Если голоса, неутомимо звучащие в голове, считать признаком безумия, то я был стопроцентным безумцем. Кроткий голос Ангела в моей голове перемежался с тысячами реплик этих мерзопакостных тварей, которые никак не хотели расставаться со своей властью над людьми и не могли позволить мне встать у них на пути.
Но ко всем этим голосам примешался ещё один. То был голос Последнего Пророка, или Глаголющего, как его называл Ангел, который пророчил и пророчил. Насколько я понимаю, делал он это для одного меня.
Я стал прислушиваться к голосу и к тому, что он изрекал, и начал находить в этом определённое успокоение. О, нет, я так и не смог заснуть, но, по крайней мере, я перестал опасаться, что мною завладеют рогатые создания тьмы с трезубцами.
Они всё же довлели надо мной и мешали, как могли. Иной раз я хотел кому-нибудь рассказать о том, что услышал от Последнего Пророка, но мог только открывать рот, как это делает неразумная рыбёха, оказавшись на берегу, а сказать ничего не мог. Они не давали мне говорить, иначе люди уже давно обо всём узнали бы. Однако я должен был донести Слово… но как? Я решил, что моя задача заключается в том, чтобы рассказать всё хотя бы одному человеку, который, в свою очередь, поделится этим со всеми остальными.
«Придёт большая беда, – говорил мне Последний Пророк. – Она случится для того, чтобы каждый мог осознать, для чего она, и почему эта беда затронула именно его. Она коснётся всех, и тогда ещё можно будет повернуть на правильный путь и найти спасение. Необходимо только осознать. Уйдёт Вестник, убьют Глаголющего, и вот тогда уже поздно будет что-либо предпринимать. Если это случится, Великая Тьма накроет землю на короткий срок, и явится людям Знамение в виде двух комет, следы которых крестообразно пересекутся в небе. Это будет конец. Знай, что, коли это произойдёт, то холод и голод обрушатся на человечество до самого Судного дня. Все взмолятся о прощении, но грозно будут смотреть на них пустые глазницы Глаголющего, подчёркивая их виновность. Сейчас завершается первый этап – ещё не поздно всем образумиться. Если человечество упустит этот шанс, то муки адовы для него неизбежны, как неизбежна смерть без воды».
Я слушал и слушал, не зная даже, сколько времени провожу за этим занятием. Время стало не столь важным фактором, ведь я в какой-то мере нашёл, что искал. Однако, несмотря на это, я всё ещё продолжал поиски Последнего Пророка, забыв даже о пламенном трезубце, разъедающем меня изнутри.
Всё шло своим чередом, пока я не обнаружил, что голоса тёмных созданий затихли. Более того, они и сами стали исчезать. Вместо них и на их месте стало формироваться что-то иное, более страшное, чем все эти создания вместе взятые.
* * *
Коля задумчиво разглядывал потолок третьей палаты. Вопрос Актакова встал у него поперёк горла. Такого поворота событий он не ожидал, а потому удар пришёлся в незащищённое место.
Иван Фёдорович не понял природы всех этих событий, и ему претила мысль, что он глубоко ранил своего пациента. Впрочем, он уже давно перестал относиться к Коле, как к пациенту или же, как к больному, но тешил себя мыслью, что это не так. Его уже не удивляли те резкие перемены, произошедшие с новичком за последние десять минут.
Его уже вообще ничего не удивляло, хотя, по идее, должно было, ведь он сам словно погрузился в туман нереальности. Он уже не тянулся к серому и напряжённому утру, а расслаблялся в приливе странного состояния, накатывавшего на него каждый миг всё более мощными волнами.
Наконец, Коля оторвался от созерцания потолка и, в который раз, посмотрел Актакову в глаза. Теперь его взгляд был изучающим, словно он оценивал предполагаемого противника.
– Я попал сюда из-за них, – сдержанно ответил Коля.
– Из-за кого из-за «них»? – поинтересовался Актаков, стараясь заставить свой голос не дрожать, что у него почти получалось. А вот поджилки так и не успокаивались, и дрожали, что осенние листья на промозглом ветру.
Снова пауза. Актаков знал, что задаёт Коле очень неудобные вопросы, но, в конце концов, ему же надо составить историю болезни, чтобы отчитаться перед главврачом.
«Буйный». Если б он понимал, в какой мере, то вызвал бы быков-санитаров, дабы утихомирили разбушевавшееся чудовище. Но Актаков не понимал и оказался не готов к тому, что стул, на котором он сидел, поднялся в воздух и понёсся к противоположной стене. В то время он продолжал сидеть на этом стуле, почти не успев испугаться.
Страх принёс сокрушительный удар об стену, от которого в голове Актакова что-то хрустнуло.
– Я слышал его! – кричало разгневанное существо, стоящее теперь там, где только что находился тихий и спокойный Коля. – Вестник уйдёт, Глаголющего убьют…
Актаков очень вовремя заметил, что монстр работает не только языком. Сквозь тёмную пелену, застилающую его глаза, он увидел, как тот с неожиданной лёгкостью подхватил кровать, на которой только что лежал, и запустил ею во врача.
Иван Фёдорович увернулся. Он так и не понял, как ему это удалось, но не стал терять времени, чтобы радоваться по этому поводу. Он моментально вскочил на ноги и в ужасе кинулся к спасительной двери.
– И будет затмение, – кричало разгневанное исчадье ада, – а после крест огненный, который будет торчать из наших могил!
Актаков ретировался из палаты и держал дверь обоими руками, чтобы не дать Коле выскочить из замкнутого пространства.
– Санитары! – крикнул он, что было сил.
Минут через десять всё было кончено: койка водворена на место, спелёнатый, как младенец, Коля крепко-накрепко к ней привязан.
– Фу-уф-ф, – выдохнул Актаков, вытирая тыльной стороной ладони испарину со лба. – Ну и денёк! Буйный, – он кивнул в сторону палаты.
– Да уж, – согласилась Лена. – Кстати, Иван Фёдорович, он, когда поступил, тоже так…
– Что «тоже»? – поинтересовался врач. – Кричал, что пророк, и всё такое?
– Ну да. Пророк, человечество в опасности, спасение…
– Представляю, – и Актаков пошагал по коридору, направляясь к своему кабинету.
Два различных озарения пришли к нему одновременно. Во-первых, – он понял, что Лена ещё не всё сказала, и повернулся к ней лицом. Второе было гораздо более глубокое и многоплановое. Эта конкретная тема, касающаяся Последнего Пророка, будто бы будила скрытые возможности души.
Между ним и Леной на мгновение установилась связь, как произошло при начале разговора с Колей. Они могли бы понять друг друга без слов, но что-то мешало это сделать.
Лена смотрела на Ивана Фёдоровича широко раскрытыми глазами. Она чувствовала всё то же самое, что и он, а, может, даже и больше, так как раньше познакомилась с Колей. Теперь ей было нужно хоть какое-нибудь подтверждение, что он её понимает.
– Так всё и есть, правда? – проговорила она, заглядывая ему в глаза.
Но за миг до этого Иван Фёдорович стал прежним Актаковым, чуждым всякой возвышенности.
– Параноидальная шизофрения, – вынес он диагноз.
Медсестра почувствовала, что её вопрос, словно натолкнулся на непреодолимое препятствие, коим являлось обычное состояние врача Актакова. Ей нужно было как-то оправдаться. Может, сказать, думала она, что не верит в этот бред; или нечто подобное, но на ум ничего не приходило.
Связь между ней и Актаковым прервалась раньше, чем она испытала шок, поэтому он ничего не заметил, а отвернулся и не спеша удалился к себе в кабинет.
Сидя на стуле у своего рабочего стола, Иван Фёдорович пытался примирить в себе две враждующие стороны. Одна из них твёрдо уверилась в вынесенном только что диагнозе. Она была сильна и не сомневалась в своей правоте. Другая попискивала тихим мышиным голоском. Она вторила крикам Коли, доносившимся даже сюда, и убеждала Актакова помочь тому спасти человечество, пока не поздно.
«Спасти человечество? Поверить во всю эту ахинею?!» – ухмыльнулась первая половина.
– Э, не-ет,– вслух протянул Актаков,– так дело не пойдёт.
Дело и не шло, потому что Иван Фёдорович, как ни старался, так и не смог сосредоточиться ни на чём другом, кроме трёх странных слов: «Откровения Последнего Пророка».
Выхода не было; надо идти к Коле и закончить разговор с ним, иначе он так и не сможет найти себе места. Время шло; одна сигарета приходила на смену другой, так же, как и прежняя, не принося облегчения, заставляя слезиться глаза, а мысли крутились вокруг этого Коли, которого Актаков уже готов был убить.
Наконец, Иван Фёдорович встал, посмотрел ещё раз в окно, словно бросил прощальный взгляд, и вышел вон, на встречу своей судьбе.
В коридоре он встретил медсестру.
– Пойду ещё раз наведаюсь в третью, – сказал он ей мимоходом и, подумав, добавил. – Будь наготове, чтобы, в случае чего, сразу же вызвать санитаров. Поняла?
– Иван Фёдорович, он же страшный, может, не стоит? – спросила Лена.
– Стоит – стоит, – бросил на ходу Актаков, и лишь ускорил шаг.
И раскаялся в этом сразу же после того, как вошёл в палату. Нет, Коля лежал на своём месте и был спелёнат по всем правилам, но жутковатая атмосфера повисла в помещении.
Его глаза… Сколько раз за последние часы он думал о его глазах? Сотни? Тысячи? Может быть, и так. Взгляд этих глаз втягивал его, погружая в тревожную эйфорию. Именно в них… в них сокрыта основная тайна, которую он тщетно силился разгадать на протяжении сегодняшнего дня.
Актаков взглянул в Колины глаза и ужаснулся…
