эвакуация
Блокада Ленинграда наконец была прорвана. Спешная эвакуация ослабленных жителей шла полным ходом. Дети, старики и женщины вывозились в другие области для реабилитации. В одном из вагонов, еле живая, на носилках лежала женщина. Видно было, что вот-вот начнутся роды. Обессиленный организм задержал беременность до 44 недель. Никто не знал, быть может ребенок уже и не был жив, судя по тому, что мать была практически без чувств. Позднее, в госпитале Смоленской области, на свет появится живая девчушка, истощенная, но живая.
До конца войны оставались считанные месяцы, ребенок набирался сил и Широчка мечтала вернуться в Ленинград. Душа терзалась неизвестностью, она не знала что с сыновьями. Она пела колыбельную дочери и заливалась горькими слезами. Она пыталась вспомнить, как она оказалась в этом мире боли и пороха, а на ум все время приходила та последняя шалость и висящая безжизненная рука деда. Шира достала кожаный ридикюль, достала свиток и поднесла его ко лбу младенца, с верою в сердце, просила защитить дитя и восстановить мир.
Шира неистово молилась все дни блокады, от свитка веяло таким теплом и надеждой, что передать на словах это невозможно. Этот пергамент и листки рукописного текста она привязывала к телу, под обстрелом, когда на крыше тушила зажигалки. Ей казалось, что если ее убьют, то пусть с этими листками, тогда она сможет их вернуть деду. Светало, нужно было идти на работу, она передала дочь соседке по комнате и вышла. Они работали на оборонном заводе по очереди, чтобы иметь возможность следить за детьми.
возвращение
Уже отгремел День Победы, колонны возвращенцев брели тут и там. Пешком, на попутном транспорте, на телегах и поездах, люди возвращались к мирной жизни. Родной дом был разрушен и Шира решила проситься на ночлег к матери, потом она двинется дальше, сыновья ждали ее, тетка сберегла их даже в оккупации.
На пороге их дореволюционной квартиры стоял Евгений, красивый утонченный молодой человек, за его спиной был виден мольберт. Брат пустил ее и был рад видеть сестру живой. Он рассказал о смерти матери, работавшей до 1942 года на заводе, погибшей под обвалом. Они обнялись, как самые близкие люди, к ним прижалась и Дина, сестренка, как две капли воды похожая на мать.
Через неделю Шира двинулась в путь, чемоданчик и дитя, вечно насупленная, немая девчушка. Она не умела улыбаться, она не понимала слов любви, иногда смотрела в точку и ее передергивала судорога. Эти изумрудные глаза, слегка в поволоке грусти, казались неживыми, казались потусторонними, развивалась слепота от недостатка солнца и еды. Встреча была бурной. Мальчишки щупали мать и, цокая языками, приговаривали о том, как она хороша собой, будто царевна. Тетка смеялась и радовалась, авось жизнь наладится. Аврама по окончании войны отправили в лагерь для лиц, прошедших оккупацию, а Шире предстояло тоже остаться на 101 м километре, как жене пособника. Лесоповал встретил даму ширканьем пилы двуручки и тюканьем топора. Строились избы и клуб, каждые руки были на вес золота.
Дети жили дружно, через год вернулся Аврам. «РЕАБИЛИТИРОВАН» – стояла отметка в справке об освобождении.
– Слепуха! Твой батя пришел, -кричал Сева сестренке, они любили ее, но ласково поддразнивали.
Идочка вошла в дом, она боялась подойти к отцу, но он ее заграбастал и неистово целовал в глазки, макушку, ручки… Ради этого комочка все, что он прошел, считал малым испытанием. Девочка скромно попятилась к братьям, они смотрели на Аврама открытыми глазами. Очередь поцелуев дошла и до мальчишек. Ах, как они были горды, что у них есть отец. Мука рассыпалась по столу, мать готовила особый пирог «с рецептом», пирог своего детства, счастливый шарлоточный вкус наполнил каждый уголок, семья наконец воссоединилась.
дети
Дети играли в саду, раскидистое вишневое дерево манило ароматом. Старший брат сидел с банкой на высоком суку и собирал вишенки для сестры и мамы. Сегодня мама испечет вишневый пирог, это счастье есть мамины вкусности. Идочка ела вишенки и загадочная улыбка Моны Лизы вдруг озарила ее. Она почувствовала свет и увидела небо, зрение начало возвращаться. Она боялась сказать матери о том, что вдруг увидела мир. Вдруг это совсем не хорошо, вдруг дети не должны видеть. Но брат заметил изменившийся взгляд и то, как она нашла упавшие вишни под деревом. Он подошел к матери и прошептал:
– Мам, она, кажется, прозрела! Мааам, она поправляется.
Шира вытерла слезы и бросилась обнять дочь, в доме наступил праздник. Пирог оказался вкусным, вишни божественны. В дверь постучали:
– Входите, -разрешил Аврам.
В дверном проеме встал… Шира упала в обморок. Вернулся погибший отец мальчишек, Иван, ее второй муж… Они били ее по щекам, обливали водой, глубокий обморок не кончался. Ей снился дед, подаривший книгу и большую кожаную тетрадь, для дневника и загадывания желаний. Снилась бабушка в мягкой шали, из под которой вылезали кисти национального платка. От бабушки пахло корицей и кардамоном. Она вносила на шаббат халу и традиционную шарлотку для детей.
– Широчка, ты рождена зажигать свечу! Деточка, помни об этом. Потом вдруг она бежит среди улиц Петрограда, разруха, догнивающая лошадь на неметеном дворе, пьяные толпы матросов и дамы в кожаных пиджаках. Вдруг полетели самолеты и из разверзнутых пузищ вылетают дети… вниз…
– Дети, где мои дети?, -она закричала истошным криком и забилась в конвульсиях, но стала приходить в себя. Мужчины стояли оба на коленях, они любили эту стойкую женщину, которой выпала непростая судьба. Позже, на крыльце, в клубах табачного дыма они решили ее судьбу без нее, утром Аврам уехал, уехал навсегда, уступив место отцу мальчиков. Шира обессиленно сидела у окна и ждала, когда он вернется, внутри нее звучал траурный плач скрипочки. Жить с человеком по обязанности не просто. Дочь звала отца и не любила этого грубого дядьку. Он прожил недолго, внезапно двинулся осколок и сердце остановилось. Через несколько месяцев родилась еще одна дочь, так и не увидев своего отца. Шира не звала Аврама, она твердо решила не иметь больше мужа.
Иногда он приезжал, чтоб увидеть дочь со стороны и снова исчезал в стенах старого Таллина, по вечерам город слушал его скрипку и люди плакали от надрыва души музыканта.
РЕИНКАРНАЦИЯ
Послевоенная жизнь налаживалась. В деревне было сытнее, чем в городе- сад, огород, коза, куры, лес с грибами и ягодами, рыба в реке. Эти полезные продукты и чистый воздух были важнее городской суеты. Время бежало неумолимо, обрастая невестками и внуками, Широчка жила, не замечая лет. Суббота всегда была чистым днем, днем света и молитвы. Прошедшие через ад войны люди, не делились на христиан и мусульман, иудеев, люди уже поняли, что Творец один на всех и нет никого, кроме него. Ходили в гости татары к евреям и христиане к мусульманам, без обиняков, чай и пироги объединяли всех в одну дружную семью. Только в тиши, наедине, каждый молился соответственно вере предков.
Шира волновалась, ее внучка, недавно рожденная дочерью, была странной. Ребенок спал, никогда не плакал, не желал есть. С виду здоровая девочка, смотрела куда-то в пустоту, морщила лобик, будто решает задачу. Не первый раз она уже хотела показать ее раввину. Странная поза ребенка в люльке тоже не нравилась бабушке, перекрещенные руки и ноги, по принципу как укладывают, извините, покойника. Дитя не создавало проблем и росло само по себе, но отличалось от обычных младенцев.
Подошло время доить козу, она поспешила в хлев с ведром теплой воды и бидоном. Жизнь деревенской молодежи начиналась к ночи, то тут, то там играла гармонь и слышался смех, быть опять свадебке. Вечерние занятия взрослых дам это вязание, шитье и вышивка, зачастую в одной избе собиралось по нескольку женщин, так экономили керосин, да и скуку разгоняли одинокие сердца. Замужних было мало, зачастую втихаря чей-то мужинек прибивал гвозди не в одной избе… Но жизнь прожить, не поле перейти, все молчали.. Морозно, февраль был особо злым на мороз и метели. В печи потрескивали дрова, внучка спала и бабушка тихонько молилась на иврите, вдруг она услышала четко произнесенное: «Тода раба», это произнес младенец. Шира подумала, что сходит с ума и достала потертый свиток, чтобы благословить внучку.
Тания
Девчушка росла не по дням, а по часам. Имя девочки было дано «Закон» на иврите. Книга «Тания» всегда была в почете. Уж так повелось в русском еврействе, стало необходимостью прятать смысл поглубже. Ребенок любил одиночество. В три года девочка читала, её любимыми книгами были научная литература, религиозные книги, хранящиеся у бабушки в сундуке. Она свободно читала на иврите. Будто родилась с этим языком. По ночам, особенно при полной луне, девочка кричала, что нужно спасти мир, всегда спрашивала о том, где они прячут ее свиток. Шира была очень расстроена этим, будто сам дед воплотился в этой девчушке. Иногда, глядя на нее, она мучилась от сознания, что украла у деда свиток, что судьба вот так напоминает ей о содеянном. Она показала девочку бабке ведунье, бабка пошептала и вынесла вердикт, что в девочку спрятался сам Сатана.
– Не врите, не врите!!Я не сатана! Я ребенок, а вот вы и есть сатана!! Я вижу вас насквозь!, – кричал ребенок и перечислял грехи бабки, та вдруг потемнела и поняла, кто перед ней…
– Веди ее в храм, Шира, к Богу, она без него жизни не ведает.
Шира собралась в путь, она договорилась с раввином о встрече. Он осмотрел девочку и сказал, что Б-г благословил семью светоносным дитя. Что дитя имеет такие-то мочки ушей и такие-то родинки, много что она имеет в себе необычного. Он перечислял её достоинства до бесконечности. Шира успокоилась. Но приступы каталепсии участились. Девочка теряла чувство жизни. И, абсолютно бездвижимо, в потустороннем состоянии, говорила такие вещи, которых знать не могла, но они действительно имели место быть.
– Бабушка, мне не нужно учить, я просто знаю, я подключена к небесному диску, там есть все и обо всем. Но детство, даже столь тяжелое, есть детство. Тания любила собак. Она часто гуляла по деревне с целыми карманами сахара, собаки стаей сопровождали ребенка. Со сверстниками не получалось, она бросалась предупредить о беде, а они считали, что накаркала.
– Ведьма, шипели подружки.
Так девочка полностью ушла в книги. Однажды, пока бабушка драила щелоком пол, девочка приоткрыла сундучок. Среди кружева, перламутровых пуговиц и шкурки чернобурой лисы она увидела свиток и листки Каббалы. Ей не нужно было читать, она знала, что это то, зачем она пришла в этот мир. Каждый раз, когда уходила Шира, она читала, так любезно написанное рукой ее прапрадеда «светоносное писание». Она перестала падать в бредовых судорогах, ее мир был полон света, а значит и покоя.
Погружаясь в Тору с головой, ребенок видел ангелов, те беззвучно помогали понять ей смысл и зачастую открывали ключи к изучению. Ангелы пояснили, что лет через пятьдесят будет мир стоять на грани, что лишь одного сердца достаточно, чтоб удержать мир, что она должна, обязана верить в спасение и искать ключ, потерянный человечеством. Много чего день и ночь открывали ангелы и ребенок запоминал наказы. А сны стали другими, во снах старец беседовал с ней о мире и заповедях. Ребенок изменился, взросление опережало календарь.
– Ты рождена зажигать свечу, говорила бабушка ей каждое утро, так, что не оставалось и тени сомнений. Говорила так, как некогда говорила ей ее бабушка.
Наступило лето и отец отвез ее погостить в другую область к своей матери. Сестры отца отвели девочку в храм, где тайно ее крестили, в ту пору любая религиозность была клеймом.
– НИКОМУ НЕ ГОВОРИ ГДЕ ТЫ БЫЛА!, -сказал батюшка и исчез за золотыми воротами. Девочка умела хранить тайны, за период жизни до совершеннолетия, ее трижды крестила родня, но ни разу никто не знал, что это уже было. Шира даже не подозревала, что ее девочка крещена трижды. Наступило время бат-мицвы, собрались женщины и провели некоторую церемонию посвящения, окунание в импровизированную микву, проточный водоем в красных песчаных берегах, а отец вручил толстую книгу по домоводству, чтобы дочь знала как вести хозяйство.
– Бабушка, бабушка, смотри! Смотри, что мне подарил отец!
Ее слова вдруг застыли в гортани, величественная Шира лежала на кровати, красиво повязанный тихль придавал лицу загадочность, руки были скрещены на груди, тело покрыто одеялом. Такой красивой ее никто никогда не видел, внучка потянулась к руке бабушки и поняла, что она мертва.
Приехали многие из родных, друзья, раввин, все суетились и готовились к похоронам. Татка сидела в углу, она окаменела и смотрела на Ширу, ожидая что вот орлинный нос шевельнет ноздрями и бабушка станет дышать. Час, два, три, сутки, третьи сутки, бабушка не ожила. Похороны прошли, на поминках мать раздавала родным все, что они просили, раввин забрал свиток и листки… Татка вцепилась ему в край одежд:
– Нет! Свиток мой! Нет, не уносите!
– Девочка, это должно быть в синагоге, приходи всегда и будь достойна своей бабушки… А на ухо вдруг прошептал:
– Все случится, когда тебе будет пятьдесят, не подведи!
Тогда Каббалу переведут на русский язык, то, что начал твой прапрадед будет доделано и открыто. Дом опустел, лишь свеча горела на подоконнике, отправляя свет далекой звезде, принявшей душу праведной Широчки, да освещая путь той, которая скорбела больше всех. Ле илуй нишмат, ШИРА БАТ КАФА.
27 января 2022 года
(История является вымыслом, все совпадения случайны)
Проза жизни
рассказы
Памяти Кэтрин
– Мама, а давай не будем убирать эту чудную елочку и каждый день будет Новый год! – глаза Кэтрин светились огоньками, будто в них спрятались хитрющие лисички, каждая из них выглядывала из под пушистых ресниц.
– Да, девочка, тебе можно все, все что хочется твоей
