Что происходило дальше, осмыслению уже не поддавалось. Отдельно, независимо от него пришли в движение руки, он тоже обнял Наташу, ткнулся в нее губами. Ткнулся с закрытыми глазами, никуда не целясь, но угодил ей прямо в губы и, осознав это, едва не задохнулся. Наташа не шелохнулась, словечка не произнесла, только почувствовал он, как, дрогнув, напряглось ее тело. И не понять было, сколько просидели они так, молча, недвижимо, секунды или часы. Наконец она еле слышно сказала:
– Чайник кипит…
И от звуков ее голоса сразу встрепенулась тишина, все вернулось, обрело прежние контуры и краски. Наташа высвободилась из его ослабевших рук, отбросила одеяло, подошла к подоконнику, на котором стояла плитка, сняла с нее чайник, поставила на лежавший рядом асбестовый кружок и застыла у окна, не поворачиваясь к нему. А он неотрывно смотрел на ее худенькую спину в зеленом, мамой связанном свитере, и только сейчас ощутил, как сильно колотится у него сердце. Сильно, часто, горячо. И не верилось, что совсем еще недавно мог он мерзнуть, рук и ног своих не чувствовать.
– Я пойду? – спросил он, ужасаясь тому, что сказал.
– А чай? – не сразу откликнулась она.
– Может, не надо? – Чего бы только ни отдал, чтобы она задержала его, оставила.
Наташа снова чуть помедлила, затем, все так же спиной к нему, хмуро бросила:
– Ладно, иди.
Уже у выхода, тщетно стараясь застегнуть заупрямившиеся пальтовые пуговицы, выдавил из себя:
– Мне еще приходить?
– Приходи. – Целая вечность прошла, пока сказала она это…
* * *
– Долго он будет там возиться? У меня все уже готово. – Он и не заметил, как в комнату вошла жена. Раскрыл глаза, блекло ей улыбнулся:
– Неисповедимы пути Господни.
Она непонимающе вскинула брови:
– Да что с тобой сегодня, Валя? Ты случайно никакую заразу от него не подцепил?
Тут и подоспел Закон, свежий, сияющий, с гладко зализанными мокрыми волосами. Воскобойников нехорошо подумал, что Ленька наверняка воспользовался их щеткой для волос.
– Спасибо, друзья, – проникновенно сказал Ленька. – Прямо как вновь на свет народился! Я там носочки простирнул, повесил, ничего?
– Ничего, – закашлялся вдруг Воскобойников. – Пора нам, однако, и перекусить.
– Чудненько! У меня, по правде сказать, давно уже кишки романсы поют. – Прихватил со стола бутылку и, снова впереди них, двинулся на кухню.
Ленька – Воскобойников не удивился – безошибочно сел на его привычное место за столом и, дождавшись, когда и хозяева усядутся, ловко откупорил бутылку, разлил вино по бокалам:
– Ну, друзья, давайте за встречу. Это ж сколько лет не виделись, кошмар! Будем здоровы! – Залпом выпил, щедро наполнил свою тарелку, смачно зажевал.
Воскобойников сделал всего пару глотков, раздражение против гостя нарастало. Вот же сквалыга! С такой бормотухой заявился, не удосужился приличное вино взять. Пусть даже с деньгами у него туговато. Оля вообще едва пригубила.
– Да вы, я погляжу, трезвенники, – промычал Ленька с набитым ртом. – Как нерусские! А за встречу – святое дело! Это ж…
– Сколько лет не виделись, – закончил вместо него Воскобойников.
– Мама опять звонила, – подала голос Оля. – Совсем ей плохо, «скорую» вызывала. Ждет нас не дождется.
– А что с мамой? – обеспокоился Ленька.
– Сердце у нее, прихватывает часто.
– Тогда надо идти, нет вопросов, – замотал Ленька головой. – Мама – это святое. Да вы за меня не волнуйтесь, успеем еще и навидаться, и наговориться. Идите себе спокойно, я тут и один пока чудненько отдохну, телевизор посмотрю, может, и покемарю немного, в поезде какой сон.
– И Денис тоже звонил, – почти не размыкая губы, продолжила Оля. – Они к нам с ночевкой собираются. Полы лаком вскрыли, запах в квартире невозможный. Вместе с Люсей к нам на пару дней переберутся.
– Я так понимаю, Денис – это сынок ваш, а Люся – внучка?
– Правильно понимаете.
– Чудненько! – обрадовался Ленька. – Хоть познакомлюсь с ними, жалко было бы уехать, не повидавшись. Дети, внуки – это святое. Да вы ешьте, ешьте, чего вы сидите будто в гостях? Фигуры, что ли, после шести блюдете? – И захохотал, довольный шуткой.
– Я, вообще-то, другое блюду, – не отрывая взгляда от своей тарелки, сказала Оля. – Ума не приложу, как размещу их всех троих. Денису придется на полу постелить, на диване им троим не уместиться, Люсенька очень беспокойно спит, разбрасывается. А у меня даже матраса нет, придется одеяло подкладывать, Денису жестко будет. – Со вздохом добавила: – И одеяло-то нужное, что потолще, одно-единственное.
– Это хуже, – опустил вилку Ленька. – Малышка, конечно… А что, разве кресло у вас не раздвижное?
– Нет, не раздвижное.
– Ну, беда не велика, – утешил Ленька. – Вы только не волнуйтесь, я, например, и сидя в кресле чудненько переночевать могу, я ко всему привычный, чего только в жизни не перепадало. Как вспомню… Давай, освежу тебе. – Подлил молчавшему все это время Воскобойникову в бокал, вновь наполнил свой, затуманился. – Все-таки за встречу обязательно всем нужно выпить, святое дело. Это ж сколько лет не виделись…
– Кошмар, – поддакнул Воскобойников.
– Ой, – поднялась Оля, – хорошо, что вспомнила! Куда только положила… Валя, ты должен знать. Извините, Леня, мы вас ненадолго покинем.
– Ничего-ничего, пожалуйста, – извинил Ленька, намазывая маслом хлеб.
В дальней комнате она лишь молча поглядела на него.
– Ну, не знаю! – вскинул плечами Воскобойников. – Но говори ему ты, у меня не получится. Пусть лучше думает, что у меня такая вздорная жена, переживешь. Будем надеяться, мокрые носки, которые в ванной висят, у него не единственные.
– А если все равно не уйдет? С такого станется. Не силой же выпроваживать.
– Ну, не знаю, – повторил он. – Ты ему сказать сумеешь?
– Ничего другого не остается…
– Нашли? – Ленька пополнял свою опустевшую тарелку.
– Нашли. – Оля не села. – Вы извините, Леня, но нам сейчас придется расстаться. Мы с Валей уходим, а вас оставить ночевать мы не сможем при всем желании. Не обижайтесь.
– Ясненько… – медленно протянул Ленька. – Чего мне обижаться, я ко всему привычный. Всё нормально, время нынче другое, люди другие.
– Не обижайся, Ленька, – буркнул и Воскобойников. – Ты ж понимаешь, если бы не обстоятельства…
– Да говорю же, нормально всё. Я вот только доем, вы не против? Полдня по городу, до утра теперь. Я быстро.
