Мои мрачные мысли по поводу плана прервал голос искина.
– Линн, – он почему-то шёпотом позвал меня, и я напряглась – сейчас будет очень плохая новость. И точно. – Линн, они разгромили оранжерею, – тихо сообщил он.
Красная пелена упала мне на глаза. Команда непроизвольно отступила назад. Всё! Я иду, кто не спрятался, я не виновата! Теперь, когда от сада ничего не осталось, можно было осуществить вполне дерзкий план. По моим расчётам, гости не должны были пострадать. Почти. Наверное.
– Асум, какова вероятность сохранения жизней гостей, если мы заморозим маяк?
– Линн, – осторожно начала Кинира, – в каком смысле заморозим?
Я отмахнулась, просчитывая в уме варианты.
– Двадцать процентов – откликнулся искин.
– Так как сада больше нет, у нас освободились обогревательные мощности. Если мы перекинем их на отсеки гостей, какой будет процент вероятности выживания при глубокой заморозке?
– Семьдесят шесть целых и восемь десятых процента.
– Дырявая червоточина, мало! Надо повысить до девяноста.
Меня кто-то тронул за плечо. Чуть не рявкнув «занята», я обернулась и увидела Рэна.
– Можно оставить эти почти семьдесят семь процентов, при условии, что амниотические капсулы останутся в рабочем состоянии. – Предложил он. – Дваш точно выдержит, наибольшие опасения вызывает переохлаждение госпожи Шипсы и двух её сопровождающих.
– А мы? – спросил Ижрек.
– Ну, ты же сам сказал, что костюм отличный, вот и проверим его. Согласно заявленным характеристикам, он рассчитан на недолгую глубокую заморозку. Но, Линн, – косясь на Нарино, Рэн повернулся ко мне, – у метаморфа нарушена герметичность костюма.
И правда. Я совсем забыла об этом. Глубокую заморозку Нарино может не пережить.
– У тебя ведь в аптечке есть термоодеяло? – спросила я Рэна, и он кивнул. – Обмотаем ногу и закрепим скобками для ран, – предложила я.
Рэн покачал головой:
– Мало поможет, незащищённые участки всё равно будут сильно обморожены.
– Выдержу, – выступило вперёд бледное Нарино и опасливо спросило: – Вардис, у тебя ведь была практика по лечению обморожений?
Я прямо видела, как зажглись ехидным огоньком глаза Рэна, и была уверена, что он сейчас пошутит на тему криосна, в котором он хорошо разбирается, чтобы напугать метаморфа. Но, к моему удивлению, Рэн ответил:
– Была. Сделаю что смогу, чтобы минимизировать последствия обморожения.
Чудные дела творятся…
***
Я активировала аварийный пульт управления, располагавшийся в трюме, и вошла в систему маяка. Предстояло перебросить мощность обогрева на внутренние стены отсеков, где были заперты гости и Дваш. Температура этих помещений хоть и должна была оказаться тёплой относительно температуры на станции, но всё же она понизилась бы пятнадцати или двадцати градусов ниже нуля. В такой прохладе гостям придётся существовать несколько часов. Я закончила с настройками и развернулась к команде:
– Морозим?
Никто ничего не сказал. Не смолчал только наш пленник:
– Ты психованная тварь. Кому ты понадобилась такая? Знали бы – мы б тебя пристрелили, а не искали бы способы выкурить из твоих технологических ходов!
– Я вас к себе не звала, вы ворвались ко мне под покровом ночи, используя беззащитную женщину. За всё надо платить, уважаемый, – жёстко ответила я, запуская команду.
Что я могу сказать по поводу бронекостюма… Он нуждался в значительной доработке. Температуру в минус двести градусов он выдерживал плохо. Первые три часа, пока температура во внутренних помещениях маяка опускалась, холода я не чувствовала, но при достижении запрограммированного минимума начали мёрзнуть ноги и руки. Приходилось всё время ходить, приседать, мы даже играли в догонялки, лишь бы не мёрзнуть. Любопытное условие игры предложил неунывающий метаморф: салить только в колено. Вроде бы ничего такого, но сколько это принесло веселья… ведь на бегу, особенно если бежишь быстро, не так просто наклониться, не потеряв равновесия. По трюму катались все, иногда выделывая такие кульбиты, что игра вставала, пока мы не прекращали смеяться. Переборки трюма маяка тем временем покрылись инеем…
– Шевеление в кают-компании и в саду, – докладывал искин каждые пятнадцать минут.
– Температура в отсеках гостей и в медотсеке? – спрашивала я.
– У гостей минус девятнадцать и четыре, в медотсеке минус десять. Гости надели всю одежду, какую привезли с собой. Пытаются делать зарядку.
Прошла, казалось, вечность, прежде чем Асум объявил:
– Активности нет.
Я подошла к заиндевевшей панели управления, надеясь, что она выдержала такую температуру, и нажала кнопку запуска обогрева станции. Первых замороженных противников мы встретили недалеко от трюма. Они лежали рядом со вскрытой панелью доступа в трюм. Ещё пара часов, и, возможно, они бы попали к нам. Следующих замороженных мы встретили в кают-компании. Эти идиоты пытались развести огонь. Огонь на космической станции! Вдруг один из них пошевелился. Ижрек кинулся к нему и быстро связал.
– Расовая предрасположенность к переносу холодных температур, – предположил Рэн.
Мы шли дальше по коридорам и искали выживших. Нашлись ещё двое. Один из них даже попытался встать. На его беду, нашли мы его в моём погибшем саду. Я бросилась к бандиту, одетому в лёгкий скафандр, который, возможно, спас ему жизнь. Ненадолго. Я повалила чужака на пол, уселась сверху и начала бить его головой о пол, с которого постепенно сходила изморозь.
– Ты хоть знаешь, идиот, как трудно поддерживать жизнь в оранжерее на космической станции? – пыхтела я, а шлем моего противника бился о пол. Бам-бам-бам. – Ты знаешь, что летрона жинулская практически не цветёт в искусственно созданных условиях, а у меня она зацвела, как раз перед самым вашим визитом? – Бам-бам-бам. – Ты знаешь, как долго я выхаживала заболевшую челистку? – Бам-бам-бам…
Кто-то подхватил меня подмышки и стянул с пленника. Я порывалась и дальше трясти врага, но меня держали. Тогда я уткнулась шлемом в чьё-то плечо и заплакала. Сегодня я впервые убила живых, думающих, переживающих, чувствующих существ. Да, я это сделала не выстрелом в упор и не в рукопашной. Я хладнокровно умертвила разумных существ, просто включив заморозку на маяке.
Как выяснилось позднее, Дваш и гости не пострадали. Дваш, хоть и простыл, но был жив. Мне предстояла нелёгкая беседа с ним. Спутники госпожи Шипсы обморозили конечности и сейчас восстанавливались в амниотических капсулах. А вот Шипса почти замёрзла. Её жизненные показатели были практически на нуле. Но, как оказалось, это стало скорее плюсом, чем минусом. Когда мы открыли отсек Шипсы, цветнийка, казалось, спала. Щёки и длинные тёмно-зелёные ресницы заиндевели. Она, словно в кокон, закуталась в одеяла. Рэн провёл по ней сканером.
– Пульс есть, очень слабый, – он подхватил этот свёрток и ринулся к себе в медицинский отсек.
Через несколько минут Асум попросил зайти в отсек медицинской службы меня и Киниру. Мы переглянулись и ринулись к Рэну. С нами неслись и остальные члены команды.
Ввалившись в отсек, мы застали сидящего на корточках Арэниэля рассматривающего колье, лежащее на полу.
– Как ты снял это? – удивлённо спросила я. По словам захваченного языка, Шипса не могла сама расстегнуть украшение.
– Оно само… – видя наши ошарашенные лица, Рэн пояснил: – Я освободил цветнийку от одеял, начал снимать одежду, чтобы поместить её в амниотическую капсулу, а украшение сползло с шеи.
Я тоже присела и протянула руку, чтобы взять колье, но Рэн перехватил её:
– Не стоит!
– Вардис прав, Линн, не надо брать это симпатичное украшение в руки, никто не знает, какие ещё сюрпризы оно принесёт, – согласился с Рэном Ижрек.
– У меня в трюме есть экранированный контейнер… может, колье положить туда? – задумчиво спросило Нарино.
Так мы и поступили: бот принес контейнер, сложил украшение в него, и Нарино защёлкнуло затворы. Дваша и охрану Шипсы Рэн тоже упаковал в медицинские капсулы.
