В Бостоне. Рядом с Марком.
– Я ужасно хочу войти в команду, – сказала она. – Надеюсь, не разочарую никого из вас.
– Не разочаруешь. Команда знает, какие люди ей нужны. В этом наши мнения целиком совпадают.
– И даже мнение Аарона Леви? – помолчав, спросила Эбби.
– А с чего Аарону занимать другую позицию?
– Не знаю. Я сегодня немного поговорила с его женой. У меня возникло ощущение, что Аарон не очень-то счастлив. Ты знал, что он подумывает уехать из Бостона?
– Что?
Марк был искренне удивлен.
– Говорил, что хотел бы перебраться в какой-нибудь городишко.
– Как бы не так, – засмеялся Марк. – Элейн – типичная бостонская девчонка.
– Она и не думает о переезде. Это мысли Аарона.
Некоторое время Марк молча крутил руль, обдумывая услышанное.
– Должно быть, ты его неправильно поняла, – наконец произнес он.
– Возможно, – пожала плечами Эбби.
– Пожалуйста, свет, – сказала Эбби.
Хирургическая медсестра настроила бестеневой светильник, направив луч на грудь пациентки. Место операции было отмечено черным маркером: два крестика, поставленных чуть выше пятого ребра и соединенных линией. Грудная клетка, как и сама пациентка, была невелика. Мэри Аллен, 84 года, вдова. В клинику поступила неделю назад с жалобами на снижение веса и сильные головные боли. Обычный в таких случаях рентген грудной клетки дал тревожные результаты: множественные узелки в обоих легких. В течение шести дней пациентке делали всевозможные анализы, сканировали и снова возили на рентген. Она прошла бронхоскопию. Ей кололи иглами грудную стенку. Тем не менее полной ясности с ее диагнозом по-прежнему не было.
Сегодня они получат ответ.
Доктор Уэттиг взял скальпель. Лезвие замерло над отмеченным местом. Эбби ждала, когда же он сделает надрез. Генерал почему-то медлил. Вместо этого он взглянул на Эбби. Из-за маски взгляд его синих глаз казался еще более жестким, металлическим.
– Скажите, Ди Маттео, сколько раз вы ассистировали при открытой биопсии легких? – спросил он.
– Пять.
– Вы знакомы с историей болезни этой пациентки? Видели рентгеновские снимки?
– Да, сэр.
– В таком случае действуйте, доктор, – сказал Уэттиг, передавая ей скальпель.
Эбби с удивлением смотрела на скальпель, поблескивающий в его руке. Генерал редко уступал кому-либо свою операцию. Даже более опытным ординаторам.
Эбби взяла скальпель, ощутила вес полоски нержавеющей стали. Скальпель удобно лежал в ее руке. Эбби уверенным движением натянула кожу в месте надреза и провела скальпелем по верхней кромке ребра. Пациентка была совсем худенькой. Слой подкожного жира почти отсутствовал. Второй разрез, чуть глубже первого, раздвинул межреберные мышцы.
Эбби достигла плевральной полости.
Введя палец в разрез, она ощупала поверхность легкого. Поверхность была мягкой, губчатой.
– Все в порядке? – спросила Эбби у анестезиолога.
– В полном.
– Фиксирую место разреза.
Чтобы расширить область разреза, пациентке раздвинули ребра. Вентилятор гнал воздух. Под его напором еще один маленький кусочек легочной ткани надулся и лопнул, словно воздушный шарик. Не обращая внимания на вздутие, Эбби поставила зажим.
– По-прежнему все нормально? – снова обратилась она к анестезиологу.
– Без проблем.
Эбби сосредоточилась на выступающем островке легочной ткани. Ей хватило беглого взгляда, чтобы определить местонахождение узелка.
– Достаточно твердый, – поморщилась Эбби. – Плохо дело.
– Ничего удивительного, – сказал Уэттиг. – Судя по рентгенограмме, дело пахнет интенсивной химиотерапией. Мы сейчас лишь подтверждаем тип клеток.
– Головные боли – следствие метастазов в мозгу?
Уэттиг кивнул:
– Прогрессирующая форма рака. Восемь месяцев назад ее рентгенограмма была в норме. Теперь эта пациентка – настоящая раковая ферма.
– Ей восемьдесят четыре, – сказала одна из медсестер. – Как-никак прожила долгую жизнь.
«Вот только какую жизнь?» – мысленно спросила Эбби, проводя иссечение и удаляя кусочек легкого вместе с узелком.
С Мэри Аллен она познакомилась только вчера. В палате старуха сидела очень тихо, почти не шевелясь. Жалюзи были опущены, отчего в комнате царил полумрак. Оказалось, свет вызывает у Мэри головные боли. «У меня от солнца глаза болят. Боли я не чувствую только во сне. А у меня много разных болей».
Потом она попросила у Эбби какое-нибудь снотворное посильнее.
Закончив иссечение, Эбби зашила рану. Уэттиг не комментировал ее действия. Он только следил за работой, сохраняя свой обычный холодный взгляд. Но даже молчание Генерала могло считаться достойным комплиментом. Она давно усвоила: если Генерал не критикует, это уже победа.
Наконец Эбби зашила грудную клетку пациентки и убрала дренажную трубку. Она сняла окровавленные перчатки и бросила в «грязный» бак.
– Теперь самое сложное – сообщить неприятные новости, – сказала Эбби, глядя, как медсестры вывозят каталку Мэри из операционной.
– Она знает, – сказал Уэттиг. – Они всегда знают.
Под скрип колес каталки Эбби и Генерал направились в постоперационную палату. Там, отделенные занавесками, лежали четверо прооперированных пациентов. Кто-то из них уже пришел в сознание, кто-то еще только выбирался из анестезиологической дремы. Койка Мэри Аллен была самой последней, в дальнем конце помещения. Пациентка потихоньку приходила в себя. Шевельнула ногой. Потом застонала. Попыталась высвободить руку из ограничительного зажима.
Достав стетоскоп, Эбби быстро прослушала легкие Мэри.
– Введите ей пять миллиграммов морфина. Внутривенно.
