Последний ход за белой королевой

36. Погоня

Когда я проснулся, Лиды уже не было. Часы показывали без десяти десять. Я поспешил вниз.

После завтрака я поднялся в номер и позвонил Типографу. Никто не ответил.

Я снова спустился и зашагал вдоль пляжа. Гулял долго, почти полтора часа. Пообедал в ресторанчике на набережной, потом вернулся в номер и снова позвонил Типографу. Снова никто не снял трубку. Это мне не понравилось.

Через час позвонил снова. Никого. Тогда я набрал номер Кики. Юная художница ответила сразу:

– Салон Дюме.

– Здравствуй, Кики. Это отель «Баррьер». Базиль сегодня у вас не появлялся?

– Нет. Но я знаю, где его можно найти.

Что бы я без нее делал!

– Сегодня в семь презентация картин Лешама, и он будет в галерее Боню.

– Ты сможешь за мной заехать?

– Увы, нет. Доберитесь сами. Но назад отвезу.

И на том спасибо.

Через час я еще раз позвонил Типографу и снова безрезультатно.

В шесть я спустился в холл, вышел из гостиницы и направился в сторону центральной площади. На углу около рынка я разбудил мирно спавшего в серой «Мегане» таксиста и попросил отвезти меня в Онфлер. Упоминание о поездке длинной, а, следовательно, хорошо оплачиваемой, мигом привело его в абсолютно бодрое состояние.

Машин на улицах было мало, типичное неторопливое движение провинциального города. Привычным взглядом я посматривал, кто едет сзади, сбоку. В какой-то момент мне показалось, будто маленький серый «Остин» все время едет за нами. Мы въехали в Трувиль, и на узких улицах центра города таксист сбросил скорость. «Остин» тоже замедлил и теперь ехал за нами бампер в бампер. Потом мы вырулили на шоссе, «Остин» по-прежнему тянулся за нами почти вплотную, явно показывая, что не хочет нас упускать. Таксист это заметил и взглянул на меня, как бы спрашивая, что делать. Я изобразил человека, который ничего не понимает.

Вдруг «Остин» обогнал нас и резко затормозил перед самым бампером. Таксист ударил по тормозам, такси остановилось.

Человек, сидевший за рулем «Остина», резко, почти прыжком выскочил из машины, осмотрелся, открыл дверь рядом с мною:

– Вы хотели со мной говорить?

– Кто вы такой?

– Меня зовут Вальтер.

– Да, я действительно хотел с вами встретиться.

– Садитесь ко мне в машину.

Расплатившись с таксистом, не выразившим ни малейшего сожаления при расставании со столь опасным пассажиром, я сел в «Остин».

Вальтеру было на вид лет тридцать-тридцать пять. Невзрачная темная куртка, такой же темный картуз. «Удивительно неприметная личность, – подумал я. – Закроешь глаза и не вспомнишь».

– Вы хотели со мной встретиться? Зачем?

– Мне нужна статуэтка, которую привезли из Африки.

– Лида сказала, что вы из КГБ.

– Какая разница…

– Вы хотите купить статуэтку?

– Да.

– И сколько денег вам выделило начальство для покупки?

– Велено торговаться.

– Начинайте.

Он замолчал. Потом в центре пустынной улицы как профессиональный гонщик раскрутил машину на 180 градусов и поехал обратно.

– Начинайте, начинайте.

– Сначала я хочу узнать вашу политическую ориентацию.

– Зачем? – удивился он.

– Если вы правый, один разговор. Вы будете требовать много. Если левый…

– То по-божески, – весело подсказал Вальтер. – А если я ультра левый? Тогда бесплатно?

Он неожиданно закашлялся. Кашлял долго. Я ждал. Лицо его стало красным.

– Откуда вы узнали, что статуэтка у нас?

– Рассказала Лида.

– Она рассказала только про нее?

– Да.

– Не верю. Впрочем, это не важно. Вы хотите только статуэтку?

– Пока Лида мне не сказала, что внутри статуэтки алмаз, я про него не знал. И, естественно, хотел статуэтку со всем содержимым. Но теперь, когда я в курсе, что внутри алмаз, я понял, что его вы мне не вернете.

– Она вам сказала, что внутри алмаз?

Он снова закашлялся. Я пытался понять, куда мы заехали: на какую-то минуту я отвлекся и сейчас не мог сориентироваться. Мелькали улицы и уже освещенные витрины магазинов, Довиль или Трувиль, не разобрать… Скорее всего, еще Трувиль, вроде бы на мост мы не въезжали. Вальтер прокомментировал мои взгляды вперед и назад:

– Да нет, хвоста вроде бы нет.

– Вроде бы нет, – согласился я.

– Значит, она сказала, что внутри алмаз?

– Да.

– Знаете, почему я с вами встретился?

– Нет.

– Лида попросила. Она сказала, что вы странный и вас надо расколоть.

– А вы по этому делу специалист?

– Обычно у меня получается.

Ну, Червонная двойка, уважила! Отправила прямехонько в лапы к заплечных дел мастеру.

– Ну, а статуэтка, зачем она вам?

Если бы я знал!

И в это время раздались выстрелы.

Собственно говоря, их я не услышал. Только звон разбитых задних стекол.

– Нагнитесь! – заорал Вальтер.

Я пригнулся. Машина рванула вперед. Следующая очередь прошлась по правому боку. Стреляли из автомата. «Остин» отбросило в сторону. Вальтер выправил машину, потом, не тормозя, повернул направо и нырнул в переулок. Через пару минут снова вырулил на широкую улицу. Повернулся к мне:

– Не царапнуло?

– Нет.

– Можете подниматься. Они проехали.

– Кто это?

– Либо за мной, либо за вами. А я хвоста не привел. Не так?

– И я тоже.

– И вы тоже, – согласился Вальтер.

– Из какой машины стреляли?

– Из «Мерседеса». Синего «Мерседеса».

– Что это за люди? Знаете?

– Догадываюсь. Люди Плеко. Слышали про такого?

– Нет, не слышал.

– А странно. Фамилия русская.

– Русская? – я даже удивился. – Нет, не русская.

– Ну, похожа на какую-то русскую. Он когда-то у вас учился. У него кличка от вашего философа. Плеко. Не так?

Не иначе как Плеханов.

– Вниз! – снова закричал Вальтер.

Теперь я увидел человека с коротким автоматом. Тот стоял на углу. На нем был длинный плащ. Он шел навстречу. Вальтер рванул машину налево, потом резко направо прямо на человека с автоматом. Тот отскочил в сторону. «Остин» влетел на тротуар, стукнулся о фонарь, срикошетил на мостовую. Автоматная очередь прошила багажник. Вальтер нажал на акселератор, машину рвануло вперед. Ушли.

«Скаты вроде бы целы», – подумал я.

– У вас есть оружие? – Вальтер толкнул меня в бок.

– Нет.

– Возьмите в бардачке.

Я открыл бардачок. Там лежал «Макаров». Я немного засомневался, потом взял и положил на колени. Если еще будет отмашка, сгодится.

– Так это Плеко?

– Да.

– И что он хочет?

– Отправить мою машину на металлолом. А заодно шлепнуть кого-то из нас. Скорее всего, меня. А вы уж так, за компанию. Хотите выйти из машины? Но учтите: статуэтка у меня на заднем сиденье. Если вы уйдете, то никогда ее не увидите.

Статуэтка в этот момент меня интересовала значительно меньше, чем час назад. Но я понимал: если выйду из машины, меня моментально отловят люди Плеко. А это похуже, чем пуля.

– Что хочет этот Плеко?

– То же, что и вы. Статуэтку.

– Она ему так нравится?

– Перестаньте говорить глупости. Вы отлично знаете, что там внутри. Только не говорите, что алмаз.

Не алмаз… А что?!

На «Остин» надвигался синий «Мерседес». Вальтер резко свернул налево и оказался на маленькой узкой улочке. «Мерседес» проскочил мимо. Снова ушли.

Вальтер гнал машину по переулкам делового квартала, теперь уже наверняка Трувиля, ловко поворачивая с одного переулка на другой, при поворотах заскакивая на тротуар. Народу на улицах почти не было.

– Черт!

Впереди большая дорожная машина преграждала путь.

Вальтер резко повернул налево и врезался в витрину магазина. Посыпалось стекло, загудела сирена.

Вальтер выскочил из машины, прихватив с заднего сиденья сверток, и через разбитую витрину нырнул в магазин. Я за ним. Я понял его маневр. Нападавшие должны испугаться сирены: через пять-десять минут приедут полицейские.

– Как услышим полицейскую машину, надо быстро уходить! – крикнул он.

Я пробежал в глубь магазина и залег за прилавком.

Магазинная сирена продолжала гудеть. Я огляделся. Магазин, куда мы влетели, оказался лавкой ювелира. Вокруг отблескивали кольца, браслеты, ожерелья. Светящаяся реклама магазина напротив отражалась от зеркал, развешанных по стенам, и разноцветные огоньки освещали полки. В разбитой витрине торчал бампер «Остина».

«Завтра у хозяина выдастся нескучный день», – подумал я.

– Вы здесь? – окликнул меня Вальтер.

– Да.

– Пока пронесло.

– Пронесло.

– Знаете, что я подумал… Мы с вами больше не увидимся. Статуэтку я захватил с собой. Я ее вам отдам. Но потом, не сейчас.

– А когда?

– Возьмете ее завтра у Базиля. Но только статуэтку. То, что внутри – наше.

В этот момент в проеме окна появилась фигура в плаще с автоматом. Я пригнулся. Длинная очередь прошлась по полкам слева направо. Потом другая, сверху вниз. Битое стекло фонтаном рассыпалось по сторонам. Я прижался к прилавку.

«Если я не вижу автомата, значит, я не в поле поражения», – подумал я.

Где-то вдали послышался гул полицейской сирены. Еще одна очередь. И снова фонтан битого стекла.

Главное теперь – успеть выскочить до полиции.

Сирена полицейской машины завыла совсем близко, справа, откуда мы приехали.

Пора уходить.

Я приподнялся. В проеме окна никого не было видно.

– Эй! – окликнул я Вальтера.

Тот не отвечал.

Я поднялся и увидел его. Он лежал на животе, упершись в прилавок головой, широко расставив руки.

– Пошли.

Он не двигался. Я нагнулся. Вокруг валялись кольца, часы, стекляшки. Я повернул его на спину и увидел лицо, безжизненное, в крови. Рядом валялся сверток, который он вытащил из машины.

Нужно уходить, Вальтеру я уже не помогу. Прямое попадание в голову.

Где-то совсем рядом заскрипели тормоза. Я схватил сверток и, проскользнув через отверстие в витрине, выскочил на улицу. В какую сторону бежать? Слева дорожная машина загородила путь, оттуда полицейские приехать не могут, бежать надо туда. И я побежал, прижимаясь к домам.

На мое счастье, сразу же налево начинался переулок, я прочел название: «Улица дождя». Улица – хорошо, главное, чтобы не тупик. Налево. Потом сразу направо. Узкие безлюдные улочки, тротуар в выбоинах, окурки, оберточная бумага, на одном пакете я чуть не споткнулся.

Я больше не слышал сирены полицейской машины – либо ювелирный магазин остался уже далеко, либо они ее выключили. Я продолжал бежать, хотя уже не так быстро. Потом остановился и осмотрелся. Косматый мужчина спал на тротуаре, растянув ноги до проезжей части. Из бара вышла неопределенных лет женщина и засеменила в противоположную сторону. Меня так и подмывало посмотреть, что в свертке. Но я понимал, останавливаться и открывать – не время.

Свернув еще раз налево, я оказался на каком-то бульваре и сразу попал в толпу, выходящую из кинотеатра. Люди обменивались впечатлениями, галдели, торопились к машинам. Я перешел на шаг торопящегося домой пешехода. Теперь самое время сообразить, в каком я городе.

В голове все еще гудела сирена, слышались выстрелы. Я старался идти медленнее, но без конца обгонял обнимающиеся парочки. Наконец я вышел на площадь и тотчас узнал памятник у набережной. Флобер. Это Трувиль.

Я сел на скамейку. Теперь можно отдышаться и посмотреть, что в свертке.

Там действительно оказалась статуэтка.

37. Гоголь на родине Флобера

Я вертел статуэтку в руках и размышлял, что делать дальше. Как бы мне ни хотелось ее рассмотреть, как бы ни терпелось узнать, что там внутри, я понимал: сидеть на скамейке под фонарем не так далеко от ювелирного магазина небезопасно. Да и надежд на то, что внутри остался злополучный алмаз, было мало. Возвращаться в гостиницу в Довиле нельзя. Лида говорила вчера, что Плеко может появиться в моем номере в любое время. Да и идти туда далеко. Надо уезжать. Я посмотрел на часы. Половина десятого. Сегодня уже не удастся. Придется искать гостиницу в Трувиле. Переночую – и утром на поезд в Париж. Оттуда в Женеву.

В Трувиле тоже есть гостиница «Баррьер». Это рядом. На этой же площади, напротив памятника автору «Мадам Бовари». Конечно, это не роскошный «Баррьер» в Довиле, но все-таки «Баррьер». Я спрятал статуэтку в сверток и направился в гостиницу.

– Номер на одну ночь.

– Тысяча триста франков.

Я начал заполнять регистрационный талон.

Зоркий глаз клерка определил отсутствие у меня багажа, но служащий продолжал невозмутимо стучать на клавиатуре компьютера. Я решил его упредить.

– Мой багаж в «Баррьере» в Довиле. Могу я попросить завтра доставить его сюда?

– Конечно, месье. Ваш номер четыреста десять.

Через пару минут я входил в номер.

Такой же, как в Довиле, только поменьше, но тоже с видом на море.

Я сразу сел на диван. Теперь можно заняться Гоголем.

Статуэтка из светло-серого дерева, наверное, ценного, высотой в пятнадцать-двадцать сантиметров. Фигура по пояс. Гоголь – не один к одному, но похоже: нос, прическа под ранних Битлов.

Найти тайник оказалось нетрудно, надо просто отвинтить голову.

Я поднял голову и увидел…

Нет, никакой не алмаз! Никакой не алмаз, а три пакета c белым порошком. Вот тебе и «Вечера на хуторе близ Диканьки»! Героин.

Конечно, героин. Нужен им необработанный алмаз! Червонная двойка водила меня за нос. Теперь все понятно: Пичугин провез им героин, а они оплатили ему дорогу.

Три пакета, общим весом с полкило. Если это чистый героин, то цена пакетам триста-четыреста тысяч франков.

Ну, а мне что с ними делать? Первое интуитивное желание – выкинуть. Нет, нельзя. Если вдруг меня найдут люди Плеко – а этого нельзя исключать – они не поверят, что я уничтожил груз ценой с полмиллиона франков, и начнут меня с пристрастием допрашивать. Но и оставлять при себе тоже нельзя. Не хватало еще попасться с наркотой! Надо немедленно кому-то сплавить. Немедленно! Кандидатура одна – Типограф. Надо срочно ехать к нему. Отдать порошки, конфисковать у него машину и на ней в Женеву. Как добраться в Онфлер? Конечно, Кики. К счастью, записка с номером ее телефона оказалась в кармане.

К аппарату подошла Высокая табуретка.

– Мне нужна Кики. Извините, что звоню так поздно. Она еще не спит?

– Для нее это как раз время решать, где спать.

– Мне она нужна на несколько часов.

– Узнав это, она будет о вас хорошего мнения. Где вы?

– В Трувиле.

– Это лучше, чем в Катманду. Вы остановились, конечно, в «Баррьере»?

– Я не меняю привычек.

– Если вы можете поддерживать привычку останавливаться в таких гостиницах, у вас есть право на подобные привычки. Ждите ее в холле. Она будет через час. И не убивайтесь, если не вернете ее к утру.

Я спустился на ресепшн.

– Я собираюсь уехать завтра очень рано. Могу я сейчас заплатить за номер?

– Конечно, месье.

– А одновременно расплатиться за гостиницу в Довиле?

– Если это гостиница нашей группы.

– Это «Баррьер».

– Конечно, месье.

– У меня еще просьба. Не могли бы вы переслать мои личные вещи, оставшиеся в гостинице в Довиле, по адресу, который я укажу?

– Это во Франции?

– Да. И всего один портфель.

– Все будет сделано, месье.

– Я должен за это уплатить?

– Нет, месье. Ваш адрес?

Когда-то в Ницце на почте я случайно подсмотрел адрес у стоящей передо мной в очереди дамы и потом, когда мне нужно было избавляться от личных вещей, отправлял их по этому адресу.

– Сто двадцать три, улица Маршала Фоша, Ним.

Представляю реакцию хозяина, когда он в очередной раз получит зубную щетку, лосьон и пару грязных рубашек.

– Все будет сделано. Спокойной ночи, месье.

Я еще раз внимательно осмотрел статуэтку. На тыльной части заметил вырезанные цифры. Всего двенадцать. 261000 240491. Между шестой и седьмой цифрой небольшой промежуток. Я переписал цифры в записную книжку.

Теперь можно спуститься в бар. По дороге я заскочил в туалет, где сделал полезное открытие. Вторая дверь из туалета оказалась незапертой. Я отворил ее и вошел в маленький коридор, кончающийся открытым окном во двор. При случае можно смыться через окно, и портье не заметит.

В баре я сел в кожаное кресло в самом углу и принялся ждать Кики. Подошел бармен.

– Дубль Риккар.

– С Перрье или Бодуа?

– С Эвианом.

– Хорошо, месье.

Бармен улыбнулся. На севере всегда улыбаются, когда заказываешь Риккар. Для севера Франции Риккар настолько связан с Марселем и героями анекдотов из Марселя, что всякого, кто заказывает Риккар, принимают за марсельца и улыбаются, как улыбаются в Перми, встретив одессита.

Я привык к Риккару во время командировки в Алжир. Мы заказывали минеральную воду со льдом и добавляли туда Риккар. В африканскую жару этот напиток казался нектаром. Посольский доктор объяснил мне, что это – сочетание приятного с полезным: в жару пьешь ледяную воду, а чтобы не застудить горло, заодно анисовую настойку, которая, как известно, лекарство от всяких ларингитов. Как нашатырно-анисовые капли или как в моем далеком детстве «капли датского короля».

Однажды в Ницце у меня заболело горло. Я попросил принести теплого молока, а потом забыл про молоко и по привычке заказал двойной Риккар. Мне принесли Риккар, но вместо положенной воды со льдом – теплое молоко. Я решил все выпить. Гадость была ужасная, но горло болеть перестало.

Через пару лет я с друзьями снова оказался в том же баре.

– Вам как обычно? – спросил бармен.

– Да, – ответил я.

И он, обладавший замечательной профессиональной памятью, принес мне Риккар с теплым молоком.

– Ты будешь пить это? – изумились друзья.

– Да, – ответил я и выпил.

Сейчас я сидел и улыбался, вспоминая эту историю.

Бармен принес Риккар.

– Не притворяйся, что меня не замечаешь, – произнес кто-то рядом.

Я повернул голову. В соседнем кресле сидела Лида.

38. Обмен

С минуту мы молча смотрели друг на друга. Мне показалось, что за несколько часов она изменилась. Передо мной была усталая немолодая женщина в строгом сером костюме с маленьким кожаным бантиком.

– Здравствуй, Червонная двойка.

– Я пришла предложить тебе обмен. Ты мне отдаешь три пакета, а я тебе взамен… За первый пакет – статуэтку.

– Она и так у меня.

– Но теперь она будет твоей.

– Договорились. Что за второй пакет?

– За второй? Это.

Она вынула из сумочки пистолет, осторожно держа за дуло салфеткой.

– Ты забыл его в машине Вальтера. На нем твои пальцы. Как ты думаешь, полиция знает твои пальцы?

Это был бы большой подарок местной секьюрити!

– А я думала, ты профессионал. Ладно, бери, если он тебе нужен.

Я взял пистолет салфеткой и, держа на коленях, аккуратно вытер. Пока я вытирал, Лида молчала. Я вернул пистолет.

– Мне он ни к чему.

– Ладно, – Лида спрятала пистолет в сумку.

– Ну, а что за третий пакет?

– За третий? Жизнь. Они решили тебя убрать, а я их переубедила. Сказала: он глупый, неопытный, размазня. Ведь это верно, разве не так?

Что возразишь! Лида продолжала:

– А единственная положительная черта, которую я у тебя заметила… Этим я не стала делиться. Так что давай пакеты.

Я открыл сумку, развинтил голову Гоголя, вынул три пакета. Лида положила их к себе в сумку.

– Как вас нашел Пичугин? – спросил я.

Я чувствовал, что она сейчас уйдет, и я уже никогда не узнаю, зачем Пичугину нужна была статуэтка.

– Как нас нашел Пичугин? – повторила мой вопрос Лида. – Он ведь из вашего Центрального Комитета. А у нас есть Плеко, когда-то он был в компартии. Впрочем, как и мы все. Этот Плеко раньше был знаком с Пичугиным. Они случайно встретились в Виндхуке. Мы там добывали лекарство. Пичугин приезжал туда, чтобы встретиться с каким-то немцем.

– Немцем?

– Да, немцем. Тот живет в Виндхуке.

– Зачем?

– Тот передал Пичугину какие-то записки.

– Какие?

– Я не знаю. Там же Пичугин заказал статуэтку Гоголя. С тайником, куда он спрятал записки.

– Статуэтка нужна была только как тайник?

– Нет. Он сказал, что статуэтка предназначалась вашему дипломату в Женеве, тот должен был подарить ее какому-то американскому журналисту, любителю Гоголя.

– Записки тоже для американца?

– Я не в курсе.

– Они представляют ценность?

– Не знаю.

– Давай все по порядку. Пичугин достал какие-то записки и заказал статуэтку Гоголя с тайником. Эту статуэтку должен был получить наш дипломат и подарить американскому журналисту. Так?

– Похоже, что так.

– Значит, или Гоголь, или записки представляют какую-то ценность. Поэтому он не оставил статуэтку в посольстве, а взял во Францию.

– Нет. Он не хотел с ней связываться и собирался оставить ее в Конго, – прервала меня Лида. – Но мы его отговорили. Мы хотели воспользоваться ею для перевозки порошков.

– Но у него была дипломатическая неприкосновенность.

– Его в Париже встречали. Он не хотел, чтобы они узнали про наркотики…

– Кто встречал?

– Извини. Это уже политика, здесь я молчу.

– Ладно. Когда вы получили порошки?

– После таможенного контроля.

– Вместе с Гоголем?

– Да.

– И записки он вам тоже вернул?

– Они лежали в той же сумке, что и статуэтка. Он сказал, что это записки старого маразматика, которые никому не нужны.

– Где они сейчас?

– У Базиля. Я пыталась их прочесть, но по-немецки… Поэтому отдала Базилю.

Опять Типограф!

– А он читает по-немецки?

– Да. Он начал читать и сказал, что ерунда. Все-таки жалко, что мы с тобой в разных лагерях. Завтра ты уедешь?

– Да.

– Тебе нужна помощь?

– Нет.

– Подумай.

Я покачал головой.

– Тогда пойди рассчитайся с барменом.

Я все понял. Поднялся, подошел к бару, расплатился. Когда вернулся, Лиды уже не было.

39. Машина подана

Чертовщина какая-то. Пичугин знал, что перевозом статуэтки и записок в Женеву из Браззавиля занимается аппарат ЦК, то есть они представляют какой-то интерес. Но он их спокойно отдает, не пытаясь как-либо использовать. Что должно было произойти, если бы я привез статуэтку в Женеву? Я был обязан положить ее в банк. И не просто в банк, а в банк с сомнительной репутацией. Лиде Пичугин сказал, что весь груз предназначен для какого-то нашего дипломата в Женеве. Странно, но допустим. Когда Москва узнала, что статуэтка исчезла, мне приказали не жалеть денег и найти ее. Про записки ни слова. Значит ли это, что статуэтка – главное, а записки – просто наполнитель? Или они уверены, что бумаги по-прежнему внутри? Уж больно всё не складывается. Если статуэтка предназначается нашему дипломату, почему я должен был положить ее в банк? Скорее всего, из банка ее взял бы кто-то другой. Американский журналист? Маловероятно. Из русских писателей американцы знают только Достоевского, наиболее образованные еще Толстого. Но не Гоголя! Что-то не так. И записки… Что там в них? Типограф сказал, что ерунда. Когда я у него был, он мне ничего о них не говорил. Это понятно. Но теперь расскажет. И отдаст записки.