ее, были разделены на два лагеря; одни поддакивали вдове, другие, повинуясь приказаниям короля Яна, старались ее склонить к браку.

Старая Агнеса, бывшая няня Маргариты, полунемка, полуитальянка, из любви к своей воспитаннице, защищала ее интересы. Возможно, что страх навлечь на себя гнев отца удержал бы ее от излишнего усердия, но после ее приезда в Прагу нашелся субъект, знавший о ее влиянии на Маргариту и постаравшийся немедленно им воспользоваться.

Это был некий Хинко-Пеляж, давно уже поселившийся в Праге, имевший торговые сношения с Венгрией и связи с тамошним двором. Это была загадочная, скрытная личность, умевшая повсюду проникнуть, часто скрывавшаяся надолго с горизонта; Хинко-Пеляж много путешествовал, имел большие связи, был хорошо принят духовенством и двором, но товарищи подозревали его в политических интригах.

Никто не отвешивал королю Яну таких низких поклонов, никто так ревностно не служил маркграфу Карлу, никто не оказывал королю такого содействия при получении займов, как он; несмотря на все это, его втихомолку обвиняли в вероломных интригах.

Хинко, недавно только возвратившийся из Венгрии, казалось, внимательно следил за временем прибытия Маргариты. На следующий день после ее приезда он поторопился навестить свою давнишнюю знакомую и приятельницу Агнесу. Богатый Пеляж был всегда желанным гостем при дворе. Агнеса, как и все старые женщины, лишенные возможности работать, любила много болтать. Ее любимым занятием было изливаться в жалобах: она плакалась на свою собственную судьбу, судьбу своей барыни, всей семьи, на плохие времена, на несчастия и на бедствия, постигшие весь род человеческий.

С тех пор как саранча напала и опустошила Чехию, прошло три года, а Агнеса об этом все еще не могла забыть.

Пеляж, не особенно много говоривший, слушал очень внимательно; они сидели вдвоем в комнате в то время, когда Маргарита молилась в часовне при костеле Святого Вита.

Агнесса вначале рассказывала о том, как муж ее госпожи внезапно скончался, как она сожалела о его смерти, затем как заболел единственный сыночек Маргариты, на которого она возложила все свои надежды, и как эта неожиданная смерть сына чуть не довела молодую мать до отчаяния.

Пеляж выслушал все эти рассказы с большим интересом и сочувствием, добавив, что теперь вовсе нет хороших врачей, которые могли бы помочь своим советом, и что лучшим доказательством этого является король Ян, лишившийся зрения вследствие их нерадения.

Агнеса заливалась слезами. Зашла речь о предстоящем браке с Казимиром, к которому молодая вдова питала такое отвращение. Пеляж, выслушав ее излияния, прервал свое упорное молчание. Понизив голос, он тихо высказался против этого брака, указывая на то, что Агнеса из любви к своей воспитаннице должна содействовать тому, чтобы предохранить Маргариту от несчастий.

– Я бываю часто в Венгрии, – произнес он таинственно, – и я там и в Кракове, где у меня много приятелей, наслушался вдоволь о Польше, о ее прежних королях и о теперешнем монархе. Княгиня привыкла к другим обычаям, и она бы не могла там оставаться, потому что эта дикая страна, почти без всяких путей сообщения, подверженная разбойничьим нападениям, заросшая лесами. Ее опустошают один за другим татары, литовцы, крестоносцы, жители Руси, соседние князья. Города состоят из деревянных построек, деревни из шалашей, народ ходит чуть ли не нагишом, покрытый звериными шкурами, часто голодает и терпит во всем недостаток.

Агнеса слушала, творя крестное знамение, ломая руки и призывая на помощь всех святых.

Пеляж слово за словом, как будто нехотя, начал говорить о молодом короле Казимире. Он знал об этой известной венгерской истории…

Старая воспитательница начала его заклинать Христом Богом, чтобы он ей рассказал о случившемся. Пеляж после долгих упрашиваний, сделав вид, что он вынужден уступить ее просьбе, рассказал ей всю историю Амадеев, приукрасив ее добавлениями собственной фантазии и очернив королеву и ее брата.

По его мнению, это был человек дикий с необузданными страстями и страшно невоздержанный. Впрочем, – добавил он, – языческие обычаи страны дозволяли многочисленные любовные связи, которые считались супружескими; поэтому Маргарита не была бы единственной женой, а одной из жен польского короля. Этот рассказ навел ужас на бедную старушку, и она прониклась благодарностью к человеку, открывшему ей такие важные тайны.

В тот же день она поторопилась их сообщить своей госпоже, назвав источник, откуда она их почерпнула. Маргарита пожелала это услышать из уст самого Пеляжа, и его секретно вызвали.

Он колебался, отказывался, но, наконец, уступил, и, когда он дал волю языку, бедную вдовушку обуял ужас, и отвращение, которое она питала к незнакомому Казимиру, сильно возросло. Со слезами на глазах княгиня умоляла отца и нетерпеливого брата не настаивать на ее согласии, и они сразу почувствовали, что ее сопротивление вызвано чьим-то зловредным влиянием. Так прошло несколько дней в просьбах, в слезах, в спорах и в настояниях.

Агнеса каждый вечер заново подстрекала к сопротивлению Маргариту, ослабевшую в течение дня и начинавшую поддаваться воле отца и брата. Пеляж часто навещал ее и подливал масла в огонь.

Однако борьба с людьми, обладавшими такой силой воли и горячим темпераментом, каким обладали король Ян и сын его Карл, стала слишком тяжелой для этой измученной женщины, и ей трудно было выйти из нее победительницей.

Король Ян настаивал, сердился, угрожал ей последствиями в будущем, которое зависело от него. Маркграф Карл насмехался над всеми сплетнями о Казимире, а жена его Бьянка старалась убедить Маргариту чисто женскими аргументами. Ей не давали отдыха, принуждая ее дать слово, и княгиня в конце концов обещала быть послушной отцу.

Получив ее согласие, немедленно послали сообщить об этом в Краков, и король велел готовиться к свадьбе. Она должна была быть отпразднована с подобающей роскошью, и бургграф Хинек, призванный к королю, получил приказание, чтобы в городе были сделаны все приготовления к предстоящему торжеству.

Весенняя пора была как раз подходящим временем для этого торжества, которое было одновременно и придворным, и народным, и в котором все духовенство должно было принять участие.

В то время, когда Маргарита заливалась слезами, в городе обдумывали программу празднеств в честь приезда польского короля и свадебного пиршества. Был назначен большой турнир, на реке старого города были приготовлены столы для угощения народа, в замке готовились к приему поляков с танцами, песнями и играми.

Но с того дня, как Маргариту заставили дать слово, которого обратно ей уже нельзя было взять, она начала чахнуть.

Слепой отец не мог заметить на лице красивой дочери ни следов слез, ни отпечатка душевного страдания; брат Карл относился к этому как мужчина и утешал ее тем, что печаль и опасения пройдут с прибытием Казимира.

От переживаемого волнения прекрасная Маргарита ослабела. В первый день после данного ею согласия она молча явилась к обеду. Отец тщетно старался вызвать ее на разговор, но она отвечала лаконически. Слезы часто появлялись на ее глазах, и она чувствовала себя несчастной жертвой. Удалившись после обеда в свои комнаты, она уже там осталась до ночи. Агнеса уговаривала ее лечь в постель и позвала придворных фрейлин, чтобы пением и музыкой развлечь госпожу, но Маргарита воспротивилась этому, потребовав тишины и спокойствия.

На следующий день она не вышла к отцу и все время ходила по комнате от окна к окну, тревожно приглядываясь и дрожа при мысли, что этот страшный жених может ежеминутно нагрянуть.

Король Ян не изменил своего решения, узнав о болезни дочери, и, не считаясь с этим, расспрашивал о приготовлениях к свадьбе. Маркграф Карл тоже не обращал внимания и смотрел на состояние сестры как на женскую причуду.

По их мнению появление молодого, красивого, благородного Казимира должно было уничтожить имевшееся против него предубеждение.

Наконец, настал день, ожидаемый одними с такой тревогой, другими с таким нетерпением. Маргарита, уступив усиленным просьбам Бьянки и брата, встала с постели. Она видела, что ей не избежать страданий, и она решила их перенести с покорностью.

Оставшись наедине со старой Агнесой, которая своими причитаниями над несчастной судьбой Маргариты еще более увеличивала ее тревогу, княгиня начала говорить о своей близкой смерти.

– Не плачь, старуха, – говорила она ей, – я долго не буду мучиться. Я не дам себя увезти отсюда в их страшные леса и пустыни, чтобы попасть к ним в неволю и подвергнуться их издевательствам… Я тут умру…

Агнеса обнимала ее колени с плачем и причитаниями. Спасения не было. Король даже и слышать не хотел о том, чтобы из-за болезни отложить свадьбу. Карл возмущался и терял терпение.

Какое чувство – воспоминание ли или надежда на что-нибудь – увеличивало ее сопротивление и отвращение к жениху? Об этом никто, кроме старой воспитательницы, не знал.

Красивое лицо княгини бледнело и увядало.

– Тем лучше, – отвечала она, когда ей высказывали соболезнование. – Может быть, он меня найдет некрасивой и откажется.

Наконец, однажды вечером, прибыл в замок посол, отправленный вперед послом Николаем для того, чтобы уведомить короля Яна о близком прибытии будущего зятя.

Все было готово к торжественной встрече. Слепой король сожалел, что не может выехать навстречу Казимиру, вместо него должен был поехать маркграф Карл в сопровождении известного подкормился Енджиха из Липы, бургграфа Хинека и блестящего отряда рыцарей. Дали знать в епископство, чтобы духовенство выступило навстречу и чтобы зазвонили во все костельные колокола.

Когда Бьянка пришла с этим известием к Маргарите, бедная женщина зашаталась и упала в обморок.

Несмотря на это, отец отдал категорическое приказание, и весь ее штат поспешил помочь ей при одевании, так как король настаивал на том, чтобы она нарядно оделась, и торопил быть готовой к принятию Казимира.

Отчаяние придало мужество ослабевшей и встревоженной женщине. Она порывисто поднялась с ложа и с насупившимся лицом приказала подать одежды. Все необходимое было уже заранее заготовлено, а тогдашние обычаи требовали, чтобы королевская дочь была окружена пышностью и блеском. Платье из парчи, покрытое воздушной прозрачной материей, тяжелые золотые украшения, ожерелье из дорогих камней, широкий, большой золотой пояс, бывший тогда в моде, пурпуровая накидка, окаймленная мехом, – во все это нарядили бедную жертву, которая, казалось, вовсе не чувствовала и не сознавала, что с нею делается.

Агнеса, спрятавшись в уголочек, плакала, а женщины кругом суетились, пристегивали, подкалывали, завязывали, одевали дорогие кольца на бессильно опущенные руки.

В это время раздался звон колоколов, и Маргарита зашаталась и упала бы, если бы слуги не поддержали ее. На дворе замка был слышен топот коней и звук железного оружия. Маркграф Карл, покрытый блестящими позолоченными латами, с огромным пучком страусовых перьев на шлеме выезжал навстречу гостю. Король Казимир с лицом, сиявшим от радости, помолодевший при мысли об ожидающем его счастии, въезжал в Золотую Прагу, приветствуемый криками многочисленной толпы народа.

Пышно растянулся этот польский кортеж, пестревший золотом, состоявший из отборных красивых рослых людей, роскошно одетых, с изысканным оружием, державших в правой руке щиты, на которых были нарисованы топоры, подковы, небесные светила, хищные птицы и львы.

Казимир ехал впереди на белом коне, прикрытом пурпурной попоной, на которой были вышиты жемчугом орлы.

На голове короля был надет роскошный шлем, а наверху его красовался орел, как бы собирающийся взлететь. В свите его находились и дряхлые старики, и прекрасная молодежь, и много отборных людей.

Громкие звуки труб возвещали о прибытии гостей. По улицам города с трудом можно было протолкнуться; за чертой города гостей поджидал епископ Ян из Дражич, принявший гостя с благословением и сопровождавший его в город.

В большой зале нижнего этажа стоял в задумчивости король Ян, невестка его Бьянка и шатавшаяся от волнения и бледная, как труп, Маргарита. Король был сумрачен, так как до него лишь доходили звуки, и он не мог видеть этого блеска, к которому он так привык. Его охватило сознание своей слепоты, и это сильно его опечалило.

Княгиня ошиблась, предполагая, что бледность и безжизненное лицо сделает ее некрасивой. Наоборот, ее красота, правильные черты мраморного лица, блеск ее черных глаз еще более выделились, благодаря отпечатку скорби. По общим понятиям того времени, требовавшим от женщины свежести здоровья, пышного расцвета, Маргариту, в сущности, нельзя было назвать красивой. Она была какой-то бледной блуждающей тенью, неземным существом. Печаль и страдания, выражавшиеся на ее лице, вызывали к ней сочувствие и сострадание.

Она стояла, как жертва, ожидающая своего палача, когда мимо окон прошел кортеж и на дворе раздался шум, вызванный прибытием Казимира с Карлом.

Бьянка, опасаясь за нее, приблизилась к ней, чтобы, в случае надобности, оказать ей помощь. Но тут произошло что-то непредвиденное: ослабевшая Маргарита вздрогнула, ожила, вспомнила, что она королевская дочь, и, вооружившись гордостью, почувствовала себя сильной.

Бледная, но смелая и мужественная с глазами, горевшими от внутреннего огня, она встретила прибывших. Взгляд ее упал и задержался на Казимире, который шел счастливый и радостный, ища ее глазами. Он ее, вероятно, узнал, но взгляд ее очей, которым она его приветствовала, как острие, пронзил его сердце. Казимир задрожал и, шатаясь, подошел поздороваться с королем Яном. Через секунду он уже подходил к ней. Маргарита опустила глаза.

Она уже ничего больше не видела. Ей велели подать руку жениху. Она ее протянула холодно и безжизненно. Он ей что-то говорил, но она ничего не слышала. Он стоял возле нее, но она на него и не взглянула.

Кругом был большой шум и раздавались голоса.

Был дан сигнал, приглашавший занять места при столах; все поспешили на этот зов, и при первом столе, рядом с отцом, посадили будущую молодую чету. Маргарита села, по-прежнему с опущенными глазами. Она слышала какой-то шепот кругом, но сама не издала ни звука.

Маркграф наклонился к прибывшему гостю и на ухо сказал ему:

– Маргарита была немного больна, не обращайте внимания на ее нервное, тревожное состояние. Это в характере женщин жеманиться и казаться печальными в то время, когда они самые счастливые существа.

Казимир питал радужные надежды; его не обманули, и действительность оправдала его ожидания, так как княгиня показалась ему чудной красоты.

На следующий день никто не видел бледной Маргариты. Король Ян довольно хладнокровно велел уведомить Казимира, что княгиня нездорова, врач прописал ей отдых, а потому она в этот день вовсе не выйдет.

Казимир встревожился и отправил Кохана на разведку. Последний имел много друзей и знакомых, даже родственников. Впрочем, он настолько был искусен и ловок, что повсюду мог бы проникнуть и собрать нужные ему сведения.

При дворе у него было несколько знакомых дам, за которыми он когда-то ухаживал, потому что в характере Равы было искать везде и повсюду женщин, которые оценили бы его красоту.