Повелитель потоков

– Ты словно хоронишь меня, – улыбнулась женщина.

– Не говори таких слов. Подожди, несколько минут, и я буду готов.

Когда Павел ушел, женщина внимательно посмотрела Артуру в глаза.

– Ты ведь действительно меня обследовал.

– Да, – коротко сказал тот.

– Ты не все сказал?

– Знаете, – Артур щелкнул пальцами, – есть вещи, о которых лучше не говорить. Но и это я могу исправить.

Светлана грустно улыбнулась.

– Поздно. Но все равно, спасибо, что не сказал. Не надо Павлу об этом знать.

– Ладно, это будет наш маленький секрет. Да, это тоже вылечу.

– О чем это вы? – вернувшийся Павел застал конец разговора.

– Пародонтоз, пока только начинается, так что и местные бы справились, – пожал Артур плечами. – Да не беспокойся, сделаю

– Он Лейбмахера спас, кстати, – вспомнил Павел.

– Ёсю? – нахмурилась Светлана. – А что с ним?

– Тромбоз, говорит.

Громова вздохнула, но ничего не сказала. Поднялась, покопалась в сумке, протянула Артуру картонный прямоугольник.

– Это моя визитка, звони. А тебя как найти?

– У меня телефон Марка, – Артур помахал аппаратом в воздухе. – Так сказать, с барского плеча перепало.

– Вот даже как. Нет, никак в голове все это не уложится, словно не со мной все это.

Лендровер, подав короткий гудок, выехал со двора, загудел мотор, закрывая ворота. Артур потянулся, зевнул, разговор с этой семейкой не то чтобы вымотал, но все равно, эта часть его работы была самой сложной – убедить обьект. Ману на дороге не валяются.

Достал из кармана деревянную коробочку, положил перед собой, раскрыл.

– Интересно…

6.

Маша припарковала машину во дворе сталинки, суббота, многие поехали на шоппинг, так что свободных мест хватало. Можно было заехать в гараж, но идти пять минут оттуда до дома было, как всегда, лень.

Двор после ночного сильного ветра был завален листьями и мусором, два смуглых работника ЖКХ сидели на ограждении газона, как на жердочке, опираясь на метла и лопаты, о чем-то разговаривали, рядом еще один, с тележкой, переделанной из детской коляски, залип в телефоне. Заметив Машу, дворники поздоровались, она улыбнулась им в ответ, помахала рукой. Трое – это еще немного, бывало что и по десять человек вот так собирались, только порядка от этого больше не становилось.

Маша поднялась на восьмой этаж на скрипящем лифте, с выжженой кнопкой последнего этажа, надписью «Светка – шлюха» зеленым маркером и окурками в углу, дом в застойные годы считался престижным, но с годами обветшал, да и контингент поменялся. Научные работники и деятели культуры оставляли после себя не слишком умное и культурное потомство, которое, в свою очередь, плодилось зачастую совсем уж маргинальными отпрысками. Родители все собирались продать эту квартиру и купить что-то поприличнее, и всегда в последний момент оказывалось, что то денег не хватает, то кризис, то еще что-то. К тому же хороший район, близко к центру.

Квартира досталась отцу Маши, Семену Семеновичу Прилуцкому, от его деда, видного ученого-физика, обойденного недоброжелателями и завистниками член-корром, но тем не менее доктора и профессора. Высокие потолки, лепнина, дубовый паркет и хрустальные люстры раньше служили мерилом достатка и высокого положения, а сейчас смотрелись анахронизмом. Тем не менее, четырехкомнатная квартира почти в сто десять квадратов позволяла семье из трех человек не слишком тесниться.

Шум голосов был слышен еще на лестничной площадке на две квартиры, Маша подергала ручку, открыла незапертую дверь.

Родители вернулись как всегда не вовремя, должны были прилететь только в среду.

– Вот ты где, – мать Маши, Майя Иосифовна, кидала вещи из чемодана в стиралку. – Где была?

– Отстань от ребенка, – выглянул с кухни отец. – Она взрослая уже, правда, Маш? Привет.

– Привет, папа, – Маша чмокнула отца в щеку. – Вы чего так рано?

– Рано мы, – продолжала ворчать мать. – Вот у папаши своего спроси, чего мы так рано.

Семен Семеныч, коренастый живчик с животиком, залысинами и очками в тонкой золотой оправе, виновато развел руками.

– Работа, видишь ли, у него. И что такого срочного может быть в твоем занюханном институте? Премию будете распределять, по сто рублей на человека? Или может быть жребий кинете, кому на конференцию в Австрию ехать? Так я тебе сразу скажу, Гольцер поедет. Она и пять лет назад ездила, и три, и в прошлом году.

– Завелась, – грустно сказал Семен. – А ведь еще два выходных впереди.

Отца надо спасать, подумалось Маше.

– Я у Павла была, – будто невзначай оборонила она.

– Это у какого Павла? – сразу же забыв про белье, вылетела из ванной мать.

– Ну у Паши Громова, с которым мы работаем вместе.

– Вот, точно, – оживился Семен. – Надо Пашке звякнуть. Он как, не дежурит на выходных?

– Ты посмотри, – Майя грозно уперла руки в боки, семейный жест Лейбмахеров по женской линии. – Твою дочь совратили, а ты собрался с этим развратником пьянствовать. Доченька, он тебя заставлял? Да? Скажи правду. Я найду на него управу, надо же, невинную девочку окрутил, и в кусты. Он не хочет жениться, да? Сегодня же пойдем в полицию. Такой же, как его мать, та еще стерва.

– Пашка – хороший человек, – авторитетно заявил Семен Семеныч, вернувшись к разговору с бутербродом в руках. – А зятем будет – еще лучше. Ух мы с ним погуляем, по-родственному. На рыбалку будем ездить, на охоту. Когда свадьба?

– Не будет свадьбы, – Маша остановила мать, собиравшуюся что-то сказать. – И вообще ничего не было, я в одной спальне спала, он и его брат – в других.

И потом Маша выдала такое, отчего семейные дрязги отошли даже не на второй – на десятый план. И про Пашиного сводного брата, про которого узнала тетя Света, и по коттедж на Каширке, и про Марка, который утонул, но вроде как не утонул, и про шлагбаум и уброщицу, и про три этажа с мраморным полом.

– Блин, – подвел итог Семен, – а я-то хотел с Пашкой к Марку намылиться. Там воздух, караси. А теперь что. Эх!

Он махнул рукой и ушел на кухню заедать тоску-печаль.

– Говорила тебе – выходи за Марка, – с горечью проговорила Майя, доставая телефон – такие новости требовали долгих бесед с подругами, белье и муж подождут. – Сейчас бы с коттеджем были. Вот дура.

Понедельник у всех работников государственных учреждений начинается примерно одинаково и примерно в одно и то же время. У всех, кроме врачей, пожарных, учителей, полицейских и прочих представителей социальных профессий – людей, приносящих обществу конкретную пользу. Они появляются на рабочем месте тогда, когда этого требует работа, в отличие от чиновников, которые по мере сил и ранга выдумывают себе работу или просто проводят время в своем кабинете в строго отведенные для этого часы.

В выходные у Павла Громова дежурств не было, а новенького медбрата в сетку еще не включили, хотя вот старшая медсестра отделения практически точно помнила, что собственноручно в пятницу внесла Громова-младшего в число тех, кому повезло дежурить в ночь с субботы на воскресенье. И уже хотела было устроить маленький скандал по поводу блатных, позволяющих себе игнорировать внутренний распорядок, но вот беда, фамилия Громова в приказе, утвержденном завотделением и подписанным главврачом, не фигурировала.

Так что в восемь лендровер уже стоял на стоянке, а братья Громовы, пройдя мимо охраны, прошли по переходу третьего этажа к месту работы.

– Вы как всегда с утра пораньше, Павел Анатольевич, – старшая медсестра, несмотря на пенсионный возраст, сама приходила к семи тридцати. – Как выходные прошли?

– Спасибо, Елен Санна, вот, с братом по музеям и выставкам прошвырнулись, показываю культурные, так сказать, сокровища нашей столицы.

– Ой молодцы, – Елена Александровна одарила младшего Громова улыбкой. Раз по музеям ходит, видимо, не совсем пропащий юноша.

Прием начинался в 10-00, после утреннего обхода, но перед кабинетом уже сидело два человека, один – в голеностопном бандаже, второй с повязкой на голове.

– Вот этот – ДМСник, – шепнула Павлу медсестра.

Платники шли небольшой прибавкой к зарплате, так что Павел не возражал. Он сразу провел парня с лодыжкой и оплаченным полисом в кабинет, а второго, бюджетного, оставил Артуру.

– Как перевязку делать – помнишь?

Тот только усмехнулся, провел пациента вслед за собой в процедурную, усадил на кушетку, достал из шкафа бинты, быстро размотал старую повязку, полюбовался разбитым лбом.

– Где ж тебя так угораздило?

– В спортзале грифом от штанги, – охотно ответил парень и в красках рассказал, как все это произошло. Видно было, что факт удара металлическим предметом по черепу его нисколько не тяготит. Артур, вполуха слушая нескончаемый поток подробностей, потрогал рану.

– Слушай, есть мазь итальянская, помажу – завтра будешь как новенький.

– Точно? – ушибленный в голову засомневался.

– Стопудово.

– Дорого?

– Полторашка.

– Что-то дофига, – возмутился пациент.

– Сейчас не платишь. Если завтра все пройдет, деньги принесешь.

– Да не вопрос, – парень обрадовался. Не пройдет – можно не платить, и пройдет если вдруг, никто же его силком сюда не тащит. – Давай.

Артур достал из шкафа цинковую мазь, подмигнул пациенту, шлепнул на лоб, размазал широко, наложил новую повязку.

– Что, и все? – за полторы тысячи клиент ожидал большего.

– Могу станцевать еще. Но это дороже.

Клиент осознал и обещал все сделать как уговорено – до утра повязку не трогать, а уже тогда посмотреть, и если все пройдет, завезти деньги. Медбрат даже не настаивал, чтобы это было завтра, сказано было – при случае.

Медсестра, наблюдавшая через полуоткрытую дверь за махинациями новенького, после ухода пациента прошипела:

– Ты что себе позволяешь? Только появился, и уже деньги с больных вымогаешь? Какой завтра, его только пять дней назад с сотрясением привезли, там еще минимум две недели будет заживать, а потом еще шрам удалять, хотя откуда у этого босяка деньги. Появится Николай Степанович, пусть с тобой разбирается.

– Точно, – Артур сложил руки на груди, помотал головой. – Виноват. Пластика. Он должен был за пластику заплатить. Все, больше не повторится.

– Чего заплатить?

– Ну за пластику шрама. Разве нет? Он бы так и ходил?

– Откуда я знаю, – медсестра явно не собиралась сдаваться. – И вообще это не твое дело. Твое дело – повязки менять, гипс накладывать и по поручениям бегать. А ты тут развел коммерцию, без году неделя.

Появился Павел, спросил, что за шум, выслушал четкие, с аргументами и выводами замечания медсестры.

– И как ты это обьяснишь? – повернулся он к Артуру, скромно стоящему возле стола.

– Рейки.

– Какие еще рейки, – буркнула Елена Александровна. Она ожидала от Павла большей поддержки.

– Японское искусство врачевания, – обьяснил Артур. – Про наложение рук знаете? Шарлатаны такое делают, якобы помогает. А это вот настоящее, я у японского иши седьмого дана учился. Пятый круг посвящения, он одной рукой мог глаз вырвать, а другой нарастить. Хотите покажу?

– Я те покажу, – медсестра оглянулась на Павла, ища поддержки.

Но тот неожиданно вступился за родственника.

– Парень и вправду учился. В пятницу вон Лейбмахеру плохо было, так пока Абзыгов прибежал, Артур там что-то нашаманил и Иосифу Соломоновичу получше стало. Так, я на обход, Артур, остаешься здесь с Еленой Александровной, веди себя хорошо. А вы уж, пожалуйста, его в курс дела введите. А то молодой еще, неопытный, а откуда еще понабраться знаний, как не у вас.

– Хорошо, Пашенька, – растаяла пожилая женщина. – Будь спокоен, я этому оболтусу мозги вправлю.

Оболтус только стоял и улыбался.

– Так ты значит наложением рук лечишь, – женщина уселась на стул, пододвинула к себе пачку распечаток с анализами. Про Лейбмахера она точно слышала, но вот с парнем как-то не связала это событие. – Как святой.

– Между прочим, рейки – международно признанный способ лечения. А я его еще с астрологией совмещаю. Когда Сатурн в знаке Льва, и проходит через верхний эксцентриситет Плеяд, самое эффективное время. А вот если Луна в Козероге, и еще полнолуние впридачу, то в такой день лучше даже не пытаться.

Медсестра авторитетно кивнула головой. С такими агрументами она поспорить не могла. Было видно, что парень действительно разбирается. Надо же, придумали япошки рейки какие-то.

– И что, вот так всех можешь?

– Нет, – парень вздохнул. – Максимум два-три человека в день, и то если луна восходящая. А если спадающая, иногда и одного не могу. Да еще солнечные бури эти, вы не представляете, как они мешают лечить, вот подношу руку, а между мной и пациентом словно стена стоит.

Елена Александровна согласно кивнула. Как и многие медработники, она была суеверна и охотно верила всяким теориям.

Видя, что до конца ее не убедил, Артур зашел с козырей.

– Вы вот в каком знаке родились.

– Близнецы, – без раздумий ответила медсестра.

Артур сделал вид, что задумался.

– Так, Близнецы в третьем доме, и что там получается. Ну-ка дайте руку. Ага, сегодня как раз вспышка на Солнце была, вот и наложилось.

– Что наложилось? – встревожилась вконец запутавшаяся медсестра.

– Голова побаливает? Ничего, еще на одного пациента меня хватит. Расслабьтесь, смотрите вверх. Молитву знаете какую-нибудь? Отлично, читайте про себя, а я на пару точек понажимаю, и голова пройдет.

Медсестра закатила глаза к потолку, зашевелила губами, потом оторопело уставилась на парня.

– Прошло. Сразу раз, и все.

– Рейки, – улыбнулся Артур. – Ох и выложился я, сегодня, боюсь, уже никому помочь не смогу. Энергия как в песок уходит, вы очень энергетически сильная женщина. Может, в роду ведьмы были?

По виду Елены Александровны было видно, что она давно это знала.

– Так я пойду? – Артур кивнул головой в сторону стационара.

– Куда? Ах да, иди, иди. – Медсестра потрясла головой, ноющая боль, которая с утра изводила ее, пропала, словно и не было.

К обеду больница знала, что в отделении травматологии и ортопедии появился экстрасенс. Японские термины для большинства персонала ничего не говорили, а вот битву экстрасенсов на канале ТНТ смотрели практически все представительницы среднего и высшего медицинского персонала. К мнению врачей-мужчин никто не прислушивался, да они, впрочем, и не особо старались спорить. Мало ли что в голову женскую взбредет, какой только бред они не выслушивали тут за время работы.

К вечеру слухи дошли до Веры Яновны Непейвода, зама Лейбмахера по медицинской части.

– Это что получается, – в ее небольшом кабинете за столом для переговоров сидели она и два врача. Один из них рисовал что-то на листе бумаги, а второй как раз эмоционально размахивал руками, – в нашей больнице какой-то шарлатан появился. Говорят, он пациентов мимо кассы пропускает.

– Да успокойся ты, Гриша, какому-то дураку лоб мазью намазал, даже денег не взял. Завтра вся эта шутка вскроется, и все, уволим по статье.

– А Лейбмахер?

– Что Лейбмахер, – Вера Яновна усмехнулась. – Я сама с ним поговорю.

– И все же, – Гриша не унимался, – этой Елене из травмы он же голову вылечил.

– Вот об этом я как раз вообще не беспокоюсь, – второй врач перестал рисовать и начал складывать листок в самолетик. – Помнишь, я ей серьгу в ухо вставил, так она похудела на десять кило? Кстати, тогда просто вал пациентов был, мы лямов двадцать подняли, не меньше.

– Так, – Вера Яновна постучала по столу карандашом, – у нас все услуги есть в прейскуранте. И кодирование на похудание, и снятие головных болей. Что там еще?

– Коррекция поведения, – второй врач улыбнулся. – Психологическая реабилитация. Ты лучше, Гриш, скажи, поговорил с парнем?

– Поговорил, – первый врач рубанул рукой. – Тип непрошибаемый. На шизофреника не похож, эмоциональное состояние стабильное. И в то же время поведение соответствует возрасту. Может он и вправду где-нибудь в Японии учился?

– Ты этому веришь? – второй усмехнулся. – Рейки – это же вроде гомеопатии и метода Фолля. Кстати, – он повернулся к Вере Яновне, – у меня есть друг, натуропат. Надо бы его в штат ввести.

– Введем, – решительно ответила та. – И вообще, Максим, ты у нас директор клиники или нет? Или тебе еще кабинеты нужны? Свободных площадей в больнице нет, через Росимущество сейчас трудно будет провести. И кстати чем тебе метод Фолля не нравится, люди верят. И платят.

Максим кивнул. Поток пациентов, встреченных неласковой государственной медициной, в поисках быстрого излечения от выявленных и придуманных болячек плавно перетекал в частную клинику, расположившуюся в одном из корпусов больницы. Главврач здраво рассудил, что гомеопатия и мануальная терапия принесут гораздо больше денег, если не зачислять их на бюджетый счет, а оставлять в частной фирме.

Больным ведь что нужно – чтобы врач поговорил, проникся проблемой, диагноз поставил, да чтобы лечение было быстрое, безболезненное и навсегда. За это и денег не жалко отдать. В госклиниках как – доктора сомневаются, какие-то анализы назначают неприятные, трубки заставляют глотать и кровь сдавать литрами, а после этого руками разводят, мол, может такой диагноз, а может другой. Причем не все так просто с этой кровью, в газетах вон даже печатали, или по телевизору говорили, что какие-то наночастицы вводят, после чего человек становится управляемым роботом. Так, мол, государство зомбирует и без того послушное население.

А в частой клинике и улыбнутся, и слова умные скажут, и образование у них не только Пироговка или Сеченовка, а еще и Тибетский университет исцеления и самопознания, Аюрведическая академия живой воды, Тайский колледж потомственных целителей и т.п. Они пациента насквозь видят, сразу знают, какие анализы нужны и процедуры. И лекарства у них – не химия всякая вредная, а травки, собранные особым способом, наномолекулярные растворы и тому подобное. Да, дорого, зато без вот этих всех заумных и давно устаревших методов официальной медицины.

Все это присутствующим было хорошо известно. Вот только непонятно, что делать с юным дарованием, вторгшимся на чужое поле, а главное – со слухами, которые пошли по больнице, и могут помешать функционированию отлаженной системы. Ненадолго, и не слишком чувствительно, но все равно, любая помеха должна устраняться. Если эта помеха вообще существует.

Это и озвучила Вера Яновна.

– Эх вы, раздули из мухи слона, солидные люди, врачи, из-за какого-то мальчишки прибежали. Время уже десять вечера, по домам пора, а мы тут изображаем какихто агентов зла. Гриш, ну ты понятно, психиатр, тебе по жизни приходится таким быть психованным. Но ты-то, Максим, с чего всполошился?

– Так ведь это Громова сынок, – напомнил Максим.

– Ну и что Громова. Отца его уже два года нет, а вы все трясётесь. Ладно Пашка, он безобидный, да мать его – с ней связываться никто не хочет. А это щенок Громова со стороны, старая ведьма за него не вступится. Так что бояться нечего. Завтра пинок под зад, и все. С мужем я уже поговорила, он такое в своем отделении не потерпит.

7.

Артура в это время меньше всего занимал вопрос его увольнения. Он листал тонкую папку, лежавшую в подвале поверх кейсов с деньгами. Пока Павел смотрел, как зеленые купюры в банковских упаковках ровными рядами лежат в раскрытом чемоданчике, стопка листов формата А4 была убрана за пазуху.

Он разложил листы на письменном столе, их было всего десять, со схемами и графиками, в верхний ряд ушли первые пять, под ними три, два листа были отложены в сторону. Артур провел над пасьянсом ладонью, чтобы бумаги не сдвигались от прикосновения, взял обычный красный маркер и нарисовал стрелку из нижнего правого угла второго листа в верхнем ряду в левый верхний угол крайнего справа листа в нижнем ряду. От середины стрелки сделал отвод на соседний лист, подчеркнул некоторые места. Задумался. Махнул ладонью, пометки исчезли.

Его редко посылали в параллельные реальности просто так, обычно помощь одного из самых опытных портальных магов требовалась, когда предыдущий посетитель производных миров оставлял за собой незавершенные дела. За это хорошо платили, не кредитами, их у наследника одной из старших ветвей семьи было достаточно, а золотыми кругляшами с отверстием посредине. Арифметически можно посчитать, что при стоимости одного шиклу в миллион кредитов цена одного ману будет в шестьдесят раз больше, но это было не так. Если шиклу можно было обменять на незначительные услуги не самых сильных псионов, вроде обучения или лечения, и серебряные монеты часто водились у не самых знатных представителей общества, то ману расходовались на куда более серьезные вещи и ценились намного выше.

К примеру, десяток-другой ману стоил портальный сдвиг – получение псионом способности прокалывать пространство, в довесок это умение позволяло ускорить перезарядку портального маяка. Артур получил такой подарок от отца на семнадцатилетие, когда его дар окончательно сформировался. Еще за десяток ману можно было достать чистый кристалл портала, ведущий в произвольный мир, за двадцать – в определенный. За сотню с небольшим можно было прикупить себе магические способности, по наследству они не передавались, и сами по себе были скромные. Но для внешников, сидящих на торговых потоках, или внеземных правителей, сама возможность вырваться из толпы бездарностей стоила очень дорого. Поэтому купить золотую монетку за двести-триста миллионов считалось удачей.

Риск большой. В техногенных мирах, где даже сильный псион мог задержаться на долгие годы, прежде чем маяк набирал необходимое количество энергии, обычные умения значили больше, чем маические знания. Потерявший большую часть магических способностей псион не слишком отличался от окружающих людей, и, соответственно, подвергался тем же опасностям.

Магические миры тоже не были местом для спокойных прогулок. Местные маги по силе иногда превосходили непрошенных гостей, к тому же на их стороне были местные обычаи и традиции. В таких мирах привычные технические приспособления позволяли получить преимущество. Если, конечно, их пропускала система. Ну а если нет – во всех без исключения мирах маги, псионы, колдуны и волшебники, как ни назови, составляли совсем небольшую долю населения. Так что пришелец оказывался в привилегированной части общества.

Артур сгреб листы в стопку, они ему больше не понадобятся. Вся информация уже усвоилась, и требовала только анализа.

На полу возникла карта, ковролин прочертили борозды и проплешины. Странные для любого жителя изначального мира очертания государств, привычные – континентов и островов. Восемь листов разделились на сотню кусочков, половина из них заняла места на карте, другая, повисла в воздухе. Мозг Артура продолжал анализировать то, что было написано на листах, с каждой итерацией один или два кусочка бумаги находили свое место на полу. Наконец в воздухе остался только один. Он плавно опустился в то место, которое на карте соответствовало Москве.

Артур довольно улыбнулся, повинуясь движению ладони, карта с бумажным мусором исчезла. Остались два листа бумаги, нетронутые, с напечатанным текстом. Он их сложил аккуратно, убрал в ящик стола. Тот, кто будет копаться в его вещах, обязательно их найдет.

Вовремя. В дверь позвонили.

– Паша, проходи, – Артур радушно распахнул дверь. – Мой дом – твой дом. Точнее говоря, наоборот, да?

Павел усмехнулся немудреной шутке, переступил через порог.

– Ничего, что я так поздно?

– Я же тебе еще позавчера сказал – до часу ночи не сплю, так что заходи в любое время. Пойдем на кухню.

Однокомнатное жилье налагало определенные ограничения на прием гостей. Сама комната, метров двадцать площадью, располагала небольшим свободным от кровати, письменного стола и кушетки пространством. Спасала кухня, три на пять метров, с круглым столом и четырьмя венскими стульями, с подушечками на сиденьях, плоской панелью на стене и небольшим кухонным гарнитуром.

Павел опустился на один из стульев, побарабанил по столу пальцами.

– Выкладывай, друг мой, что на сердце лежит, – продекламировал Артур, включая кофемашину.

– Не поздновато для кофе? – Паша махнул головой на жужжащий агрегат.

– В самый раз. Мы туда куантро капнем, и все это с эклерами. Знаешь, вот что роднит все миры, так это кухня и выпивка. Почти везде есть и кофе, и бренди, и пиво, и пирожные с жирным и сладким кремом, и стейки.

– Нет, я пас, – Павел покачал головой, – иначе вообще не усну, а завтра на дежурство заступать, это почти сутки в больнице. Там я этого универсального напитка не меньше двух литров выпью. Хотя вот думаю, а нафига мне это нужно? Четыре месяца, и больница, и друзья-врачи, и Либермахер, и зам его с дурацкой отчетностью – все это будет далеко и неправда.

– Если хочешь выдавить из меня слезу – считай, сумел. Кстати, насчет четырех месяцев я погорячился, может за два успеем. Вот, держи.