любовные романы

современная русская литература

ужасы / мистика

мистика

боевики, остросюжетная литература

Бибинур выдали замуж не по любви и завязался тугой узел горькой семейной жизни. Бибинур не думала о своей участи, сжилась, срослась с мужем, деля краюху хлеба и маленькие радости скромного быта. Оборачиваясь в прошлое, ей, кажется, не о чем жалеть. Да только по стенам всё ползают какие-то крошечные насекомые. Прячутся в складках платья, заставляют стирать и утюжить вещи по три раза на дню, так что и подросшим детям ясно, как пошатнулась психика матери. Дочь Айгуль кидается спасать Бибинур из её сумасшествия. Ищет в глазах матери, в словах отца причину затаившихся в мозгу галлюцинаций, и сама невольно оборачивается в прошлое, в ту её постыдную ночь под высоко раскинувшимся небом. Ошибка юности или зов сердца? Айгуль и Бибинур две части одной семьи, разорванные целой пропастью лет, предстанут перед своим женским нутром, где ни нравы, ни семейный уклад не дадут ответов к наболевшим вопросам, а только истинное принятие самости своей расставит всё по своим местам. 

Бибинур

Непутевый школьник Никита, чей самый громкий протест - это футболка с провокационным слоганом и та, стыдливо прикрыта кофтой, оказывается зажатым множеством стен социального давления. С одной стороны школа, одноклассники, тот самый Вовчик, на чей кулак наматывался Никита и не раз. С другой стороны семья: правильная, тихая, воспитанная настолько, что им проще закрыть глаза, чем слепнуть от реалий сыновьих проблем. И вот оно равновесие типичного прихлебателя, вот она золотая середина классного клоуна: не опасный, забавный, но не особо-то и нужный. Но скоро подует северный ветер, опрокидывая малодушное благополучие и обличая несовершенства человеческих душ. Северный ветер ворвется в окна душного школьного класса, рассыплет тетрадные листы, запутает идеально уложенные волосы отличниц и унесется обратно, в свои северные владения, и всё безвозвратно изменится.  

современные любовные романы

короткие любовные романы

кумиры

романтика

любовные драмы

романтические отношения

истории о любви

И тропами ушла на север

Две страны, схожие технологии войны, которую рисуют красивым шоу, бросают пыль в глаза обывателям. Анри хотела стать педиатром, лечить детишек в своем родном городе, но вышло иначе. Теперь она недоучка медсестра на фронте. Кровь, пьяные драки бойцов, интриги и она, маленькая и абсолютно непонимающая происходящего. А весь остальной мир делает ставки на жизнь или смерть очередного бойца, сражающегося, но за что? Ядерная война ничему не научила людей, кроме того, что оружие нового поколения должно умело кромсать сотни тысяч людей, но без ущерба важной инфраструктуре. На арену боев вышли роботизированные экзоскелеты. Свид и Раук - железные гробы для миллионов бойцов противоборствующих стран, а между ними сгорающие в огне реактора судьбы людей, которых Анри смогла рассмотреть сквозь завесу дыма с полей сражений. Шаг в пропасть сделан, назад пути нет, и он пойдет вместе с ней…  

современная зарубежная литература

Свид 24. Книга 2

Две страны, схожие технологии войны, которую рисуют красивым шоу, бросают пыль в глаза обывателям. Анри хотела стать педиатром, лечить детишек в своем родном городе, но вышло иначе. Теперь она недоучка-медсестра на фронте. Кровь, пьяные драки бойцов, интриги и она, маленькая и абсолютно непонимающая происходящего. А весь остальной мир делает ставки на жизнь или смерть очередного бойца, сражающегося, но за что? Ядерная война ничему не научила людей, кроме того, что оружие нового поколения должно умело кромсать сотни тысяч людей, но без ущерба важной инфраструктуре. На арену боев вышли роботизированные экзоскелеты. Свид и Раук - железные гробы для миллионов бойцов противоборствующих стран, а между ними, сгорающие в огне реактора, судьбы людей, которых Анри смогла рассмотреть сквозь завесу дыма с полей сражений. Шаг в пропасть сделан, назад пути нет, и он пойдет вместе с ней… 

Свид 24. Книга 1

В путанных улочках Санкт-Петербурга, в темных колодцах домов, среди обшарпанных стен и тусклых фонарей заботливо спрятано всё то, что режет глаз своим изуродованным нутром. Всё самое тяжелое для понимания сокрыто от обыденного людского взора в глухих стенах домов, а порой и в людях. Вещи в этом городе имеют не только историю, но душу, которую нужно подпитывать свежими эмоциями самыми яркими, самыми сильными, что произвестись на свет способны только хладнокровным насилием. Всё возведено в Абсолют, искусство не должно быть простым в понимании подобных ему, оно должно быть рождено в муках, как рождается в агонии дитя, коверкая лицо любящей матери нестерпимым страданием. Тянущиеся словно мотыльки на огонь – жертвы, и лишь одна из них видит, чует неизбежный конец, но как послушный агнец идет на заклание.

Скорняжник

К семейным трагедиям Айхылу привыкла с детства. Пьяная поступь отца заставляет всякий раз вздрагивать, скрывая, выливающийся наружу, страх под маской равнодушия. Материно терпение, однако, подошло к концу: вещи брошены в сумки, а дочь отправлена к далёкой родне в богом забытой деревушке. Айхылу девушка кроткая и покорная, смиренно принимает свою ссылку, заведомо зная, что мать перебесится и всё вернется на круги своя, а пока только жаркая степь и пыльные дороги неизведанной стороны семьи ждут её. Закоснение пройдёт, лишь взойдет месяц над покатыми крышами деревянных домов, забьёт в горячечной скачке копытами конь, и древняя, случайно всплывшая в голове Айхылу, сказка обернётся реальностью. 

В рассказе сплетаются трагические судьбы молодых и старых, закровоточат прежние и, казалось бы, забытые раны. Тонкой нитью пройдёт башкирская сказка о Зухре и месяце через сюжет, опутывая ореолом тайны извечные темы любви, семьи и всепрощения.

русская классика

ЛитРес: чтец

рассказы

Тулпар

В путанных улочках Санкт-Петербурга, в темных колодцах домов, среди обшарпанных стен и тусклых фонарей заботливо спрятано всё то, что режет глаз своим изуродованным нутром. Всё самое тяжелое для понимания сокрыто от обыденного людского взора в глухих стенах домов, а порой и в людях. Вещи в этом городе имеют не только историю, но душу, которую нужно подпитывать свежими эмоциями самыми яркими, самыми сильными, что произвестись на свет способны только хладнокровным насилием. Всё возведено в Абсолют, искусство не должно быть простым в понимании подобных ему, оно должно быть рождено в муках, как рождается в агонии дитя, коверкая лицо любящей матери нестерпимым страданием. Тянущиеся словно мотыльки на огонь – жертвы, и лишь одна из них видит, чует неизбежный конец, но как послушный агнец идет на заклание.  

Реми Медьяр