«Завтра… завтра он снова придёт, поцелует сына,а когда Рутагорт уснёт, вновь бросит тело и душу вжаркую печь… сожмёт, стиснет… ох, нет, лучше не думать…»
От сладких мыслей по телу прокатилась волна жара. Отгоняя наваждение, девушка хлопнула себя по щекам. Легко подскочила с кровати, стрекозой подлетела к окну. Ни решёток, ни стёкол – просто прорубленный в стене квадрат – Рьята любит свободу, и обычно соглашающаяся с мужем во всём, здесь оказала твёрдо. Стоило Магу заикнуться о решётках на окнах, непреклонно заявила: «Этого не будет». В такие моменты Рьята говорила спокойно и подчёркнуто сухо. Таинственный Маг сразу понимал, будет так и никак иначе.
Из широкого проёма открывается великолепный вид. Уютные домики и переулки кучкуются внизу – такие милые, знакомые и родные. Живёт здесь меньше двух лет, а чувство будто всю жизнь!
«Как же здесь хорошо!»
Рьята потянулась кошкой, запустила пальцы в вечно распущенную гриву, выдохнула. Из детской кроватки послышались каляканья малыша. Девушка только начала поворачивать голову, а по спальне уже рассыпались телохранители.
Рьята с теплотой глянула на преданных воинов – таких верных, сильных и робеющих пред ней.
– Халгар, всё в порядке. Просто Рутагорт проснулся. Сейчас покормлю и уснёт.
– Да, госпожа, – высокий худощавый, но широкоплечий воин – старший телохранитель, скупо поклонился, чуть дёрнув подбородком. Трое убийц тут же скрылись. Поклонившись ещё раз, Халгар задержал на ней взгляд – всего на мгновенье дольше положенного. Всё-таки госпожа сказочно красива, даже в белой пижаме. Тем более в пижаме!
Льняная рубашка слегка приталена, на груди, от ключиц до солнечного сплетения, прорезь затянутая шнуровкой. Штаны из такой же тонкой ткани до колен – только шнуровка сбоку – свободны в бёдрах, но выгодно обтягивают ягодицы. И медальон мужа, висящий на груди – единственное украшение, надетое красавицей за всю жизнь.
Телохранители не раз подмечали, что от хозяйки всегда пахнет ночным лесом – лёгкий, чуть терпкий запах соснового бора, манящий прохладной и свежестью, восхитителен. Халгар жестокий воин, отнявший не одну сотню жизней, почувствовал, как холодный гранит воли и хладнокровия треснул, осыпался, превратившись в поганую крошку, обнажил трепещущее сердце. Каждый раз, стоило госпоже появиться рядом, в горле пересыхает и хочется сделать глупость. Броситься открыть перед ней двери, подать руку, а то и вообще, страшно подумать, сбегать в лес да цветов нарвать. И вот снова захотелось как-то задержать её тёплый взгляд на себе. Мысли недостойные воина! Дав приказ стальным мышцам груди вздыматься как положено, Халгар крутанулся на пятках и бесшумно вышел. Рьята улыбнулась, в два скачка очутилась у детской кроватки, склонилась над куксившимся отпрыском.
– Ну, привет, мой красавец. Что будущий герой кушать будет? – Рьята повторила одну из любимых фраз мужа с ехидцей понизив голос. – Хвать за нос, хвать… – девушка с улыбкой зашевелила пальцами, сложенными в козу, изредка похватывая малыша за кончик носа.
Ребёнок радостно залялякал, улыбается – хмурая складка между бровей, омрачившая прелестную мордашку мгновенье назад, исчезла. Ручонка неловко попыталась схватить мамин палец.
– Ну, пойдём, такому красавцу хоть луну с неба.
Рьята взяла Рутагорта на руки, забралась на середину гигантской кровати. Ребёнок привычно затих, мол, готов, аппетит налёжан, подать титю. Развязав шнуровку, девушка бережно извлекла упругую грудь, сунула малышу. Отпрыск, узнав лакомство, тут же ухватил губами, начал сосать. Девушка оглядела личико малыша: нет ли пятен, не приболел ли, перевела взгляд на подоконник.
«Что это?…»
Бархатная кожа на лбу собралась складками. От края подоконника до пола дорожка мокрого следа, влага стекает, капает, будто только кружку воды вылили.
«Откуда? Что за луж…»
Додумать Рьята не успела. Следующий вдох отозвался в груди неприятным уколом. Вдохнув какие-то испарения, Рьята словно оцепенела. Глаза остекленели, двигаются с трудом, тело девушки безвольно завалилось на спину, но сознание осталось ясным. Рутагорт выскользнул из онемевших рук, он тоже парализован, глаза неестественные, стеклянные. Рьяте захотелось кричать – чувство беды навалилось тяжкое, неотвратимое, но не могла даже моргнуть, только через силу медленно вращать глазами, но секунду спустя онемели и они. Помощь рядом! Стража! Вот она, за дверью, только пикни. Тут и медальон мужа с острым шипом на груди, ударь ладонью, чтобы шип прорвал кожу, и придёт спасенье! Мгновенно откроется портал, выбросит мужа, и тот сотрёт в порошок, повергнет, опрокинет, не оставит врагу и шанса.
Ничего из этого девушка использовать не в состоянии – лежит немая, обездвиженная; сын тоже, оба безвольные, словно мёртвые. Глаза смотрят в потолок. Взгляд уловил на периферии движение у окна. Какая-то мерзость переползала подоконник. Вот бесшумная тварь уже внутри, приблизилась, оказалась в поле зрения.
«Боги!.. Да это же мерзкий подх! Как он сюдаосмелился?.. Да что же это?!»
Сердце Рьяты забилось в лихорадочном ритме. Тварь приблизилась бесшумно. Лысая башка нависла, заглянула в глаза, подх осторожно ткнул пальцем в живот, словно проверил что-то. Повернувшись к ребёнку ткнул и его. Тощие пальцы сжимают пустую склянку
«Наверное эту гадость зеленокожий уродец на подоконнике и разлил!» – взорвалась в сознании.
Подх аккуратно опустили емкость на подушку рядом, потянулся к младенцу.
«Почему эта тварь берёт ребёнка?! Рутагорт!!!»
Страх скрутил, опутал. Беззвучный крик уперся в рёбра тугим напором, опустошил сознание. Рьята с ужасом смотрит, как отвратительное создание берёт сына и уже разворачивается к окну… но тут мерзкие глазищи подха остановились на выпавшей из пижамной куртки груди Рьяты. Девушка с ужасом осознала, как уродливое создание колеблется, что-то решая. Наконец подх бесшумно подошёл к кровати, положил ребёнка рядом и, алчно облизнувшись, навис над беспомощной жертвой. Капля зелёной слизи с вспотевшего носа упала на белую щёку.
«Что ты сделалс нами?! Мерзкая, уродливая тварь?! Убирайся! Мамочки-и-и…»
Рьята с ужасом поняла, что зеленокожий урод потянул трясущуюся руку к обнажённой груди. Тощие, длинные пальцы обхватили белоснежное полушарие и медленно сдавили. Рьяту передёрнуло. Липкая ладонь, растягивая мгновенье, погладила, покачало упругий холм, сжала сосок основанием фаланг.
«Я прикажу медленно сдирать стебя кожу, мерзкий кусок падали! Помогите-е-е…»
Рьята с отвращением видит, как подх закатил глаза. С уголков рта закапала слюна – уже треть рубашки промокла в этой гадости. Из немигающих глаз девушки покатились слёзы, а мерзкая гадина продолжала мять и гладить. Ослабив шнуровку, подх освободил вторую грудь и вцепился уже двумя руками. Рьяте сейчас хотелось опалить свою кожу, выжечь память о мерзких прикосновениях, а уродца сама бы разрезала на куски не поморщившись.
Подх тем временем уже облизывал, сжимал толстыми губами соски, тёрся. Вдруг гад остановился, сжал грудь сильнее, всмотрелся, и тут же припал ртом, стал сосать молоко. Напившись, отстранился, повернув голову, прислушался. За дверью еле слышно шепчется охрана. На мгновенье в глазах уродца мелькнул ужас, похоть и страх сцепились в короткой яростной схватке. Мутные, грязного цвета глаза задёргались, перескочили с Рьяты на входную дверь и обратно. Подха затрясло. Промедлив ещё мгновенье, дрожащие руки всё-таки начали развязывать белую шнуровку штанов.
«Не смей грязное, мерзкое, уродство! Я соберу лучших Магов!Ты не умрёшь! Ты будешь сутками корчиться в пытках, месяцами,годами… Вечность… Не-е-е-т!!»
Подх медленно стянул пижамные штаны до середины бёдер, замер, голова повернулась к подоконнику, большие глаза вновь заволокло страхом. Зелья на полу быстро испаряется, уже почти половина высохло. Не успеть! А ещё из крепости нужно выбраться, добежать до леса, а очнувшейся хозяйке останется только пискнуть, и бешеная свора телохранителей сорвётся с цепи, а от них уже не уйти.
Подх в последний раз с сожалением глянул на полуголую красавицу, схватил ребёнка и бесшумно скользнул в окно.
«Не-е-е-т! Рутаго-о-о-рт!»
* * *
Младенец недовольно куксится, противно пищит. Хочется придушить, но колдуны за мертвого не наградят. Миновав переулки крепости, перебравшись через стену, а главное, преодолев страшное открытое поле, Горфи впервые обернулся.
Крепость утопает в лунном свете. На глаз всё спокойно, но даже здесь, вдали, у первой полосы деревьев, чувствуется, как там за стеной гудит настоящий растревоженный улей. Неожиданно на шпиле крыши крепостного замка мелькнул отблеск. Выстрелив высоко в небеса, искра вспухла огромным шаром злого багрового огня. Яркая вспышка жахнула так, что залила светом не только стены крепости, но и все три мили поля до леса. Скрюченная фигура подха отбросила сочную тень.
Горфи продолжает стоять с открытым ртом, парализовано смотрит, как из взорвавшегося багрового шара во все стороны ползут маленькие искорки-огоньки. Тысячи мерцающих красных светлячков, быстро разрастаются в гигантскую тучу, мягко перетекают через крепостную стену и, достигнув земли, ползут во все стороны, как волны от брошенного в воду камня.
Горфи только сейчас осознал, что сунулся к кому-то очень могущественному. Глаза завороженно следят за приближающейся стеной красных искр, и тут же стало ясно, для чего они.
В полумиле несколько кроликов, пришедших под покровом ночи разбойничать на огороды маргов, на пути летящего роя оказались первыми. Стоило одной искорке коснуться ушастого, как тут же на него бросились остальные плывущие рядом, облепили, превратив незаметное тельце ночного воришки в ярко-алые пульсирующие контуры. Похоже вреда кролику они не причинили, зверёк продолжает копошиться в грядках, перепрыгивает, ворочает передними лапками капустные кочаны, но теперь он виден отчётливо! Да что там! Он в ночи как движущийся факел, сигнальный знак для погони! Остальные члены стайки тут же превратились в такие же ходячие мишени. Искры всё ближе, и вот уже новые очертания алым контуром выхватили из темноты несколько жаб и крадущуюся лисицу.
Страх на спине шевельнулся холодной змеёй. Наконец, Горфи опомнился, и прежде чем, прижав ребёнка, броситься в лес, будто ошпаренному, увидел, как из ворот крепостной стены выметнулась быстро движущиеся точки.
«Погоня! Всадники! Ничего, лес большой, не найдут…»
До условного места – укромной полянки с деревьями по контуру, ветви которых, переплетаясь скрюченными руками, скрывают небо, словно крышей, Горфи добежал быстро. Тело бьёт дрожь, страшно. Спохватился, как бы стиснутые в панике пальцы человечьему гадёнышу шею не сломали.
«Где же эти проклятые колдуны?!»
Вспомнишь недоброе – и вот оно! На холме, словно из воздуха, соткались две знакомые фигуры. Луна осветила зловещие силуэты сгоряча, и тут же испугано притухла, не надо так ярко…
«Наконец-то! Они! Скорееизбавиться от опасной ноши!»
Горфи по-звериному – на трёх конечностях – быстро подскочил к заказчикам, был бы хвост, завилял.
– Всё сделал, как договаривались, ребёнок жив, здоров.
Черные балахоны скрывают руки и лица, колдуны стоят неподвижно – не определишь: человек, эльф, марг… Наконец, одна фигура двинулась к подху, протянула закутанные в ткань руки. Горфи, даже передавая младенца, не углядел и кончиков пальцев. Необъятные чёрные складки ткани поглотили малыша. Тот сразу, перестав верещать, уснул.
– Почему так до-о-лго? – прошипело из-под капюшона. – Ты дожжен был вернуться раньше.
