– Ну как, – спросил Небесный Чиновник. – Исполнил я твои молитвы?
– Сегодня ночью император посетил мою госпожу, – таинственно прошептала Юй.
– Для меня это не тайна, – усмехнулся Небесный Чиновник. – Ох и пришлось же мне потрудиться!
Этот император – самый твердолобый и непонятливый из всех императоров, какие передо мной проходили за две тысячи лет! Я с ним и через таз для умывания говорил, и в видениях являлся, а до него все никак не доходило, какая женщина ему действительно нужна. Теперь, надеюсь, дошло.
– Ваши слова слишком премудры для меня, о небесный, – смутилась Юй.
– Аи, не притворяйся, все ты прекрасно понимаешь, курносая красавица, – ухмыльнулся Небесный Чиновник. – Ладно, все счастливы и довольны, так что мне пора.
– Уже уходите? – вздохнула Юй. Сидеть рядом с небожителем было хоть и страшновато, но очень приятно.
– Я иногда буду навещать… всех вас. Мало ли что может случиться. У вас, у смертных, счастье – это такое непостоянное дело! Вчера ходил счастливый, а сегодня проснулся несчастней всех живущих… Ладно. Не скучай, курносая!
И не успела Юй опомниться, как Небесный Чиновник крепко поцеловал ее в губы. А потом, взмахнув веером, вознесся на небо.
Юй немного посидела на перилах мостика, повздыхала… И понесла золотые императорские туфли их хозяину. Но мысли ее теперь были где-то далеко на небе. Вероятно, там, где пребывал и Небесный Чиновник Ань.
… А о том, что случилось дальше с нашими героями, вы узнаете из следующей главы[12 - Вы уже заметили, что каждая глава этой книги заканчивается подобной фразой. Это делается не с целью доведения читателя до нервного срыва, а в силу древней литературной традиции Яшмовой Империи. Там тоже все главы во всех книгах заканчиваются этой коронной фразой. А следование традициям – основа литературного творчества. Во всяком случае, у нас, в Яшмовой…]
Глава пятая
Перестук колес
Гремят колеса, подымая пыль.
К закату всё стремится от восхода.
Любовной страсти угасает пыл,
И солнце всё тусклее год от года.
Ветшают величавые дворцы,
И новые им строятся на смену…
Смиренные, равно и гордецы —
Все предались гниению и тлену.
У времени не выпросишь: «Постой!»,
Его возок гремит не уставая…
И жизнь тебе покажется пустой,
Коль жил ты, ликом к небу не вставая.
Струится прах на северном ветру,
Гремят колеса, цокают копыта…
Под этот перестук уходит друг,
Когда-то незаслуженно забытый.
… Словно повозка по горной тропе, катились год за годом. Будто стрижи в небе, мелькали дни и месяцы. Слышался только свист крыльев да перестук колес – такими звуками напоминает о себе быстро бегущее время.
Прошло двенадцать лет с той ночи, когда император Жоа-дин пообещал прекрасной Нэнхун выстроить для нее дворец, равных которому нет на земле. Дворец действительно был выстроен и назван Дворцом Побеждающей Нежности. В нем и жила теперь Нэнхун, ставшая самым драгоценным сокровищем императора. Она носила титул единственной особо драгоценной наложницы, в услужении у нее были сотни слуг, пожелай она – ей принесли бы снега с Дальних гор или гнездо с птенцами священного феникса. Но Нэнхун, вознесясь высоко, осталась прежней: ее скромность, милосердие и целомудрие не осквернились прикосновением к роскоши и вседозволенности. И за это император еще больше любил ее.
Юй по прозвищу Расторопные Туфельки по-прежнему оставалась не только служанкой, но и наперсницей госпожи Нэнхун. Служанкам такого высокого ранга позволяется выйти замуж за какого-нибудь дворцового челядинца, но Юй отказывалась от замужества, предпочитая всю свою жизнь отдавать служению госпоже. Впрочем, у курносой Юй (к слову сказать, за прошедшие годы она выросла в настоящую красавицу) могли быть и другие причины отказываться от брака со смертным человеком.
Любовь к Нэнхун сделала сердце императора сильным и мудрым. Жоа-дин правил как истинный Просветленный: он не вмешивался в процветание своей страны, и потому страна процветала. Он не помогал всходам расти[13 - Одна из притч Яшмовой Империи повествует о глупом крестьянине, который, желая, чтобы всходы на его поле поскорее росли, принялся их вытягивать из земли. На это дело он убил целый день, пришел домой и сказал: «Ох, умаялся я! Весь день помогал всходам расти». На следующий день он вышел на поле, а всходы уже засохли. Мораль ясна?], и оттого плоды его земли были изобильны. В деревнях и провинциях не было голода, а значит, не было бунтов. Правителями уездов и городов назначались люди неподкупные и справедливые; слово «взятка» исчезло из лексикона. Судьи судили по закону, чиновники знали свое место и не просили от жизни привилегий, процветали благородные искусства, наука, благочестие. Не было войн, поскольку Яшмовая Империя установила со всеми своими соседями добросердечную дружбу. Словом, жизнь Яшмовой Империи была такова, что радовала смертных и восхищала небожителей. А причиной такой жизни стала неугасимая любовь императора к госпоже Нэнхун.
Вы, бесценный читатель, скажете недоверчиво, что такого не бывает? Что любовь не влияет на политику, не спасает от войны, не изменяет мира? Простите, умудреннейший и опытнейший читатель, но вы заблуждаетесь. Любовью этот мир только и держится – исключительно настоящей, не придуманной любовью. А не будь ее… Но – простите. Кисть забрела не туда, вывела не те иероглифы. Приструню ее и вернусь к нашему повествованию.
Император Жоа-дин в первый же год жизни с госпожой Нэнхун повелел распустить весь цветник своих наложниц. Каждая из бывших подруг императора была наделена богатым приданым и отдана замуж в родовитую семью. Родовитые семьи, кстати, почитали за честь то, что их сыновья женились на «женщинах из дворца».
И еще. Ни в одиночестве, ни тем более в присутствии госпожи Нэнхун император Жоа-дин не вспоминал об опальной наложнице Шэси, заточенной в загородной резиденции. Он также запретил придворным сообщать какие-либо новости о ней – не потому, что император не мог простить обмана, а потому, что не желал, чтобы этот обман снова сплел липкую паучью сеть вокруг его души.
Катились годы-повозки, мелькали дни, как опавшие листья, и в один из таких дней госпожу Нэнхун пригласили на чаепитие к императрице Тахуа, в Персиковый дворец. Это было уже далеко не первое Приглашение, поскольку государыня за прошедшие годы крепко сдружилась с Нэнхун; мало того, она официально объявила наложницу своей младшей сестрой. Императрица Тахуа жила благочестиво, почти по-монашески, отринув все земное; Нэнхун же, хоть и была наложницей императора, хранила чистоту духа и помыслов, за что и пришлась по душе государыне.
Итак, госпожа Нэнхун получила приглашение и отправилась в Персиковый дворец на чаепитие к императрице. С собой у нее были подарки – собственноручно вышитые домашние туфли для государыни и короб самых изысканных лакомств, приготовленных лучшим дворцовым поваром.
Императрица ожидала гостью в теплом чайном павильоне. Была середина снежной и холодной зимы, но внутри павильона, казалось, навсегда осталась весна.
– Приветствую великую императрицу! – сказала Нэнхун, едва вошла в чайную залу.
– Здравствуй, сестрица, – улыбнулась государыня. – Проходи, садись рядом, грейся. Сегодня, верно, очень морозный день?
– Да, государыня, и дует ледяной ветер с Западных гор. К ночи, наверное, будет сильный снегопад. Не угодно ли вам полюбоваться снегопадом?
– Ах, сестрица, – вздохнула владычица Тахуа, и тут Нэнхун заметила, что государыня выглядит бледной, усталой и изможденной. – Боюсь, я уже не смогу любоваться снегом. Послушай меня. Я давно и неизлечимо больна.
– Как?! – пораженная, воскликнула Нэнхун. – И государь не знает? Давно ли вы заболели, владычица?
– Еще на прошлый Праздник Дракона я почувствовала недомогание, – ответила Тахуа. – Я тогда испытывала такую сильную боль, что решилась поступиться своими заповедями и пригласить лекаря Босюэ, чтобы он осмотрел меня.
– И что же? – В глазах Нэнхун стояли непритворные слезы. Она любила добродетельную и смиренную императрицу, почитая ее как небожительницу, сошедшую с небес на землю.
– Лекарь осмотрел меня и сказал, что в моей печени скопилась черная эманация и породила опухоль, которая со временем так разрастется, что ускорит мою кончину. Лекарь сказал, что вылечить меня невозможно, таких лекарств нет в целом мире. Он может лишь давать мне особые составы, утишающие боль…
– О боги! – воскликнула Нэнхун. – Я не могу в это поверить! За какие провинности вам Небо ниспослало такую ужасную болезнь, государыня? А может быть, лекарь Босюэ ошибся с определением вашей болезни?
– Нет, он не ошибся, – сказала императрица. – Он предупредил меня, что в середине нынешней зимы мне следует ожидать смерти. Я подготовилась и уже не страшусь. Сегодня ночью я видела сон: к моим покоям подошли облаченные в белые одежды слуги с паланкином, а за ними следовали служители храма Небесных Чиновников. Я умираю, милая Нэнхун, младшая сестрица.
– О нет, нет! – заплакала Нэнхун. – Почему вы не сказали о болезни государю? Он пригласил бы других лекарей, и тогда…
– В этом не было никакой необходимости, – спокойно сказала императрица. – Я не смогла принести государю наследника – мне ли омрачать его жизнь еще и своей болезнью? Нет. Небо научило меня принимать судьбу такой, как она есть, ибо тот, кто над нами, всегда прав и мудр.
– И спокоен[14 - «Тот, кто над нами, всегда спокоен, прав и мудр» – основной тезис религиозно-философских воззрений жителей Яшмовой Империи. Также тут присутствует игра слов: иероглифы, составляющие данное изречение, при перемене места означают качества верховного божества – «Всеведущий и всемогущий».], – добавила, рыдая, Нэнхун.
– Да, и спокоен, – кивнула императрица. – А потому и нам подобает спокойствие, милая сестра. Однако я пригласила тебя сюда не за тем, чтобы рассказывать о своей болезни. Погоди немного… Я слышу, как звенят бубенцы императорского паланкина.
Государыня не ошиблась – к ней прибыл император Жоа-дин. Через несколько минут он уже входил в чайный павильон. Тахуа и Нэнхун встали и склонились в поклоне перед императором.
– Вы и впрямь как две сестры, – улыбнулся жене и наложнице император. – Но где же ваш чай? И… что случилось? Государыня, ты бледна. Нэнхун, ты плакала. Объясните.
– Великий государь и супруг мой! – заговорила Тахуа. – Я благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение и посетили меня. Я должна сообщить вам нечто важное. Я неизлечимо больна и умру в самое ближайшее время. Скорее всего, нынче ночью.
– Небесная Канцелярия! – воскликнул император. – Но почему ты не говорила о болезни раньше…
– В том нет нужды, мой государь. Меня бы это не исцелило, а вас лишь расстроило бы. Но сейчас я хочу говорить не о том. Я пригласила вас, мой государь и супруг, и мою нареченную сестру госпожу Нэнхун для того, чтобы обратиться к вам с просьбой. Единственной. Предсмертной. Просьбой.
