banner banner banner
Пепел на ветру
Пепел на ветру
Оценить:
 Рейтинг: 0

Пепел на ветру

Сава быстро взял себя в руки и выдавил улыбку, особенно после того, как услышал о жене полиморфа и заметил кольцо с двойным ободком на руке, которую Артур держал на предплечье, сложив руки крест-накрест на груди.

– Благодарю, господин Конев, о вашей компании я также наслышан и…

В этот момент из стеклянных дверей закрытого от холода помещения вывалился мужчина, которого я видела недавно в очень болезненном состоянии. Сейчас бедолага побледнел до голубоватого оттенка, его магическая аура воспринималась рваным лоскутным одеялом, а еще мне показалось, его кожа чем-то испачкана…

Сава взял меня за локоток, полиморф напрягся, а странный мужчина начал рвать на себе рубашку и стаскивать галстук, будто тот его душил. Он, покачиваясь, шел на подгибающихся ногах, полуприкрыв мутные и невидящие глаза. Судорожно сделав несколько шагов, он добрался до поручня, а потом под визг нескольких женщин и взволнованный вскрик мужчин перевалился через борт и упал в воду. Артур прыгнул за ним не раздумывая; в итоге через несколько минут, благодаря спущенной на воду шлюпке, оба мужчины были подняты наверх.

Вся эта суета происходила в двух шагах от наших ног, и Сава не смог остаться в стороне – принялся помогать раздевать мужчину, чтобы подоспевший медработник начал делать искусственное дыхание пострадавшему и уже не дышащему мужчине. Артур стоял, широко расставив ноги, с него потоками стекала вода, а великолепный дорогой костюм походил на жалкую мокрую тряпку. Я коснулась его руки и, воспользовавшись своей бытовой магией, полностью высушила одежду оборотня. Тот вежливо и благодарно кивнул мне в ответ, но продолжил напряженно следить за развивающимися событиями.

Через полминуты влажная рубашка на груди спасенного была расстегнута, и врач уже хотела приступить к своим обязанностям. Я только успела задуматься над тем, что вид бледной, покрытой влажными белесыми струпьями кожи мне до ужаса что-то напоминает, как Савелий судорожно отдернул от пострадавшего свои руки и буквально отпрыгнул от него в сторону, при этом оттолкнув и докторшу. Она с раздраженным недоумением воззрилась на него и выдохнула:

– Послушайте…

Сава мотнул головой, потом быстро протараторил:

– Вызывайте АНБ. Это заразно, поэтому не прикасайтесь к нему…

– Но я врач, я обязана спасать…

– Этому вы уже ничем не поможете… вероятнее всего.

Молодая женщина-врач – явно оборотень из семейства кошачьих – нахмурилась. Ее рука дрогнула, но коснулась запястья мужчины в попытке нащупать пульс. Судя по ее печальному и хмурому лицу, пульса она не нашла.

Все присутствующие на палубе единой волной отшатнулись от места происшествия. Мне стало жутко, причем по двум причинам. Первая – погибший где-то подхватил тот же вирус, который убил моих родителей. Вторая – на лицах всех присутствующих не было сожаления или печали при виде смерти несчастного молодого мага, у которого, вполне возможно, есть семья, дети. Нет, сейчас лица окружающих выражали страх и омерзение при виде смерти и столь жутких проявлений болезни. Каждый из них теперь боялся за свою жизнь, ведь слухи, сплетни и постоянные новости за последние дни сделали свое черное дело, спровоцировав тревогу, напряжение и даже панику в обществе.

Корабль немедленно развернулся и на всех парах пошел к ближайшей пристани, где, судя по коротким разговорам персонала, нас уже ждали представители АНБ и эпидемиологи инфекционного центра. Весь путь пассажиры с мрачными лицами проделали на открытом воздухе, не решаясь оставаться в зараженном помещении. Сава же стоял рядом со мной, не прикасаясь. Вздрогнул, а потом неожиданно заявил:

– Я же тебе тогда говорил, Кира. А ты мне не верила, паникером обозвала… А я элементарно сопоставил факты. Вот увидишь, это еще не конец, это только начало еще более страшного…

– Не думаю, что вашей спутнице требуется дополнительная доза волнений, – Артур произнес это с нажимом, глядя на Нелюбина; я же обняла себя руками.

Савелий после слов полиморфа вскинулся и ответил ему резким, немного противным голосом, от которого у меня зашевелились волосы в предчувствии.

– А мне плевать, что вы думаете, Конев. Вы же тоже получили госзаказ на продовольствие длительного хранения?! – Заметив потемневший взгляд оборотня, подсказавший нам с Нелюбиным, что он прав, продолжил: – Советую не торопиться с исполнением. А еще лучше позаботьтесь, чтобы и у вас были такие же запасы… на черный день. Если правительство уже даже не стремится сохранить секретность, то это о чем-то говорит… В Бинидосе то же самое и… везде то же самое, а эти политиканы раскроют все карты, только когда будет уже поздно метаться…

– Послушайте, Нелюбин, о вас говорят как о хитром и умном дельце, но сейчас, мне кажется, вы истерите, на вас чересчур повлияла эта смерть…

– Да мне плевать, Конев, что вы обо мне думаете. – Сава быстро повернулся ко мне и спросил, сверля бешеными глазами: – Кир, скажи ему, прав я или нет. Ведь не зря у тебя уже постоянно руки трясутся от плохого предчувствия.

Он заметил, как я побледнела, но дрожь этого самого злосчастного предчувствия подсказала: он прав. Дар ясновидения проявляется среди магов слишком редко – один человек на миллион, предчувствие – чуть чаще, и его нельзя проигнорировать. Хоть оно такое практически бесполезное, ведь нельзя сказать точно: «Что было? Что будет? Чем сердце успокоится?» Но моего побледневшего лица для Нелюбина оказалось достаточно, впрочем, как и для Конева, превратившегося в мраморную мрачную статую.

– Я так полагаю, вы уже сталкивались с подобными симптомами болезни? – тихо спросил он.

По моим щекам потекли непрошеные слезы, а Савелий устало ответил:

– В начале декабря погибли родители Киры, и у них были слишком похожие симптомы. Дай-то триединый, чтобы я ошибался… – весь его гнев и злость потухли. Как мне показалось, осталось лишь смирение перед судьбой.

Неожиданный толчок дал понять: корабль остановился у пристани. Нас встречало слишком много народу, причем официального, общения с которым хотелось бы избежать любыми путями.

* * *

Всех, кого сняли с того злополучного корабля, разместили по палатам в военном госпитале под патронатом АНБ, причем каждого – в отдельном застекленном боксе.

Врачи, защищенные магическими коконами, записали данные о каждом предполагаемом больном, взяли кучу анализов, а потом, извинившись, сказали: придется подождать ровно сутки. Как нам сообщили, несколько подобных очагов заражения зафиксировано в разных районах Москаны, причем за последние несколько суток. И пока АНБ и центр по контролю за распространением инфекционных заболеваний не может определить конкретный источник. Вот всех и свозят сюда, но самым интересным и тревожным является тот факт, что пока заболевают исключительно маги, особенно слабые или с ничтожным даром, и крайне редко – полукровки.

Все это навевало мрачные мысли и подозрения: я думала о словах Савы, которые могут оказаться верными. Тряхнула гривой каштановых волос, пытаясь вернуть себе уверенность, но пока ничего не помогало.

– Детка, как ты там? – за бежевыми пластиковыми непрозрачными шторками раздался взволнованный голос Нелюбина.

Отодвинув их в сторону, я уставилась на Саву, который прилип к стеклу, разделяющему наши боксы, и уперся в него двумя ладонями. Немного вытянутое худое лицо чистокровного мага осунулось, а сероватая кожа покрылась бисеринками пота.

Дотронулась своей ладонью в том месте, где он касался стекла, только со своей стороны. Тихо прошептала, но так, чтобы он услышал меня:

– Прости, что не поверила. Ты, как всегда, лучше меня разбираешься в моих предчувствиях.

Так мы простояли пару минут, упираясь в стекло, разделяющее нас, лбами и ладонями. Странное чувство единения сейчас охватило меня: ведь мы никогда не были так близко друг к другу, как сейчас, не в физическом, а в духовном плане.

– Прости, что поднял на тебя руку, детка! Я до сих пор не могу понять, что тогда мною двигало. Какая-то бессмысленная злоба, страх… Страх потерять тебя навсегда…

Чуть отстранилась от стекла и заглянула в лихорадочно горящие карие глаза, к которым так привыкла за эти три года, что мы были вместе. Поэтому, не думая о последствиях, пообещала:

– Я прощаю, слышишь, я прощаю тебя. И ты не потеряешь меня, Нелюбин. Мы всегда будем вместе… Видишь, даже в такой момент мы все равно вместе.

Карие глаза напротив вспыхнули счастьем, затем он убрал руку, словно размыкая наше рукопожатие, и обрисовал по стеклу черты моего лица.

– Это сильнейший стимул для меня, чтобы выжить…

Я нахмурилась, ощущая, как предчувствие вновь острыми ледяными осколками врезается в сердце. Наверное, поэтому еще сильнее прижалась к стеклу, из-за чего оно кое-где запотело от моего учащенного дыхания, но настойчиво и нервно заговорила:

– Все будет хорошо, Нелюбин! С нами все будет хорошо, не смей даже думать о плохом. Не будь паникером и не трать силы на смирение. Направь их на борьбу…

– Девочка моя, когда я впервые тебя увидел сидящей в открытом кафе на улице, показалось, что меня кто-то ударил под дых. Вся такая сияющая от счастья, сама весна с тобой заигрывала, теребя пряди волос… Столько невинности в твоих карих глазах, столько тепла, я не смог пройти мимо. Больше не мог думать ни о чем. Я просто стоял и смотрел, любовался твоими плавными изящными движениями, твоими маленькими ручками, которые держали салфетку… Клянусь силой, я чуть не взорвался от наслаждения, наблюдая, как ты облизываешь ложку с шоколадным мороженым.

Он сглотнул, глядя на меня сейчас теми же голодными глазами, которые преследовали и даже пугали меня в начале нашего знакомства. Потом продолжил говорить, а мне показалось, что он уже не видит меня, а погружен в свои воспоминания:

– А потом ты встала, и оказалось, в тебе сочетается несочетаемое. Невинность и греховная сексуальность, которая сквозила в каждом твоем жесте, движении тела, изгибе округлых бедер, высокой груди, хоть и не такой большой, как я люблю, но у меня снесло крышу – так захотелось ее коснуться… Вроде и ноги не от ушей, но сильные икры и изящные ступни в серебристых босоножках на шпильке… Разрез на юбке, а там, о сила, там мелькнула полоска от чулок… Я впервые не мог думать, анализировать, меня просто с чудовищной силой тянуло к тебе. Даже когда я увидел кайму на радужке, свидетельствующую, что в тебе течет часть крови полиморфов, ничего не смог поделать. Меня, чистокровного мага-менталиста, ничего не могло остановить, да я и не пытался. А дальше, постепенно узнавая тебя ближе, я понял: такое сокровище должно быть только моим… Твоя невинность неизбежно досталась мне, и я все делал, чтобы привязать тебя к себе, приручить словно животное… владеть безраздельно, забрать волю и убить даже мысли о других… Моя…

Я отшатнулась от стекла, в ужасе уставившись на Савелия, который сейчас не видел меня, забылся в себе и своих мыслях, а его речь становилась все более бессвязной, отрывистой. Лицо перекосило от бессильной ярости, непонятно почему сейчас испытываемой им.

Резким, каким-то рваным движением потер лицо, а я заткнула рот кулаком, чтобы не закричать от отчаянья. Кожа, словно силиконовые ошметки, повисла на его щеках и лбу. Сава отнял руки от лица и уже невидящим мутным взглядом обвел свой бокс; шторки опустились на его стороне, отрезая от меня. Я рванула к дверям и нажала на кнопку вызова персонала. Уже через пару секунд быстро подошла молодая медсестра из магов, а я лишь тыкала рукой в сторону соседнего бокса. Видимо, по моему лицу она поняла все, что я не смогла выразить словами, чувствуя, как спазмом перехватывает дыхание.

Сползла по прозрачной стене, уселась на полу, обняв колени руками, и замерла в отчаянии. Слезы катились ручьями, а я невидящим взглядом уперлась в пространство. Несмотря на все недостатки Савы, он был последним близким мне человеком, и потерять его я была не готова, но это произойдет очень скоро. Ведь не зря же нас сразу предупредили, что после заражения этим страшным вирусом все проходит слишком быстро, всего сутки от начала до конца. И пока выживших нет, ни одного.

* * *

10 февраля

Я вновь стояла на холодном зимнем ветру и вздрагивала каждый раз, когда очередной кусок промерзшей земли падал на металлическую крышку урны. Как и два месяца назад, я с трудом переносила это обреченное «бум-бум-бум», понимая: больше нас с Савелием действительно не будет. И его не будет, и моих родителей не будет, и вообще, кажется, уже ничего не будет.