Подобные стихи относятся к «народному творчеству», обычно их сочиняют скверно образованные люди, каким и был наш учитель Сунь. Изучение немецкого продлилось всего полгода, мне удалось запомнить лишь несколько слов – не более того.
В 1928 году японские агрессоры оккупировали Цзинань, и целый год я не мог посещать школу. Только летом 1929 года я поступил в провинциальную старшую школу в Цзинани – то время единственную старшую школу во всем Шаньдуне. Номинально тогда правил Гоминьдан[31 - Гоминьдан (букв. «национальная партия») – консервативная партия, правившая в 1928–1949 гг., вплоть до победы Коммунистической партии Китая и образования Китайской Народной Республики. Основана Сунь Ятсеном, известным политическим деятелем начала XX века.], однако фактически власть многократно передавалась из рук в руки и иногда переходила к местным милитаристам. В отличие от старшей школы при Шаньдунском университете в этом учебном заведении было больше новых веяний. Мы уже не читали «Шуцзин» и «Шицзин»[32 - «Шуцзин» («Канон [исторических, документальных] писаний») – сборник различных документов по истории Китая, сказаний, мифов и др.; «Шицзин» («Книга песен», «Канон стихов») – самый ранний поэтический сборник, ценный источник сведений о жизни и культуре Древнего Китая. Оба произведения входят в «У цзин» («Пятикнижие») – собрание канонических конфуцианских текстов.], да и сочинения писали на байхуа, а не как раньше – на вэньяне. Я проучился в этой школе год. Большое впечатление тогда на меня произвели преподаватели китайского – прославленные литераторы тех лет, а вот учителей английского я совершенно не помню. Также не могу вспомнить, по какой книге мы учились в последний год старшей школы, возможно, это были «Путешествия Гулливера». Я хорошо помню несколько своих сочинений на английском языке. Однажды нас попросили рассказать о нашей школе, и я описал склон холма, который виднелся за воротами, дорогу, ведущую на его пологую вершину, и многоэтажное здание библиотеки. Я был очень доволен своим сочинением, и учителю оно тоже понравилось. Уроки велись на китайском, нам нечасто приходилось говорить на английском языке и слышать, как он звучит. Этот недостаток в те годы был присущ всем средним школам Шаньдуна, именно поэтому мы находились в невыгодном положении по сравнению со школьниками Шанхая, Пекина и Тяньцзиня. Не могло это не сказаться и на количестве поступлений в университет.
Летом 1930 года я окончил старшую школу. К тому времени я урывками учил английский уже десять лет и немного знал немецкий. Полагаю, это можно считать некоторым небольшим опытом, хотя и своеобразным. Помню, как однажды мне пришло в голову выучить наизусть весь английский словарь – я думал, что так не останется неизвестных мне слов. Не мешкая, я приступил к делу, но продлилось это недолго – мне начало казаться, что часть слов употребляется редко и от их заучивания не будет никакой пользы. Тогда я прибегнул к другому способу: подчеркивал красным карандашом каждое слово в словаре, которое запоминал. Однако спустя некоторое время я понял, что слова, выученные таким образом, очень быстро забываются, и приходится искать их снова. С некоторыми словами это повторялось неоднократно, из чего я сделал вывод, что красная черта в книжке вовсе не идеальный метод. Сейчас школьники гораздо умнее. Они вряд ли будут учить наизусть словари. Аминь! Слава Амитабхе[33 - Амитабха, Амида Будда («Безграничный свет») – одно из самых почитаемых божеств в буддийском пантеоне.]!
В конце концов я окончил старшую школу и отправился в Пекин поступать в университет. В Шаньдуне тоже есть университет, но все студенты нашей провинции стремились куда-нибудь уехать, и лишь немногие оставались и поступали в местный вуз. Большинству же непременно хотелось «сдавать экзамен в столице». Наш выпуск старшей школы состоял из восемнадцати человек, и почти все мы отправились в Пекин. В те годы поступить в известный университет было намного труднее, чем теперь. В Пекинский университет и в Цинхуа поступала едва ли одна десятая из всего потока абитуриентов. Я слышал историю, как мой земляк из Шаньдуна поступал в оба университета четыре раза, но каждый раз проваливался. В год нашего поступления этот бедняга сдавал вступительные экзамены в пятый раз, но и тогда его имя оказалось в самом конце списка. Осознав свою очередную неудачу, он помутился рассудком, добрался до горы Сишань[34 - Сишань – гора близ Пекина.] и в забытьи бродил там несколько дней, после чего, придя в себя, все-таки вернулся в город. Поступить в университет он больше не пытался, вернулся к себе на родину.
Вступительный экзамен в университете Цинхуа, который славился своим сильным английским, не был сложным: требовалось написать сочинение, теперь я даже его тему вспомнить не могу, а во втором задании – исправить ошибки в тексте. Экзамен в Пекинский университет, который, наоборот, английским не славился, был куда сложнее: помимо сочинения, нужно было выполнить китайско-английский перевод стихотворения цы Ли Хоучжу[35 - Ли Хоучжу (Ли Юй; 937–978) – император эпохи Южной Тан, поэт, мастер в жанре цы – стихотворений, состоявших из строк разной длины.]:
Год и еще полгода в разлуке!
Так печально вокруг и уныло.
С мэйхуа белоснежной стаей
Лепестки на ступени слетают.
Подметешь их, и все как было.[36 - Ли Хоучжу «Год и полгода еще в разлуке…», перевод М.И. Басманова. Цит. по: Поэзия эпохи Тан (VII–X). М.: Художественная литература, 1987. С. 430.]
Некоторые абитуриенты не слишком-то разобрались даже в китайском оригинале, что уж тут говорить о переводе на английский! Тема сочинения в Пекинском университете была весьма своеобразной и звучала так: «Напишите подробное рассуждение-анализ о том, что такое научные методы». Для выпускника средней школы это довольно трудная тема, но самое страшное ждало впереди – после того, как вступительные испытания по каждому предмету были пройдены, нам вдруг объявили, что мы будем писать диктант на английском. Это было словно удар обухом по голове… В средней школе мне нечасто доводилось слышать английскую речь, и справился я лишь потому, что помнил чуть больше слов, чем остальные, а также понимал некоторые из них на слух. Помню, как экзаменатор диктовал нам отрывок из притчи – что-то про лисицу и петуха. Я понял и записал все правильно, и только слово «suffer» повергло меня в смятение, и я сделал в нем ошибку. После экзамена мои шаньдунские товарищи наперебой обсуждали диктант и то, что из-за этого дополнительного задания шансы на поступление становятся ничтожными.
Мне повезло – меня приняли и в Пекинский университет, и в университет Цинхуа. Моей тогдашней мечтой было поехать учиться за границу. Пекинский университет подходящих условий для этого не предлагал, поэтому я выбрал факультет западной литературы университета Цинхуа, где такая возможность имелась. В новом учебном году мне предстояло изучать древнегреческую и латинскую литературу, литературу средних веков, литературу эпохи Возрождения, стихотворения английских романтиков, романы Нового времени, литературную критику, произведения Шекспира, историю европейской литературы. Среди профессоров были китайцы, англичане, американцы, немцы, поляки, французы и русские, но лекции велись на английском языке. Выше я упоминал, что в средней школе аудирования у нас не было, поэтому поначалу речь моей преподавательницы из США, мисс Билль, казалась сплошным потоком каких-то нечленораздельных звуков, выделить из которого отдельные слова я не мог. В средней школе я был уверен в своем английском, а тут попал в довольно печальное положение, прямо скажем, повергавшее в отчаяние. Но постепенно я начал различать отдельные слова, как будто научился их «отрезать», а через несколько недель стал понимать все, что говорит преподавательница. Так я преодолел первый сложный порог в изучении английского.
В университете Цинхуа преподавали английский, немецкий и французский, и тот, кто учил определенный язык с первого курса по четвертый, считался по нему специалистом. В действительности же уровень знаний немецкого и французского существенно отличался от английского в пользу последнего. Французский и немецкий начинали изучать с алфавита, лекции велись на английском, и уже в первый год обучения студенты в оригинале читали «Гордость и предубеждение» Джейн Остин[37 - Джейн Остин (1775–1817) – английская писательница, классик мировой литературы. Один из ее самых знаменитых романов «Гордость и предубеждение» (1813) часто используют для обучения английскому языку в разных странах мира и адаптируют для чтения.].
Я выбрал специализацию по немецкому языку и практиковал его все четыре года. За время обучения я получил восемь оценок E (Excellent, наивысшая оценка – в университете Цинхуа оценки выставлялись по пятибалльной системе), но мой действительный уровень немецкого вовсе не был столь высок. Первые два года нас учил декан факультета немецкой филологии Пекинского университета профессор Ян Бинчэнь (Ян Чжэньвэнь). Он много лет провел в Германии, занимался переводами немецких классических произведений, таких, например, как «Разбойники» Фридриха Шиллера[38 - Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер (1759–1805) – великий немецкий поэт, драматург, философ. Дебютная драма «Разбойники» – одно из знаковых произведений автора, за которое его позже удостоили почетного звания гражданина Французской республики.], словом, его знание предмета было на высоте. Господин Ян был прост в общении и даже иногда приглашал студентов к себе на ужин. Вместе с тем это был крайне безответственный преподаватель. Помню, обучение он начал с алфавита и рекомендовал при чтении буквы А разом выдыхать звук из «области ниже пупка», буквы B, C, D нужно было читать так же. Поначалу это объяснение показалось оригинальным, но потом многие студенты стали роптать: «Нам все равно, разом или не разом его выдыхать из области ниже пупка. Мы просто хотим правильно произносить звуки!» С тех пор фраза «разом выдыхать из области ниже пупка» превратилась в анекдот.
Семейная жизнь учителя Яна тоже была весьма интересной. Он занимал должность декана и получал довольно высокое жалование, если пересчитать на современные цены, эта сумма будет раз в десять выше, чем у нынешних профессоров. Однако пока у власти находилась Бэйянская клика[39 - Бэйянская клика (офиц. Бэйянское правительство) – временное республиканское правительство, образовавшееся в 1912 г. после победы Синьхайской революции и свержения императорского режима. В 1927–1928 гг. было разгромлено под натиском Северного похода, предпринятого партией Гоминьдан.], деньги редко выплачивали в срок. На раннем этапе правления Гоминьдана ситуация улучшилась лишь немного, а на позднем, с появлением всяческих фаби[40 - Фаби – бумажная денежная единица, выпускавшаяся правительством Гоминьдана в 1935–1948 гг.] и облигаций на серебряную и золотую валюты, обычные бумажные деньги сделались так же ценны, как туалетная бумага. Профессорам приходилось нелегко, а о господине Яне говорили, что он преподает одновременно в пяти разных университетах и его месячный доход составляет больше тысячи серебряных юаней[41 - Юань (букв. «круглый предмет» или «круглая монета») – общее название для различных денежных единиц, использовавшихся на территории Китая.]. Для сравнения – я тратил на питание всего шесть юаней в месяц и не голодал. Профессор Ян жил на широкую ногу – имел большой дом на песчаной отмели рядом с Пекинским университетом, молодую красавицу-жену и множество слуг. Каждый вечер профессор выезжал в театр на спектакли с актрисой, которую содержал, и, надо сказать, это был очень странный союз. Мировоззрение профессора было весьма необычным, он верил в какие-то фантастические вещи и преклонялся перед буддийской «пустотой». Эта его жизненная философия на деле оборачивалась крайней безответственностью. Профессия была для него лишь случайной игрой, оценки он ставил так же несерьезно. Даже не взглянув на экзаменационный лист, господин Ян мог сразу выставить отметку. Однажды мой однокурсник по фамилии Чэнь, имевший докучливый нрав, сдал лист и стоял возле учителя, не желая уходить. Учитель Ян спросил: «Вам кажется, у вас низкий балл?» – и тут же исправил S (Superior, вторая оценка) на E.
Базовые знания по грамматике и немногочисленные немецкие слова – вот и все, что я смог выучить в старшей школе под началом учителя Суня. Первый и второй годы учебы у профессора Яна также не слишком расширили мои познания.
На третьем курсе нашим преподавателем стал немец фон ден Штейнен. Он подошел к процессу учебы по-немецки добросовестно, был требователен, что, конечно, сказалось на наших знаниях и успеваемости. На четвертом курсе учитель опять поменялся, теперь это был немец Г. Экке[42 - Густав Эмиль Вильгельм Экке (1896–1971) – известный историк искусства, занимался исследованием китайской классической деревянной мебели.] по прозвищу Эфэн. Он получал очень высокое жалование, жил один в шикарных апартаментах, где помимо огромной приемной залы была и отдельная пристройка для челяди. В Германии господин Экке изучал историю искусства, любил его и хорошо в нем разбирался, у него была неплохая коллекция древнекитайских картин. Раньше он преподавал в Сямэньском университете, Лу Синь даже упоминал его в одном из своих произведений. Сам же господин Экке был автором книги о китайских пагодах, и это произведение было отмечено в иностранных научных кругах. Однако несмотря на то, что немецкий был его родным языком, преподавал он его скверно, часто бывал рассеян. Лекции господин Экке читал на английском. Однажды мы попросили его не использовать английский и говорить на занятиях на немецком, и он заговорил, да так быстро, будто это бурлящий водопад обрушивался со скалы. Потом он спросил нас по-немецки: «Verstehen Sie etwas davon?»[43 - Вы что-нибудь понимаете? (нем.)] Мы покачали головами. Нам хотелось сказать: «Wir verstehen nichts davon»[44 - Мы ничего не понимаем (нем.)], но даже эту простую фразу мы не могли произнести. «Раз уж вы не поняли, я продолжу объяснять на английском!» – резюмировал он. Мы были не согласны, но ничего не могли поделать, подобно больному, который вынужденно мирится с горечью лекарства. Наши занятия проходили как прежде.
Вместе с тем, господин Экке сильно повлиял на меня. Ему нравилась классическая немецкая поэзия, особенно он любил произведения Фридриха Гёльдерлина и Августа фон Платена[45 - Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин (1770–1843) – известный немецкий поэт, переводчик, философ. Сильно повлиял на немецкую литературу XX века. Август фон Платен-Халлермюнде (1796–1836) – немецкий поэт, драматург, критик романтизма.]. Мне тоже понравились эти авторы, и под руководством профессора я написал дипломную работу на степень бакалавра «Ранняя поэзия Гёльдерлина» даже несмотря на то, что не слишком хорошо разбирался в творчестве поэта. Я плохо помню содержание той работы, вероятно, она была слабой.
Мое материальное положение в те годы было плачевным. Однажды я написал несколько статей и на небольшой гонорар купил полное собрание сочинений Фридриха Гёльдерлина, о котором давно мечтал. Я и по сей день бережно храню это подарочное издание. Некоторые из стихотворений я прочел, но не уверен, что они мне полностью понятны.
Помимо английского и немецкого, я взялся и за французский язык. Его преподавала мадмуазель Оллан из Германии. Ее китайским именем было Хуа Ланьдэ. Волосы ее уже отливали серебром, что говорило о весьма почтенном возрасте. Мадемуазель Оллан жила одна, характер ее был несколько необычным и противоречивым – похоже, она страдала от мании преследования. Она не стеснялась бранить своих студентов на занятиях, а письменная работа без единой ошибки и повода придраться вызывала у нее гнев. Поначалу группа изучающих французский была большая, однако совсем скоро она уменьшилась наполовину из-за невыносимого характера преподавательницы; остались только те, кому ругань была ни по чем, среди этих смельчаков был и я. А еще со мной тогда учился ставший знаменитым математик Хуа Логэн[46 - Хуа Логэн (1910–1985) – знаменитый математик, способствовал развитию прикладного направления математики и созданию в Китае электронно-вычислительных машин.]. Помню, как однажды после очередной очень грубой отповеди мы сговорились и решили ответить ударом на удар. Результат превзошел все ожидания. Преподавательница уступила, с тех пор все стало спокойно и мирно, и как-то раз она даже пригласила нас на обед (жила мадмуазель, если я правильно помню, в хутуне Цзюньцзичу, что в нынешнем районе Хайдянь). Так между нами наступило перемирие, мы сделали шаг навстречу друг другу.
Тогда же я был вольным слушателем на курсе русского языка. Преподаватель был родом из Белоруссии. Кажется, его китайское имя звучало как Чэнь Цзофу. Он был необычайно высок ростом – китайца, стоящего за его спиной, разглядеть было невозможно. Ни английского, ни китайского он не знал, поэтому приходилось прибегать к очень модному теперь «прямому методу преподавания иностранных языков». Результаты такого обучения были далеки от идеала. Я различал только фразу «Скажите, пожалуйста!», а все остальное не понимал вовсе. Конечно, такие занятия становились мне все менее интересны, и в конце концов я их совсем забросил. Результатом, которого мне все же удалось добиться, стала пара заученных фраз и с десяток слов. На этом мои первые занятия русским языком и остановились.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
