Ашуров долго еще цокал языком, восхищаясь смелостью северных девушек, которые не боятся ходить перед парнями почти без одежды. Похоже, эта картина никак не отпускала его разыгравшееся воображение.
Но постепенно внимание водителя переключалось на дорогу.
Несмотря на то, что плато представляло собой вроде бы каменистую плиту, поверхность которой в основном напоминала асфальт, но встречались и здесь весьма опасные участки.
Главный враг здешних водителей – это пухляк.
Знаете, что такое пухляк?
Если тяжелый грузовик начнет пробуксовывать на такыре, то верхняя плотная корка и лежащий под ней рыхлый слой почвы быстро превратятся в мельчайшую, невесомую пыль, которая в руке течет как вода. В озерце такой пыли колесу не за что зацепиться, оно прокручивается вхолостую, лишь оседая еще глубже. Все водители знают это, и каждый стремится объехать опасное место по всё более крутой дуге, отчего пухляк расползается иногда на сотни метров. Бывает, перед иным пухляком колея ветвится на десятки рукавов, а после снова сходится в две ниточки. Только не зевай!
Впрочем, прозевать пухляк трудно – он виден издалека. Но опасность в том, что сегодня пухляк может оказаться там, где вчера на него не было и намека. Иной раз водителя может подвести именно его опытность. Полагаясь на знакомый участок дороги, он смело гонит вперед и вдруг увязает в пухляке.
Существует немало страшных историй о водителях, застрявших в коварном пухляке в глубине Устюрта, в стороне от “караванных” путей. Своими силами выбраться из глубокого пухляка невозможно, и если вовремя не подоспеет помощь, то дорожная неприятность может обернуться очень большой бедой…
Мы отъехали совсем недалеко от железной дороги, когда перед нами оказался довольно обширный пухляк.
– Днем я здесь едва не застрял! – пожаловался Ашуров. – Нехорошее место! Надо объехать его покруче!
Пухляк простирался далеко и охватывал подножье соседнего холма.
Объезжая “нехорошее место”, мы свернули за этот холм, вправо от которого уходила хорошо накатанная колея. По ней мы и помчались. Внезапно колея раздвоилась. Мне казалось, что нам следует брать левее, но Ашуров повернул на правую.
– Объедем пухляк с запасом, – объяснил он. – Пусть будет чуть дальше, зато надежнее.
Я пожал плечами, демонстрируя, что всецело доверяю его шоферскому мастерству.
Вскоре мы опять оказались на такырах и погнали дальше на полной скорости. Устюртские такыры – совершенно голые, они абсолютно лишены травы, даже из трещин не пробивается никакой растительности. Ашуров, не прекращавший балагурить ни на миг, стал теперь напевать какие-то местные частушки с повторяющимся рефреном, который он выкрикивал во весь голос:
– Ха-хой, бола!
Энергия жизни так и клокотала в нем.
Я же задремал, причем основательно.
Когда снова открыл глаза, вокруг царила темная ночь. Снопы фар вырывали из плотного мрака однообразную поверхность. Мой спутник молчал.
Я поискал глазами красные огни кунградской вышки, но не нашел их и решил, что еще рано. Но, взглянув на часы, удивился. Оказалось, что с момента выезда из студенческого лагеря прошло уже более полутора часов.
Я посмотрел на Ашурова и поразился перемене с ним. Таким я его еще не видел. На его напряженном лице не было и признаков беспечности. Он смотрел вдаль с какой-то обреченностью, так не свойственной его живой натуре… Наклонившись вперед и судорожно вцепившись в руль, он всматривался в ночь с таким страхом, будто ожидал появления из темноты каких-то ужасных призраков.
Неужели мы заплутали, мелькнула мысль, не вызвавшая, впрочем, никакой тревоги. Я знал, что в этом уголке плато заблудиться попросту невозможно. Под колеса летела хорошо накатанная колея. А все колеи тут вели в одно место – к единственному выезду с плато перед Кунградом. Город начинался сразу же за спуском. А где-то далеко за нашими спинами огромной дугой проходили ветки газопровода и линия железной дороги. Разумеется, площадь этого сектора была немаленькой, но опасность заблудиться в нем, повторюсь, исключалась полностью. Вдобавок, бензина у нас было под завязку. Была и питьевая вода. Однако же, странно, что до сих пор нет огней кунградской вышки.
Впрочем, нет, вот впереди проблеснули две красные точки. Только были они почему-то не в небе, а… на уровне плато. Очевидно, какой-то другой, тоже запоздалый шофер держит курс на Кунград, и мы видим задние огни его грузовика, подумалось мне.
– Джура! – окликнул я спутника. – Что случилось? Почему такой невеселый? Ведь скоро увидишь своих детей!
Он вздрогнул и воскликнул негромко, не оборачиваясь:
– Не шути так, мастер! Шайтан нас водит!
Я ничего не понимал.
– Джура, какая муха тебя укусила?!
Он вдруг вскрикнул и резко затормозил. И тут впервые в жизни я увидел, как у человека поднимаются дыбом волосы на голове.
– Город Мертвых… – прошептал он и добавил еще какое-то звучное слово, которое не удержалось в моей памяти.
Я посмотрел туда же, куда смотрел он.
В свете фар прямо перед нами поднимался глинобитный поселок. Но ведь только что впереди ничего не было! Или всё-таки разговор с водителем отвлек меня на какую-то минуту? Глухие стены без единого окна, купола, арки, ворота, узкие извилистые улочки… Над каждым строением поднимался высокий шест с привязанными к нему полосками ткани.
Только тут я сообразил, что это мазары – гробницы, а всё вместе – местное кладбище. Оно целиком занимало весь холм и, судя по всему, содержалось в образцовом порядке. Однако… Кладбище в безлюдной местности, на Устюрте?! Откуда?! (А красные-то огонечки горели внутри, за воротами, теперь это было очевидно!)
Впавший в транс Ашуров что-то нашептывал по-своему. Его жесткие черные волосы торчали вверх как наэлектризованные. У меня появилось ощущение, что я нахожусь во власти какой-то неведомой силы, которая бесцеремонно изучает… мои мысли. Я всё видел и слышал, но ничего не мог поделать. В ушах стоял какой-то нарастающий звон. Время словно остановилось.
Красные огоньки светились как бы внутри мертвого города, и в то же время казалось, что они мерцают где-то далеко-далеко и… манят к себе.
Ашуров явно пребывал в состоянии ступора. Внезапно он встрепенулся и включил скорость. Вытянув вперед шею и глядя не мигая на красные огни, он вел автомобиль точно к воротам глиняного города.
Меня и самого охватила некая неодолимая не сонливость даже, а покорность. Не знаю, каким чудом мне удалось стряхнуть ее с себя. Я с силой хлопнул Ашурова по плечу:
– Очнись, Джура! Сворачивай!
Мой водитель вдруг радостно вскрикнул и энергично нажал на газ, пускаясь в объезд этого таинственного холма.
Самосвал летел как на гонках. Вокруг не было видно ни зги. Красные огоньки по-прежнему дрожали впереди, где-то у самой земли, но они ничуть не рассеивали мрака. Лишь ветер гудел, хотя пыли я не видел. Я вдруг понял, что это не ветер, а тот самый вой, который мы слышали по ночам на полустанке.
А затем возникло ощущение резкого скачка. Словно бы мы пробили некую упругую преграду. Прыгнули и красные огни, вмиг сделавшись крупнее и ярче. Теперь они горели в вышине и, несомненно, размещались на вышке.
Еще через десять минут мы уже катили по окраинной улице спящего Кунграда.
Ашуров сиял.
– Аллах смилостивился над нами и вывел из Города Мертвых! – объявил он, всё еще пребывая в состоянии эйфории.
– Что за Город Мертвых? – спросил я. – Откуда на Устюрте такое кладбище?
– Это не кладбище, – покачал он головой. – Это Город Мертвых. Многие попадают туда, но редко кто возвращается. Нам повезло. Видать, на то была воля Аллаха! – и он, на секунду оторвавшись от руля, молитвенно сложил ладони перед собой.
– Объясни, Джура! – потребовал я.
Он энергично махнул рукой:
– Забудь, мастер! Помни только одно: ты родился в рубашке! Если бы не ты… – вместо продолжения он нажал на газ.
От Кунграда начинается асфальт. Ночное шоссе было практически пустынным, и наш грузовик летел, как на крыльях.
