Ань, чего молчишь? Неосторожные шаги юности

© Махлина А.Н., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Глава 1. Тень на румяных щеках

– Почему он смеется?!

– Кажется, его мама тоже.

Первый раз я увидела Диму на поступлении в театральный институт. Это был конец мая, разгар вступительных экзаменов. Каждый год все абитуриенты единой стайкой обивают пороги театральных вузов, мечтая стать студентами заветного актерского отделения.

Я сидела на ступеньках Щукинского училища вместе со своим другом, пытаясь справиться с волнением. Парень, стоявший недалеко от нас, не скрывал своего веселья. Он стоял на бордюре под кроной молодой листвы, смело смотрел на меня и почему-то хохотал.

Мне было не по себе. Но несмотря на это, я успела внимательно разглядеть необычную внешность веселого юноши.

Чернобровый и смуглый, с очерченной линией скул. Пухлое и непослушное тело выдавало в нем недавнего ребенка. Уголки больших карих глаз были опущены вниз, как у Пьеро. Печальный взгляд удивительно сочетался с открытой и радостной улыбкой. Длинные ресницы бросали тень на румяные щеки. В глазах озорство и поволока. А еще я сразу заметила красивые, музыкальные руки.

– Наглый, – проворчала я, поднялась со ступенек и поправила платье.

– Ладно, не обращай внимания. Давай отойдем. – Друг взял меня под руку и отвел за угол здания, повторять прозу.

В следующий раз мы с Димой встретились уже в Щепкинском театральном училище, в июне. Это был конкурс. Я сразу узнала нахала, он меня тоже. Конкурс – это последний этап поступления. Финишная прямая. Тот момент, когда до гордого звания студента остается один шаг. Момент, когда слететь обиднее всего.

Настали часы томительного ожидания. Бесконечные минуты до того, как объявят итоговые результаты.

Все абитуриенты высыпали во дворик. Я нашла место в самом углу; в тени, тишине и спокойствии погрузилась в свои мысли и ждала, ждала, ждала. В это время мой знакомый нахал затеял игру в салочки, громко объявив, что он Олейник, а не Олейников – имя я еще не знала. Многие ребята подключились к игре и стали бегать сломя голову вокруг памятника Щепкину.

Олейник был самым активным. Я бы сказала, гиперактивным. Он носился по двору, громко улюлюкая, размахивая палкой и перепрыгивая урны и скамейки. Вдруг он увидел меня и понесся в моем направлении. Я вся сжалась, не зная, чего ожидать. Он резко остановился возле меня и с серьезным лицом сделал паузу. А потом внезапно скорчил рожу, оттопырил уши, высунул язык и снова убежал. Ну ты вообще, Олейник.

Распахнулись старинные двери училища. Быстрым шагом во двор вышла худенькая, молодая женщина. В ее руках – список. Заветный список поступивших в театральный институт им. М. С. Щепкина.

Толпа абитуриентов плотным кольцом окружила женщину со списком. Парни в выглаженных рубашках, обувь блестит, девушки в нарядных платьях и туфлях на невысоком каблуке.

– Ребята, шаг назад. Чьи фамилии сейчас прозвучат – поздравляю! Вы – студенты нашего института. Остальным спасибо.

Пауза. Тишина. Из окон аудиторий высунулись студенты. Слышно лишь чириканье птиц и шелест листвы. Тяжело, душно. Кто-то закурил. Кажется, еще чуть-чуть – и сердечный приступ.

Женщина объявляет первую фамилию:

– Лукин!

Толпа взрывается радостным гомоном. Лукин вскидывает руки, снимает пиджак и несется вокруг памятника Щепкина со счастливым ревом. Кто-то выкрикивает:

– Первый пошел!..

Женщина продолжает перечислять фамилии. Поступившие рыдают, опускаются на колени, кидаются в объятия друг друга, плачут и смеются.

– Новоявленский, Михайлова, Олейник…

Олейник закидывает в рот сигаретку и с уверенной ухмылкой чиркает о колесико зажигалки. Тяжелые ладони дружески похлопывают его по плечу.

Список подходит к концу.

Остается несколько фамилий.

– Леденцов, Абрамкина, Махлина…

Я окаменела. Не послышалось ли?..

Абрамкина подскакивает ко мне и крепко обнимает. Все словно в замедленной съемке.

– Аня! Мы поступили! Поступили! Веришь, нет?!

Я молчу. Абрамкина трясет меня за плечи:

– Аня, слышишь?! Мы с тобой поступили!!! Будем вместе учиться!

У меня в голове одна мысль: меня выбрали. Щиколотки дрожат, каблучок стучит об асфальт. Уже потом с радостными возгласами я буду теряться в коридорах училища, обзванивая близких.

А сейчас:

– Список завершен. Студенты, за мной. Всем остальным спасибо.

Худенькая женщина толкает тяжелую дверь, приглашая новобранцев за собой. Мы переступаем порог училища в шаге от нового, гордого звания – студенты.

Оставшиеся за чертой ребята растерянно провожают взглядом счастливую толпу. Слететь на конкурсе, в одном шаге от мечты, – горькое разочарование. Двери закрываются. Начинается новая жизнь.

Вечером новоиспеченные студенты курса Виктора Ивановича Коршунова пошли на Трубную улицу отмечать. Я не хотела идти, стеснялась, но ребята настаивали. А еще утром следующего дня с Ленинградского вокзала отправлялся поезд «Москва – Санкт-Петербург».

Я была счастлива поступить в Щепкинское театральное училище. Но мысль сбежать из дома и учиться в Питере меня не покидала. В СПбГАТИ я тоже дошла до финала вступительных экзаменов, оставался последний этап. Поезд отправлялся рано, мне нужно было выспаться.

Когда я оказалась на Трубной, там уже вовсю шло веселье. Мне сразу же налили в пластиковый стакан сладкое вино:

– Залпом два стакана! Штраф за опоздание!

И я выпила. Раньше, самое большее, я делала глоток шампанского на семейном празднике. Голова сразу же пошла кругом. Передо мной стояли два парня: один в розовой футболке, другой в голубой. Кто-то из них был Олейник, но картина мира смазалась, и два радостных лица слились в одно. Кто из них кто, я не понимала.

Вот я стою у дерева, а кто-то признается мне в любви. И наливает еще. И снова признается в любви. Вот я лежу на скамейке, на коленях у однокурсника. Сколько времени? Где мой телефон? Как добраться до дома? Не знаю… Сил думать об этом нет. Хочется спать.

Светало. Открываю глаза, один однокурсник несет меня на руках, другой идет рядом. Узнаю знакомые места: кажется, мы совсем рядом с домом… Ребята догадались позвонить моей маме и узнать адрес. Снова засыпаю. Голова болит.

Слышу мамин голос:

– Спасибо, мальчики.

Меня опускают на землю. Парни прощаются, идут в сторону метро. Мама берет меня под ручки и ведет к подъезду. Едем в лифте:

– Мам, у меня поезд…

– Какой поезд, Анюта! Спать!

Меня ждала свежезастеленная кровать. Графин с водой и кружка на тумбочке. Мама накрыла меня одеялом, и я сразу заснула. Просыпаюсь, чувствую себя плохо…

Мама приносит мне огуречный рассол.

– Мне так плохо…

– Это называется похмелье.

– Кажется, не судьба мне учиться в Питере?..

– Не судьба!

Глава 2. Высокий бородатый боксёр

Первый раз N написал мне в июле, отправил сообщение «ВКонтакте». Поздравил с поступлением и позвал гулять. Я поняла, что это студент Щепки, и согласилась. Он понравился мне по фотографии, до этого я N не видела. А может быть, и видела на поступлении, но не помню.

Мы договорились встретиться у памятника Пушкину. Договориться – легко, а встретиться – страшно.

Наступил день встречи. Я не думала о том, что иду на первое свидание, но готовилась так, словно это было оно. Мне хотелось быть неотразимой! Как назло, на подбородке выскочил прыщ, и я никак не могла его замазать и сделать незаметным. Я долго крутилась перед зеркалом, истерила, смывала макияж, меняла одежду, психовала снова.

Кроме того, что я социофоб, я еще плохо ориентируюсь на местности. Другими словами – топографический кретинизм в острой форме. Выйдя из метро, я поняла, что не соображаю, где находится памятник. И это коренная москвичка! Спросить у прохожего – вариант не для меня.

Звонить N? Нет, это слишком. Напишу смс.

Нашлись. Я увидела N вдалеке и едва справилась с желанием бросить все и рвануть домой. Но было поздно. Я увидела эти огромные голубые глаза и… Мой корабль пошел ко дну.

N купил себе две бутылки пива, и мы пошли в парк.

Он бесконечно курил, казался холодным и недоступным.

Я воспринимала прогулку не как свидание, а как дружеское общение. Подозревала даже, что это задание педагогов: старшекурсников обязали приглашать новеньких гулять, чтобы настраивать на плодотворную учебу.

N задавал много вопросов. Я отвечала. За несколько часов он узнал про меня все, а позже начал рассказывать о себе.

Подумать о том, что этот парень-мечта может стать моим, я не могла. Даже мысль такую было неловко допустить. Куда мне, первокурснице.

Вдруг мне подумалось, что я уже давно надоела N, и он, как интеллигентный человек, не знает, как со мной распрощаться.

– Я, наверно, домой поеду.

– Почему?

– Пора…

– Ты торопишься?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Мама ждет.

– Я тебя провожу.

– Хорошо.

Странное обстоятельство было в тот день. За сутки до встречи с N я завершила романтические отношения с одним парнем. Хорошим, добрым парнем. Между нами, как мне казалось, не было никаких обязательств. Несмотря на это, прервать связь было тяжело.

Мы стояли на лестничной клетке моего дома, и я сказала ему, что нам больше не стоит видеться. С отчаянием он вырвал у меня из рук телефон, прочитал переписку и все понял. Понял, что я иду с кем-то гулять. Из этих сообщений он узнал и место встречи с N. Я попыталась объяснить, что это лишь прогулка, а мы с ним продолжим дружить, как и раньше, давно, когда не перешли границу.

Парень дернулся с места и убежал вниз по лестнице, с девятого этажа, обойдясь без лифта.

Утром он позвонил. Я собиралась на встречу и не хотела брать трубку. Но он звонил снова и снова, и когда я наконец-то ответила на звонок, сообщил, что его забирают в армию. И что нам необходимо встретиться и попрощаться. Я отказывалась, но он напомнил, что знает станцию метро, где я буду через пару часов, и будет там ждать.

И он действительно был там и ждал. Я помню его глубокий, печальный взгляд. Трогательный воротничок рубашки, смешные джинсы. Помню немой вопрос: «Почему?..» Сердце сжималось, но у меня не было ответа. Подъехал поезд. Он зашел в вагон и сказал:

– Двери сейчас закроются. У тебя есть мгновение, чтобы решить, что ты со мной.

Я осталась стоять на перроне. Двери захлопнулись, поезд тронулся.

У меня были догадки, что юноша выдумал эту историю с армией, чтобы как-то отвлечь меня, остановить. Позже я узнала, что так и было.

N купил себе еще пива, и мы поехали домой.

В метро он много молчал и просто смотрел на меня. Я тоже смотрела на него, иногда забывалась, впадала в какой-то транс и не отводила взгляд, словно «ныряла» в человека и что-то про него понимала. Парень задумчиво улыбался.

В вагоне было тесно, много людей и все толкались. N поставил меня в угол у стеклянной двери между вагонами и сказал держаться за его плечо. Я держалась и чувствовала, как он напрягает бицепс.

Отвернувшись, я посмотрела за стеклянные двери примыкающего вагона. И увидела мертвенно-бледное лицо парня, с которым прощалась утром, стоя на перроне.

Мы шли домой от дальней автобусной остановки. N был немного пьян. Вдруг он остановился посреди улицы, обхватил мое лицо руками и поцеловал. Прохожие оборачивались и качали головами.

В тот момент я подумала, что он целуется слюняво, как мопс. А еще, что после такого страстного поцелуя у меня наверняка стерся весь тональный крем с подбородка и мой прыщ выглядит совсем ужасно.

Мы пошли к дому. По дороге N начал расспрашивать о моих прошлых отношениях. Я говорила все честно, как на духу. N нужны были подробности. Мы подошли к подъезду. N свирепел. Я не понимала, почему.

Он сказал:

– Зная это, я не могу с тобой дальше общаться.

Я испугалась. Молча развернулась и пошла домой. Не успела открыть дверь квартиры, N позвонил. Я взяла трубку.

– Извини. Спустись, пожалуйста.

Я снова вызвала лифт и поехала на первый этаж. N ждал меня у входа в подъезд. Когда я вышла, он прижал меня к себе и поцеловал. Потом взял меня за руку и повел. Мы шли в зеленой листве, под окнами моего дома со стороны двора. Останавливались и целовались снова. А потом N попросил мой телефон. Я дала, не понимая зачем. А он взял и позвонил тому парню, про которого я ему рассказывала. Он выражался грубо и нецензурно, но суть разговора была такова:

– Але. Приблизишься к Ане – убью.

Мои чувства были смешанные. Страшно, неизведанно. Меня накрыла нега, тягучая эйфория. В этом было что-то зловещее. Словно болото, которое затягивает в трясину, но если закрыть глаза – тепло, хорошо, мягко.

Я не понимала, что со мной происходит, и думала про себя: как странно… мне не хочется, чтобы все закончилось. Я хочу остаться рядом с этим парнем. С таким сильным, резким и притягательным одновременно. Остаться в этом новом, душном мире, так неожиданно и скоро окутавшем всю меня полностью.

После нашей встречи с N я пришла домой и сказала маме:

– Он высокий бородатый боксер.

И уплыла к себе в комнату.

Информация не исчерпывающая, но мама все про меня поняла.

Скоро мы увиделись снова. Сидели на скамеечке в парке, N пил пиво и приставал. Я отстранилась, вытерла губы и застегнула рубашку. Он сказал:

– Хочу, чтобы ты знала: я очень ревнивый. Очень. Ревнивый.

– Поняла…

А потом я уехала с мамой в Крым. Отдыхать перед учебным годом.

Глава 3. Там вдалеке дельфины. Видишь?

Я была худая и капризная. Вступительные экзамены вымотали меня физически и душевно. Весь отдых мама терпела мои переменчивые настроения и усиленно кормила в местном кафе.

Мне хотелось обратно в Москву, встретиться с N. Все мои мысли были заняты только им, мы бесконечно переписывались. Я получала от него романтические письма и перечитывала их много раз на дню. Никакого дела до южного воздуха, чистого моря и красивых камешков на берегу мне не было. Не хотелось ни загорать, ни купаться.

Я ела в местном кафе, вынужденно читала список литературы к новому учебному году и мечтала о встрече с N. Так проходил мой отдых.

Однажды мама уехала на экскурсию, а меня с собой не взяла. Она очень просила, чтобы я хоть на полчаса вылезла из своего панциря и сходила к морю. Я пообещала.

Дочитав очередную повесть, я надела шляпу с полями, длинную рубашку и отправилась на пляж. Мне не хотелось подходить к воде, и я просто стояла на каком-то каменном островке, опершись на перила, и смотрела за горизонт. Летали и кричали чайки, дети бесились в море, прыгая с надувных матрасов, пахло вареной кукурузой и водорослями.

Вдруг я поняла, что рядом со мной, также опершись на перила, стоит какой-то красивый мальчик лет двенадцати. Загорелый, худенький, с белыми выгоревшими волосами и слишком синими глазами на смуглом лице.

– Смотри, там вдалеке дельфины. Видишь? – спросил он.

– Не вижу… – ответила я.

– Ух, смотри, как выпрыгивают! Да ты не туда смотришь, вон! – Мальчик показал рукой правее.

– И правда!

Мы стояли и смотрели на дельфинов. Потом мальчик повернулся ко мне и сказал:

– Я за тобой уже несколько дней наблюдаю. Ты такая красивая, моя мечта. И волосы мне твои нравятся. Я – Артем. А тебя как зовут?

– Аня.

Артем разжал ладошку, в ней был камешек в виде сердечка. Это было очень трогательно. Я поблагодарила и взяла камешек. Мальчик снова задал вопрос:

– Сколько тебе лет?

– 18.

– Ой, извините. Я думал вам меньше. – Мальчик резко перешел на «вы».

– Ничего страшного! – улыбнулась я.

– Тогда у нас вряд ли что-то получится?

Я не знала, что на это ответить, и перевела разговор на другую тему:

– С кем ты отдыхаешь?

– С братом и его женой. Вон они, внизу. Жена беременна, поэтому я расчистил вход в воду от камней, чтобы ей было удобно заходить. Вы тоже можете пользоваться.

– Спасибо.

– Пойдем, познакомлю тебя. – Мальчик снова перешел на «ты».

Мне было неловко отказать и пришлось идти знакомиться. Увидев меня, молодые приветливые ребята добродушно улыбаясь, протянули руки для рукопожатий.

С отдыха я привезла несколько камней в виде сердечек.

Глава 4. Дядечка

Вернувшись, я сразу встретилась с N. Разлука сделала из нас героев любовного романа, жаждущих встречи так, словно прошло не десять дней, а целая вечность.

Если до моего отъезда N умел казаться жестким и недоступным, то сейчас он стал совсем другим: трогательным и наивным. Этот контраст сводил меня с ума. N смотрел на меня восторженно и вопросительно, обращался трепетно и нежно, словно боялся спугнуть. Сколько бы часов мы ни проводили вместе, гуляя по паркам, нам было мало.

И тогда мы решили уехать. Туда, где сможем быть вместе сутки напролет. Мы поехали на дачу к моей бабушке.

Наш роман стремительно набирал скорость.

Мы собрали вещи, сели на электричку и через час были в Подмосковье. В магазине у станции купили бутылку вина и пошли к дому.

Путь до места лежал вдоль рельсов. Душный летний воздух пах железной дорогой, мелкие мошки то и дело залетали в глаза и нос, провода потрескивали. Мою маленькую руку крепко сжимала большая теплая рука. Мир казался камерным и безопасным.

Вдруг я одернула N и потянула за локоть. Он послушно остановился. Я взяла его за плечи и развернула к себе лицом. Нырнув в его огромные голубые глазищи, я замерла. Мне нужно было смотреть и смотреть, не шелохнувшись, долго, минуту за минутой. N наклонился ко мне для поцелуя, но я отстранила его.

– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он.

– Изучаю.

– Ты что-то поняла?

– Да. Я поняла, что ты дядечка.

N улыбнулся:

– Хорошо. Я твой дядечка.

С тех пор я называла его так.

Дядечка.

Наша поездка на дачу была омрачена тем, что в первый же вечер я отравилась вином, купленным на станции. N видел меня не в лучшем виде – слабой и беспомощной. Мне было неловко. Я даже просила его уехать, но он не хотел об этом слышать и оставался рядом.

Я приходила в себя, много лежала. Постепенно шла на поправку и стала выходить из дома, гуляя по саду. Пока я болела, N успел расположить к себе мою бабушку, выполняя ее дачные поручения.

Сначала бабушка отнеслась к N настороженно, но теперь души в нем не чаяла. Он покорил ее трогательной заботой обо мне и безотказностью в исполнении просьб.

Вечером мы закрывались на чердаке. Это было место наших тайн. Мы лежали на старой двуспальной кровати и молчали. Сердца ликовали от близости и нежности, существовавшей между нами. Его волосы пропахли дымом и костром, я любила зарыться в них и вдыхать этот летний запах вперемешку с фруктовым шампунем.

Странно, но мы почти не называли друг друга по имени. Он называл меня малышкой. Я его дядечкой. Однажды он встревоженно сел на кровати, опустил голову и закрыл лицо руками.

– Что с тобой, дядечка?..

N молчал. Я села рядом, осторожно отняла руки от лица… И увидела, что он тихо плачет. Мне стало невыносимо тоскливо. Я не могла спокойно смотреть на это и закричала:

– Дядечка, не молчи! Ты пугаешь меня! Скажи, что случилось?

N прижал меня к себе. А потом целовал мои руки, смотрел как-то странно, будто испуганно. Я не понимала… Он хотел что-то сказать, но не мог. Начинал, но прерывался и снова целовал. Это было похоже на приступ.

Он остановился и шепотом сказал:

– Я боюсь…

– Чего?..

– Я боюсь, что ты уйдешь от меня.

N положил голову мне на колени, я гладила его волосы и шептала:

– Никогда, что ты. Никогда, дядечка…

N не соврал, говоря о том, что очень ревнивый. И с каждым днем я все больше в этом убеждалась. Я должна была принадлежать ему и только ему. И поначалу мне это нравилось.

Как-то вдруг пароли от моих социальных сетей и личные переписки стали доступны нам обоим. N контролировал все мои звонки и сообщения. Его ревность была в высшей степени необоснованна.

Первыми в немилость N попали мои немногочисленные друзья мужского пола. Доступ к общению с ними был закрыт. Если это я еще могла объяснить, то недоверия к моей единственной близкой подруге понять не могла. Он не хотел, чтобы мы дружили. Надо понимать, что моя подруга – совершенно безобидное существо. Позже N стал ревновать меня и к моей собственной семье.

Учебный год еще не начался, а без того узкий круг общения уже был сведен до минимума.

N ревновал болезненно, жгуче. Часто спрашивал:

– Ты моя?

И я из раза в раз терпеливо повторяла:

– Твоя.

Я была предана этому мужчине всем своим существом.

Такие строгие ограничения в общении приводили меня в недоумение. У меня и так не было потребности в дополнительных контактах и новых знакомствах, не говоря о тусовках и вечеринках. До них мне вовсе не было дела.

А еще N мечтал, чтобы я набила татуировку с его именем у себя на запястье.

Мне казалось, что рядом со мной у N получится победить это неприятное и мучительное для нас обоих свойство его характера. Я верила, что смогу поселить в его сердце уверенность в моей верности. Просто нужно время.

Глава 5. Крабовые палочки с майонезом

Август. Моя подруга Кира зовет меня в гости. Так вышло, что она совсем одна в незнакомой квартире, которую снимает у какого-то байкера. Мы давно не виделись и соскучились. N трудно принять, что я могу соскучиться по кому-то, кроме него. Он запрещает мне ехать, и мы сильно ссоримся. Шантажирует меня и говорит гадости:

– Знаю я таких подружек! Напьетесь, потом к вам зайдет какой-нибудь байкер и хей-хей, вечеринка удалась.

– Да что ты такое говоришь…

– Поедешь, обо мне забудь.

– Поеду. Но о тебе не забуду.

Я пытаюсь сохранять спокойствие и продолжаю собираться.

– Чего тебе не хватает, скажи?! – кричит N.

– Мне всего хватает. Я просто хочу пойти к подруге, мы давно не виделись. Мы просто тихо посидим вдвоем, и утром я приеду.

– На хрена оставаться на ночь?!

– У нас так еще со школы принято. Хорошо, в этот раз я не останусь и приеду вечером, чтобы ты не волновался.

– Мне нужна та, которая будет меня любить и не будет врать.

– Ты меня нашел.

– Ты делаешь мне больно. Я не могу тебя отпустить.

N начинает часто дышать.

– Кажется, начинается… – говорит он сдавленным шепотом.

– Что начинается?

– Паническая атака.

Всегда, когда N запрещал мне куда-то идти, а я не слушалась, он выдумывал болезнь. Он мог силой мысли поднять себе температуру, вызвать отравление, паническую атаку, однажды я даже поверила, что у него свинка.

В тот день у подруги я все-таки оказалась.

N понял, что дома я не останусь. Он проводил меня до самого подъезда, и ближе к вечеру я была у Киры.

Она ждала меня в старой квартирке на окраине Москвы. Маленькая кухня, желтые стены, одинокий диван. Ужином были крабовые палочки с майонезом и сладкий чай. Мы нашли несколько картошин, сварили их и ели с солью. Не изыски, но нам было вкусно.

Из старенького радио с шипением доносились слова песни группы «Фактор-2»: «И вообще, что ты делаешь и что ты вытворяешь…»

Мы болтали, хохотали. Прошло пару часов, как на улице кто-то заорал:

– Малыш! Малыш, выходи!

Под окнами стоял N. Мне показалось, что он пьян. Все это время он ошивался где-то рядом.

Я рассердилась. Мне было неловко перед подругой, я не хотела, чтобы она стала свидетелем конфликта.

N продолжать кричать. Звать его к нам? Когда он пьян, то становится агрессивным и непредсказуемым. Спуститься? Поеду домой… Игнорировать? Соседи вызовут милицию. Я вышла во двор, надеясь договориться с парнем.

У N были пьяные глаза. Они всегда сразу выдавали его даже после бутылки пива. Я примерно понимала, сколько он выпил.

N стал меня целовать, а я не люблю эти пьяные поцелуи… Я брезгливо оттолкнула его и вытерла рот.

– Противно тебе, да? Скажи, противно?!

– Мне неприятно, что ты все это время караулил меня у дома, как будто подозревал. И мне неприятно, что ты перебрал.

– Я понял. Дай мне пять минут, и я буду трезвый как стеклышко.

N стал приседать, отжиматься и с рычанием носиться по детской площадке. Из окон выглядывали люди. Кто-то крикнул:

– Але, потише будь!

N легко свирепел. Для драки нужен был только повод. Он остановился, поправил куртку и подошел к окну.

– Не надо, N…

– Ты че, попутал, дядя?!

Кричащий мужчина в майке-алкоголичке молча закрыл окно и исчез. Я испугалась, что он сейчас выйдет разбираться с N и будет драка. Нет. Мужик просто удалился спать.