Cудьба и долг

ГЛАВА ПЕРВАЯ

НЕЗНАКОМЕЦ

В конце июня 1625 года, по дороге, ведущей из Кастелламмаре в сторону Палермо, верхом двигались два всадника.

Один из них, высокий, худощавый мужчина средних лет, одетый в обычный камзол для дальних путешествий, восседал на превосходном испанском жеребце благородных кровей.

Другой, одетый попроще, держался чуть позади. Лошадь его ничем примечательным не выделялась. Поперёк седла у него были перекинуты седельные сумки, в кобурах торчали рукояти пистолетов, а сзади, к седлу, был приторочен мушкет. В поводу он вёл осла, нагруженного припасами.

Они выехали из Кастелламмаре ещё до рассвета, а сейчас солнце приближалось к полудню. И люди и лошади устали от зноя и долгого пути.

– Господин, пора дать отдых лошадям, да и нам, не мешало бы, подкрепиться – сказал второй всадник.

– Потерпи Буше, осталось не долго, похоже, мы уже почти у цели.

Буше, который не любил верховую езду, а предпочитал под ногами твёрдую землю или раскачивающуюся палубу корабля, с сожалением вздохнул.

Проехав ещё с пол лье, за поворотом дороги, они увидели стоявший на холме замок.

Это был один из тех замков, которые в XI–XII веках возводили на Сицилии норманны. Замок был построен в отличном месте, на господствующей над всей местностью высоте. Дорога и прилегающие окрестности лежали перед замком как на ладони. Когда-то, все прилегающие к высоте деревья были вырублены для улучшения обзора, но сейчас видны были следы запустения. Местность перед замком и склоны высоты поросли густыми зарослями кустарника и молодыми деревьями.

Да, со времён нормандского дворянина Роберта Отвиля, ставшего в 1059 году герцогом Сицилии, и его младшего брата Рожера – великого графа Сицилии, множество нормандских рыцарей осело на Сицилии, завоевав эту землю своей доблестью, отвагой и кровью.

Свернув на ведущую к замку дорогу, всадники шагом поехали по ней, постепенно поднимаясь в гору. Приблизившись, всадник на испанском жеребце увидел, что фортификационные и оборонительные сооружения замка оставляют желать лучшего. Крепостной ров высох и местами обвалился, подъёмный мост видимо был сломан, и лежал переброшенный через ров, ворота отсутствовали, стена замка, также местам обвалилась, а кое-где в ней зияли проломы.

Шагов за тридцать от ворот замка всадники были остановлены выстрелом, раздавшимся из бойницы одной из башен. Пуля с противным звуком расплющилась о большой придорожный камень. Первый всадник остановил свою лошадь, а Буше, напротив, послав своего коня скачком вперёд, прикрыл собой своего господина.

Из башни замка, молодой, звонкий, юношеский голос прокричал:

– Кто вы, и что здесь делаете?

Всадник на испанском жеребце, тронув своего коня, выехал первым, и прокричал в ответ:

– Я граф де Шаньи. А это мой слуга Буше. Я ищу Александра де Бриана. У меня есть сведения о его отце.

Видимо в башне замка возникло замешательство, вероятно там совещались. Но вскоре, тот же юношеский голос, прокричал:

– Хорошо. Въезжайте во двор.

Всадники, тронув своих коней, шагом преодолели расстояние до ворот и въехали во двор замка.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ВСТРЕЧА

Во дворе замка они спешились. Буше вопросительно посмотрел на графа, Шаньи отрицательно повёл головой.

На пороге одной из надвратных башен, стоял мальчик лет 15–16. На бедре у него висела шпага, а за пояс были заткнуты два пистолета.

– Я Александр де Бриан. Если вы прибыли с добрыми намерениями, то прошу вас, входите.

И молодой человек посторонился, давая возможность приезжим войти. Он не сводил настороженного взгляда с незнакомцев, ловя их взгляды, движения рук, походку.

– Буше, останься здесь, и присмотри за лошадьми.

И обращаясь к юноше:

– Рад вас приветствовать, господин де Бриан.

И отвесив галантный поклон, граф де Шаньи вошёл в дверь.

Поднявшись по лестнице, Шаньи оказался в полукруглой комнате, в которой когда-то, в лучшие времена, наверно находилась комната отдыха стражи. Теперь в ней каменные стены комнаты были завешаны гобеленами и коврами, на которых висела коллекция оружия – топоры, мечи, сабли, секиры, щиты и многое другое, посередине стоял стол и несколько стульев, со сваленными на них в беспорядке шпагами, кинжалами, пистолетами, рожками с порохом, пулями. К бойницам башни были прислонены мушкеты и карабины. Вдоль одной из стен находилось нечто подобное кровати, сооружённое из грубо сколоченных досок. Возле другой стены стоял резьбовой дубовый шкаф для посуды, в котором были серебряные кубки и блюда.

Определённо, в этой комнате роскошь, соседствовала с бедностью.

Де Бриан неотступно шёл следом, и когда Шаньи, бегло осмотрев комнату резко повернулся, он остановился, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Присаживайтесь. Позвольте предложить вам вина с дороги, по вам видно, что вы проделали долгий путь и наверняка устали.

– Благодарю. Это было бы великолепно.

И пройдя в комнату, Шаньи сел на один из стульев. Де Бриан взял левой рукой стоявший у стены кувшин, и подойдя к столу, наполнил вином один из стоявших на столе серебряных кубков, не сводя настороженного взгляда с приезжего.

– Прошу вас.

– Спасибо, юноша.

Взяв чашу, Шаньи пригубил немного вина.

Соблюдая все правила этикета и приличия, де Бриан и де Шаньи, не начинали прямого разговора, выжидая. Хотя молодому человеку, и не терпелось узнать те новости, которые собирался поведать ему граф.

– Не плохое вино. Видимо здесь, под щедрым солнцем Сицилии, вызревает хороший виноград.

Де Бриан не ответил. Он только кивком головы дал понять, что принимает благодарность. Он пристально рассматривал графа де Шаньи, стараясь по его лицу, одежде, манере поведения, повадкам, определить, что это за человек, род его занятий и какие известия он привёз об его отце. От его взгляда не ускользнуло, что лицо графа загорелое и обветренное, как у человека, который долго, или может быть, часто путешествует. На левой щеке имелся шрам, в виде буквы V.Чёрные с проседью волосы, усы, небольшая бородка клинышком.

Манеры, выдавали в нём человека из высшего общества, аристократа до мозга костей. Его камзол, богатый, из хорошего сукна, но без всяких излишеств, великолепный испанский жеребец, на котором он прибыл, расшитая золотом перевязь, говорили о состоятельности владельца. Но было, что-то в его облике, что вызывало настороженность и опасение. Может быть взгляд его серо-зелёных, с оттенком свинца глаз – холодный и проницательный, может быть то, как он сидел на стуле – свободно, непринуждённо, но в тоже время, казалось готовый вскочить при малейшей опасности, выхватить свою рапиру и… Опасность и угроза, ужас и страх, исходили от этого человека.

Де Шаньи также рассматривал юношу. Он увидел, что юноша, хорошо развит физически, широк в плечах, узок в бёдрах, высок, хотя его фигура ещё не окончательно сформировалась, но было видно, что очень скоро, девушки и дамы, будут томно вздыхать при виде его. Образ дополняли длинные светлые волосы, что говорило о нормандской крови в его жилах, карие глаза и средиземноморская загорелая кожа.

Молчание затягивалось. Первым не выдержал де Бриан.

– Вы говорили, что у вас, есть сведения о моём отце?

Граф кивнул головой, встал и сказал:

– Да. Правда, не утешительные. Ваш отец, Генрих де Бриан, умер.

Всё то время, которое прошло с тех пор, когда Шаньи решил разыскать мальчика и сказать ему о смерти его отца, он всё думал, как он это сделает, какими словами, и решил, что будет действовать по обстоятельствам, сначала посмотрит на него, попытается его понять, а потом подберёт нужные действия и слова. Увидев, что перед ним сильный и смелый молодой человек, мальчик-воин, хотя, какой к чёрту мальчик, если ему, по всей видимости, с оружием в руках, приходится защищать свою жизнь и отстаивать честь, Шаньи решил говорить без всяких предисловий и экивоков, прямо так, как оно есть, и он увидел, что не ошибся.

Де Бриан, практически ничем не выдал обуревавших его чувств, только немного вздрогнул, опустил глаза к полу, лицо его побледнело. Немного времени спустя, он спросил:

– Как, когда и где он умер?

Шаньи многое бы мог рассказать о том – как, когда и где умер старший де Бриан, многое поведать о его жизни, но сейчас, ещё не пришло время. И Шаньи молил Бога, чтобы это время вообще никогда бы не пришло.

– Я не знаю ответов на ваши вопросы. Просто ранней весной этого года, в мой дом в Париже принесли ларец, в котором находилось письмо вашего отца, его завещание, небольшая сумма денег и письмо мне, в котором он написал, как и где вас найти, а также попросил, чтобы я оказал вам всякое содействие и помощь, и позаботился о вас. Дело в том, что я и ваш отец были друзьями. И мы давно ещё оговорили, что если с одним из нас, что-то случится, то он сообщит другому, по известным нам двоим адресам.

Де Бриан выслушав Шаньи, спросил:

– Эти бумаги при вас?

– Да, вот они.

Шаньи расстегнул небольшую, висевшую у него на поясе сумку, и достал бумаги.

– Вы извините, дорогой Александр, но прежде чем передать вам эти бумаги, я должен удостовериться, что вы действительно барон де Бриан.

– Что? Да как вы смеете!

Бриан вспыхнул, это было видно, даже несмотря на загар на его лице, правой рукой схватился за эфес шпаги, а левой, попытался вытащить из-за пояса пистолет.

Шаньи, в миролюбивом жесте поднял вверх обе руки, и улыбаясь крикнул:

– Стойте, стойте! Это пожелание или если хотите просьба вашего отца. Да, я вижу, что вы очень похожи на вашу маму, у вас её глаза, характер, уж точно отцовский, такой же взрывной и вспыльчивый, также, я обратил внимание на ваш перстень, с гербом рода Брианов, и на вашу фамильную шпагу. Ведь её вам оставил ваш отец?

Де Бриан кивнул.

– Тогда на ней должна быть надпись. Ведь так? Что на ней написано?

– Омне Датум Оптимум[1].

– Великолепно. А теперь скажите те слова, которые сказал вам ваш отец перед отъездом и просил запомнить.

– Долг – превыше всего.

После этих слов, Шаньи передал бумаги Бриану.

– Здесь всё, кроме письма ко мне.

Александр взял бумаги, внимательно их рассмотрел, обратил внимание на печать и отошёл поближе к окну, чтобы их прочесть.

«Мой дорогой Александр.

Если вы сейчас читаете это письмо, то произошло самое худшее, что могло произойти, меня уже нет в живых. Прошу вас простить меня, что оставляю вас так рано, но – долг превыше всего. Теперь вы наследник и продолжатель дела де Брианов. Теперь, будущее нашего рода, зависит только от вас. Прошу запомнить ещё одно – нет ничего страшнее самого страха.

Это письмо вам вручит мой друг – Шарль де Морон граф де Шаньи, доверяйте ему, а в случае нужды смело к нему обращайтесь, он поможет и позаботится о вас.

Ещё раз прошу меня простить. Прощайте, мой дорогой и любимый Александр.

Ваш отец Генрих де Бриан.

Венеция. Гостиница «Леоне Бьянко». Ноябрь 1624 года».

Среди других бумаг находилось завещание барона Генриха де Бриана, заверенное ещё 15 мая 1610 года, в котором титул, замок и земли передавались Александру де Бриану, купчая на замок и вексель на две тысячи ливров.

– Прошу извинить меня, за недоверие к вам. Вы друг моего отца и выполнили его последнюю просьбу. Но у меня, есть к вам несколько вопросов.

– Александр, я постараюсь ответить на ваши вопросы. Но дело в том, что мы выехали рано утром, ещё до рассвета, а сейчас, время перевалило за полдень, и не мешало бы нам, подкрепится. А, как вы на это смотрите?

– О, прошу простить меня дорогой граф… Но понимаете нам…у нас…видите ли мне…нечего предложить вам кроме хлеба, сыра, луковицы и вина, – запинаясь и краснея, произнёс де Бриан.

– Вам нечего стыдится, – назидательным, наставническим голосом сказал Шаньи, – бедность не порок. Бедным быть не стыдно, стыдно быть дешёвым. Отправляясь сегодня в дорогу, я наказал Буше основательно запастись провизией. Мало ли, как могли обернуться наши поиски, вдруг бы вас, не оказалось в замке? Я сейчас прикажу Буше достать всё, и клянусь Кровью Христовой, мы славно пообедаем! – уже весело, с улыбкой закончил он.

– Благодарю вас, граф.

– Ах, оставьте, это всё пустое. Вы сын моего единственного верного друга. И прошу вас, располагать мною.

Выйдя из башни граф направился к Буше, который удобно расположился в тени одной из стен замка, рядом с ним были привязаны и лошади. Шаньи обратил внимание, что Буше приготовил мушкет, который был прислонён к стене, и по бокам от него лежали пистолеты.

– Молодец, Буше. Приготовился к обороне?

– Не нравиться мне это место, господин граф. Мрачное оно какое-то и унылое. Я тут прогулялся по замку, так вот там у них, за колодцем, целое кладбище. И могилы все свежие. Поветрие у них здесь какое, или ещё чего…

– Скоро узнаем. Лошадей накормил, напоил? Тогда, бери все продукты и неси в башню, будешь прислуживать нам за обедом. После, пообедаешь сам.

Взойдя на крыльцо башни, граф де Шаньи внимательно осмотрел замок.

– Да, похоже, что я прибыл вовремя.

Когда Шаньи вышел, в комнате, кто-то едва слышно, шёпотом сказал:

– Господин барон, я знаю этого человека, слышал о нём. Он действительно друг вашего отца, был… Но ради Всех Святых, остерегайтесь его, он очень опасный человек.

Бриан выслушав, кивнул головой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЗНАКОМСТВО

Буше постарался на славу, на столе с которого было убрано оружие, и который по случаю приезда гостей был застелен скатертью, появились пара жаренных кур, несколько видов паштетов, различные колбасы, овощи, зелень, хлеб, сыр, вино.

Прежде чем сесть за стол и приступить к обеду, де Бриан обратился к де Шаньи:

– Граф, в этой комнате присутствует ещё один человек. Это мой друг, даже больше чем друг, мой наставник и учитель, и я не могу сесть за стол, зная…ну, вы, понимаете…

Шаньи, который, уже только при входе в комнату, ощутил присутствие кого-то ещё, сразу обратил внимание на два кубка, стоявших на столе, и на слова Александра, когда он пробовал оправдаться по поводу скудного обеда, типа: нам, у нас – сейчас, якобы удивлённо сказал:

– Вот как? И где же он?

– Он здесь, в нише за одним из ковров. Наблюдает за вами.

Буше при этих словах напрягся, и стал настороженно оглядывать комнату.

– Я понимаю ваше благородство юноша. Пусть ваш компаньон выходит, наверное, он уже смог убедиться, что я не причиню вам вреда.

Довольный де Бриан сказал:

– Педро, выходи к нам.

Угол одного из ковров откинулся в сторону и в комнате появился мужчина. Его морщинистое лицо, седые, коротко стриженные волосы, седая борода, наводили на мысль, что ему уже порядочно лет, но вся его просто огромная фигура, исходившая от него мощь и сила, какая-то опасность, сводили на нет все визуальные впечатления от его возраста.

– Граф, позвольте вам представить, мой наставник – Педро Вильча.

Шаньи, который из-за недостаточного освещения в комнате, не смог сразу разглядеть лица появившегося здоровяка, при словах де Бриана, не то, что был удивлён, он был поражён, ошарашен, ошеломлён, но не подал вида, хотя его мысли летали быстрее молнии: «Вот это да, старина Педро Вильча здесь, или как его ещё называют – Педро Петриналь[2]. Интересно, сколько ему лет? Ведь он настоящая легенда. Когда-то был… Хотя, профессионалы его уровня, наверное, никогда не стареют. Да, с ним надо быть настороже. Ха, собрат по ремеслу! Он меня знает? Что он слышал обо мне? Может ему, что-то рассказывал Генрих?»

В ответ на слова Бриана, граф сухо поклонился. Он и Педро заинтересованно рассматривали друг друга. Де Бриан, на правах хозяина, произнёс:

– Прошу к столу, граф.

После обеда, когда Буше прибирал на столе, Педро сидел на стуле в углу комнаты осматривая через бойницу окрестности замка, Шаньи обратился к Бриану:

– Ну, Александр, вы хотели задать мне вопросы, наверное, которые касаются вашего отца? Я готов на них ответить, в меру своих знаний. Мы расстались с вашим отцом в 1617 году, в Париже. И я не знаю, чем он занимался эти последние годы.

Бриан сразу спросил:

– Вы говорили, что я похож на свою маму, вы её знали?

– Да. Конечно, я очень хорошо знал вашу маму.

Шаньи ответил может быть чересчур поспешно, но де Бриан не обратил на это внимание, он ждал продолжения, но его не последовало.

– Она умерла, практически сразу после моего рождения, я её вообще не знаю. Отец, после её смерти, купил этот замок, он говорил, что это наше родовое гнездо, что этот замок построен первым де Брианом, нормандским дворянином, который за верную службу получил эти земли от Рожера Отвиля, Великого графа Сицилии. На приобретение этого замка ушли почти все его сбережения, он пытался отремонтировать его, придать ему более ухоженный вид, нанял крестьян, которые возделывали наши поля и виноградники, и служили нам, это приносило определённый доход, отец нанял мастеровых, которые привели в порядок внутренние комнаты замка. Но всё изменилось в начале лета 1617 года. К нам в замок, поздней ночью, приехали какие-то люди, они о чём-то долго говорили с отцом и этой же ночью уехали. На следующее утро отец собрался в дорогу, оседлал коня, подозвал меня и сказал, что он должен уехать, может быть надолго, что за мной присмотрит Педро, напоследок сказал, что долг превыше всего и уехал. Больше я его не видел. Пару раз, за все эти годы, нам передавали письма от него. В них он писал, что занят какими-то поисками, что ищет человека, что поиски затягиваются, но он надеется, скоро вернуться домой.

Так я и вырос, не зная матери, и практически не видя своего отца.

Броня, в которую де Бриан заковал сегодня своё сердце, дала трещину, он сжал кулаки, опустил голову, а в глазах его стояли слёзы. Через некоторое время, тихим, едва слышным голосом, не поднимая головы, он произнёс: