Мост спасения

Глеб пнул ногой переднее колесо «Хонды».

За что ему все, в чем он провинился?

В худшие минуты своей жизни Глеб Корнилов всегда обращался к Богу, хотя в Бога не верил.

Что-то такое было в жизни, что исполнялось сообразно произнесенным словам. Вот он молил Бога, чтобы их кошка Анюта выздоровела. И, приговоренная врачами к неминуемому концу, Анюта начала есть, а вскоре уже запрыгивала на подоконник в ванной, где пила воду из чашки, вырезанной из дна пластиковой литровой бутылки пива.

Сейчас Глеб обращался к Богу не как проситель, а как заблудившийся во мраке жизни человек. Он не мог понять, почему именно на него свалилось столько неприятностей, почему его об этом никто не предупредил.

Оказалось, его ресторан, создание которого стоило стольких усилий, интегрирован в мировую экономику.

Бабулька, продающая на обочине шоссе квашеную капусту, не интегрирована, а он, как американский миллионер, по уши влез в эту интеграцию, в следствие этого – в мировой экономический кризис. А все потому, что связался с долларами.

Дураки задают пиры, умные сидят за столом, сказал кто-то из известных. Так получилось и у него.

Говорил ему Руслан, не бери кредит, не играй в игры с государством, обязательно обманет. Не послушался.

Но ведь именно Руслан предложил открыть ресторан, как только появился единый налог, по которому было удобно работать.

Конечно, было бы лучше, если бы Руслан сам стал директором частного предприятия, а Глеб его заместителем. Но к лицам кавказской национальности (хотя Руслан был наполовину украинцем) в государственных учреждениях относились настороженно. Руслан и уговорил его занять директорский пост.

– Если чего, я помогу.

И вот, когда случилось «если чего», Руслан как в воду канул.

У него в Америке была шлюшка, к ней в постель он и забрался, чтобы переждать лихие времена.

Глеб остался один. Правда, пока его не бросила Надежда Петровна – бухгалтер по вызову. Она появлялась в отчетный период, а все остальное время работала в собственной фирме.

Это была аккуратная в цифрах женщина, которую налоговикам очень сложно было на чем-нибудь поймать.

Надежда Петровна сокрушительно качала головой, тяжко вздыхала, но помочь ничем не могла.

А кто ему мог помочь, если он продал квартиру умершей бабушки, положил выручку под проценты в валюте в банк, а затем взял опять-таки в долларах в другом банке кредит, который и погашал процентами от бабушки?

Полученную выручку обращал в гривни (расплачивались в магазинах и на базарах отечественной валютой), еще и прекрасно подрабатывал.

Во всяком случае, за три года накопил достаточно, чтобы, взяв еще один кредит в банке (снова в долларах), открыть небольшой ресторан, который специализировался на крестьянской кухне.

Однажды Глеб побывал у своего университетского друга в Кракове. Ему очень понравился ресторан «Хлопске Ядло», в котором кормили крестьянскими блюдами. Начиная со смальца в эмалированных кружках, печенки с яблоками, заканчивая медовым самогоном.

И он угадал: народ повалил к нему. Цену поначалу дал приманивающую. За столиками его заведения мог пообедать даже студент. А потом все стало дорожать, ресторан превратился в экзотический. Его занесли в маршруты многих туристических фирм.

Глеб построил избушку, в которой справляли свадьбы и веселились корпоративы. Затем – колыбы, где жарились шашлыки.

Дела настолько шли хорошо, что он нанял знаменитое трио джазовых бандуристов «Чорні очі».

Репертуар музыкантов состоял из фольклорных произведений Западной и Восточной Украины.

Были, конечно, неприятные моменты, в основном связанные с милицией, пожарниками, санэпидстанцией, районным начальством…Вся эта разношерстная компания шаровщиков приходила в ресторан поесть и особенно попить. А некоторые (главным образом из налоговой инспекции) вообще чувствовали себя в «Скрипале», как дома. Иногда наглели до такой степени, что приводили своих любовниц, заказывали дорогие блюда.

Зато его не таскали в налоговые, милицию и с пожарной безопасностью все обстояло хорошо.

И с поставщиками у него все ладненько сложилось. В богатом селе Кондратьевка жила одна из его поварих. Она и договорилась (за что получала свой процент) о поставках сравнительно дешевого мяса, овощей, самогонки и прочей сельской продукции.

Главный упор в его ресторане делался на то, что продукты на столах были натуральные и свежие.

С первых шагов своей деятельности Глеб решил, что никаких обсчетов, никаких хитрых ходов по выманиванию денег у него не будет.

Он поставил специальную монетницу на выходе из ресторана. Табличка оповещала клиентов, что они могут дать официантам на чай, если те заслужили качественным обслуживанием.

Так стимулировалась работа персонала. Заодно Глеб проводил среди клиентов своеобразные социологические исследования, которые позволяли ему держать нос по ветру, успевать корректировать свои действия.

В выгоде были все. Клиенты добровольно выкладывали деньги в знак благодарности за хорошее качество еды и обслуживания, знали, что в расчетах ни на копейку их никто не обманет.

Было несколько случаев, когда официанты позволяли себе просить на чай. С ними Глеб расставался немедленно. Честность – экономически выгодная категория, вычитал он в какой-то книжке по ведению бизнеса. И этот экономический принцип взял на вооружение.

Но все хорошо бывает только в сказке. Грянул мировой экономический кризис, который усугубили отечественные воры в законе. Его успешный корабль успешно сел на мель. Причем, основательно. Доллар вздорожал в два раза, платить проценты и погашать кредит стало нечем.

Резко упали цены на недвижимость, так что продать за сносную цену бабушкину квартиру и ресторан Глеб не мог.

Пришлось сокращать штат, продовольственные закупки. Упала выручка. В ресторане появились свободные столики, чего никогда раньше не было. Иссякал поток туристов, а постоянные клиенты выбирали себе заведения подешевле.

Глеб попытался снизить цены, но это ничего не дало, потому что без рекламы такого рода заведение обойтись никак не могло, а реклама вздорожала в три раза.

Хоть вешайся. Самое скверное заключалось в том, что государство не только не помогало, но и усугубляло ситуацию. Банкиры совершенно обнаглели – выгоняли из залоговых квартир даже больных. И им ничего сказать не могли ни милиция, ни суды. Всех покупали.

Так и выяснилось, что он, Глеб, погорел не только потому, что брал кредиты в долларах, но и потому, что жил в пространстве сплошных финансовых махинаций – крупных и мелких жуликов, которые оккупировали телеканалы, газеты и внушали народу, что они борются за его благополучие, в то время, как обирали его до последней нитки.

Именно это подействовало на Глеба с такой сокрушительной силой, что он вообще начал сомневаться в человеке, как в разумном существе.

Глеб еще раз осмотрел свою «Хонду», нажал кнопку автоматического замка, пошел понуро в свою берлогу. Ему не хотелось ничего делать, никого видеть. Жизнь казалась унылой и неинтересной.

Зайдя в квартиру, Глеб скинул башмаки, куртку и пошел в носках по давно не натиравшемуся паркету. Пришлось рассчитать Галину Александровну – домашнюю хозяйку.

Галя была красивая полная и дородная женщина из той же Кондратьевки. Она работала поваром в ресторане и убирала квартиру. Женщина смешливая, чистоплотная и очень хороша в постели. И когда Глебу говорили, что ему пора жениться, его так и подмывало сказать, что жена у него уже есть. Он бы взял в жены Галю, но у той была большая семья и хороший муж, которого Галя любила.

Когда однажды Глеб спросил, смогла бы она переехать к нему на постоянное место жительства, Галя жизнерадостно рассмеялась и ответила, что никогда Колю и своих детей не оставит.

– А чего же ты тогда крутишь со мной? – спросил Глеб.

– Так я у вас на работе. Вон моя соседка Милка ходит к мальчишке директора водочного завода, зарабатывает очень прилично, а ее Иван только радуется на нее: в доме достаток, а значит, все хорошо.

Да, думал в одиночестве Глеб, нравы сильно изменились, хотя если вспомнить большую русскую литературу, то не очень.

Он остался один-одинешенек со своими кредитами. И никакие друзья ему не могли помочь. Болтали, конечно, много, изображая из себя спецов, а толкового совета так никто и не дал. Не говоря о деньгах. Вдруг все, словно цветы перед грозой, закрылись, оказались страшно бедными.

Классический случай.

Был единственный человек, кто мог ему помочь – Вячеслав Родионович Зубрилов, постоянный клиент, для которого Глеб соорудил небольшой домик встреч. После сытного обеда Зубрилов любил, как он говорил, «развести душу».

Когда он приезжал, Глеб специально закрывал ресторан пораньше, оставлял только проверенную обслугу. Зубрилов, напившись и натешившись, выгонял привезенных красоток на ресторанный двор, играл с ними в жмурки. Голые девицы бегали по двору, прячась в бутафорских копнах сена и колыбах. Зубрилов ловил одну из них и тут же, чуть ли не на ходу, показывал свое мужское искусство. Остальные с восторгом наблюдали и аплодировали в особо нравящихся местах, словно в театре. Это театр и был – театр богатого дебила.

Однако шум на территории поднимался изрядный. Глеб, чей ресторан находился в лесопарке у оживленой трассы, вынужден был нарастить плетенный забор, содрав втридорога за услугу с Зубрилова. И тот охотно заплатил.

Он бы дал деньги и на выкуп кредита. Но Глеб на такой шаг пойти не мог. Во-первых, это была крупная сумма, во-вторых, он не привык быть кому-либо обязанным. А Зубрилов был мужиком суровым, особенно в отношении денег. Он безудержно тратил их на свои прихоти, но в долг давал редко и еще на более суровых условиях, чем банки.

К тому же у Зубрилова была дочь-уродина, которую он хотел сплавить, выдав замуж за какого-нибудь более менее значительного субъекта, пусть даже бедного.

Однажды по пьянке он предложил свою Розолину (это же надо было так назвать уродину!) Глебу, от чего того едва не стошнило. Когда он впервые увидел эту высокую, с лошадиным лицом девушку, откровенно пялившую на всех свои базедовые страстные глаза, то про себя перекрестился.

Глеб плюхнулся на диван, раскинул руки крестом и уставился на портрет матери, который висел напротив и который написал выдающийся народный художник-примитивист Терен Муйский.

Муйский, вот кто его спасет. Банкиры страшно любят оригинальную живопись. Вернее, любят ее показывать своим коллегам, особенно зарубежным. Муйский – украинский Пиросманишвили – такой же безнадежный алкаш, вытащенный с того света матерью Глеба.

Мать заметила необыкновенную худобу Муйского, тогда начальника участка строительного треста (она приехала проверять отчетность в управление). Узнала, что Муйский страшно нуждается, хотя и получает неплохую зарплату. У него была больная мать, юродивая сестра, большие деньги он платил за квартиру, которую снимал.

Мать пожалела его, добилась у управляющего трестом повышения зарплаты Муйскому, сама чем могла помогала.

В благодарность Муйский написал несколько ее портретов, один из которых и висел сейчас на стене в квартире.

Муйский после смерти матери перешел к Глебу как бы по наследству. Умирая, мать просила не оставлять этого талантливого человека, помогать ему.

Талантливый человек все пропил, он уже давно не был начальником участка строительного треста. Диплом об окончании института был кому-то продан по дешевке, пропит в прямом смысле слова.

Муйский оказался на мусорнике. Много трудов пришлось употребить Глебу, чтобы найти украинского Пиросманишвили, который зарабатывал деньги малярством. Теперь это был настоящий бомж, от которого несло гнилью, с которым больше минуты рядом невозможно было простоять. Глеб забрал Муйского в ресторан на должность художника, плотника, сторожа – старшего куда пошлют.

Муйский тяжело отходил от прежнего образа жизни. Но возможость питаться, спать в тепле и немного выпивать каждый день (Глеб установил строгую норму) сыграли свою роль. Муйский отряхнулся от прошлого, в глазах появились живые искры. И однажды он привез из какого-то схрона целую картинную галерею.

Когда Глеб увидел его картины – обомлел. Это был мир призраков и сказок. Краски сталкивались в таких сочетаниях, что в душе поднималась температура. На эти картины можно было смотреть часами.

Муйский писал мазками, ни один предмет у него не был выписан. Но что это были за мазки! Они излучали столько энергии, открывали в человеке такие ее источнчики и тайнички, в которых были спрятаны лучшие человеческие черты и образы, что даже мало что понимающий в живописи останавливался, долго не мог отойти от этих полотен, как не может отойти замерзший человек от ярко пылающего жаркого костра.

Многие картины Муйский разрешил повесить в ресторане, но картин было так много, что пришлось выделить им холл в будущей гостинице, которую начал строить Глеб (поскольку ресторан стоял на оживленной трассе, можно было пригласить автотуристов не только пригоститься, но еще и переночевать).

В этот своеобразный выставочный зал Глеб приглашал некоторых гостей. Эффект был сильнейший. Все хотели купить картины Муйского. И если бы он их продал, то стал бы богатейшим человеком.

И они уже собирались продавать, а Муйский обещал написать новые. Но однажды у них обедал московский коллекционер, который был потрясен талантом Муйского, купил несколько его картин, посоветовал больше никому не продавать – за приличные деньги собирался сам скупить созданное Муйским.

Но потом коллекционера убили, дело о продаже заглохло.

И вот сейчас Глеб, увидя портрет матери, вспомнил о совете коллекционера, его оценке созданного Муйским.

Глеб встал и заходил по комнате, зашел на кухню, открыл шкафчик, достал бокал, а из холодильника пятилитровую непочатую бутылку перцовки (для гостей предназначенную), налил половину бокала и выпил.

Резкое тепло озарило тело, очистительно ударило в голову.

Он, кажется, нашел выход. Теперь дело за Муйским. Все это время Глеб едва ли не заставлял его писать, создавал все условия. Но Муйский не мог писать в комфорте. Он тупо сидел перед мольбертом, как парализованный.

Много раз Глеб пытался поломать этот стереотип, не получалось. Писалось Муйскому только в полном бардаке мастерской, или что могло считаться ею. Свободное изъявление требует свободного предметного пространства.

Глеб отвернулся от портрета матери. Полный бред. Кто в кризис, когда лопаются банки, останавливаются заводы, а на улицах бродят тысячи безработных – кто будет покупать эти картины, которые нужно смотреть с десятиметрового расстояния?

Только полные идиоты, совершенно развращенные деньгами богачи.

С ними не хотелось общаться. Представив, сколько действий нужно произвести, чтобы начать раскрутку Муйского, Глеб поморщился. Оставшаяся в нем энергия не покрывала таких затрат. Сейчас Глеб был похож на певца, чей голос настолько ослаб, что едва покрывал первые ряды среднего по численности зрителей зала.

И такая безнадега охватила Глеба, что захотелось пойти и броситься под метропоезд. Картина со всей резкой ясностью встала перед глазами. Глеб содрогнулся. Нет, только не это.

Глеб быстро оделся, вышел на улицу. Падал мелкий снежок. Глеб подставил лицо пушинкам, которые быстро остудили и сделали лицо мокрым.

Небольшой морозец тут же начал прижигать. Куда он мог сейчас пойти? К своим так называемым друзьям, в свой ресторан, который кое-как еще работал? Сесть в своем кабинете и напиться? Это было бы смешно.

Директор, который никогда больше ста грамм себе не позволял – напился. Свой ресторан отпадал, так, может быть, в другой?

Лучше от этого не станет. Уже был случай в его жизни, когда его бросила замечательная девушка Настя, в которую он по уши влюбился. Тогда он пошел и напился до поросячего визга. Слава Богу, было лето, он переспал ночь в парке, доведя свою мать до сердечного приступа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.