Кирилл и мать переглянулись. Лица их напряженно и выжидательно вытянулись, взгляды устремились на Александра.
– Что? Я сказал что-то не так? – он смотрел то на мать, то на Матвея Васильевича.
– Саш, как ты можешь не знать, если для папы ты делал такие расчеты? – взгляд матери уставился на Александра с тревогой.
– Да, Сашка, много раз, – подтвердил Кирилл. Он вдруг снова вспомнил свой сон, почувствовав пронизывающий холод. И брат, и Славик – оба могут умереть, если прикажут, как библейские Сапфира и Ананий. Люди все отдавали – все, что было! Сон был вещим, и он учил его.
– Да? – взгляд Александра рассеяно скользил по бумаге.
– Саш, длина фасада по периметру здания увеличивается при расчетах на… Ну!… Ну!… – мать пыталась подсказать ему, но Александр лишь пожал плечами.
– Мам, я не помню, – повторил Александр. – Голова что-то заболела, – он, вернулся на диван. – Я прилягу, – попросил он. – В последнее время голова болит часто. Я старюсь об Ирине не думать, но при ней такого не бывает. Вы хоть и не принимаете ее, пусть она обманщица, стерва, но мне с ней хорошо было. И сейчас хорошо, когда думаю о ней. Когда уж вы это поймете? Неужели же при плохом человеке можно выздоравливать?
– Теперь я понимаю, почему его выставили из института, – опешила мать.
– Можно, Александр, можно! Так оно и бывает, – вздохнул Матвей. – С чего ты заболел-то? И с чего вдруг твоя болезнь стала настраиваться на определенного человека? Болезнь она или есть, или ее нет. Саша, речь не о твоей бывшей невесте, о тебе! Бывшая, потому что ты им больше не нужен. С нами они тут ни с кем не поделились, ни со Славиком, ни с его сестрой, ни с тем парнем, который прожил здесь полгода и уехал. Мы даже не знаем, где он и что с ним. И тоже грезил. Авдотья сама его поднимала, он первый был. Она тогда еще живая была, так что повезло ему. Он ведь чуть ума второй раз не лишился, когда она его в чувство привела, да и увидел, что в землянке живет, – Матвей говорил уже спокойно, без иронии. – Пойдем Славик, я работу тебе дам, будешь мусор в машину носить.
Матвей Васильевич и Слава ушли. Мать нервно мерила шагами комнату, заложив руки за спину.
– Мы лишь попросили тебя посчитать! Твои навыки нам бы очень пригодились. Если хочешь жить там – живи! Но помоги хотя бы обустроиться, – попросила она. – Ведь люди работают! – мать немного успокоилась. – Шла вечером, со мной здороваются, узнают уже. Я не собираюсь никому портить жизнь и пить кровь. Ты взрослый человек, но есть еще Кирилл. Поэтому, Сашенька, напрягись, вспомни, пожалуйста, как расчеты делаются, у нас дома этим занимался ты! – и неожиданно для Кирилла, предложила Александру: – Давай-ка я тебе голову помассирую!
– Зачем? Не надо, пройдет.
– Раньше тебе это нравилось, помогало сосредоточиться, – не моргнув глазом, уверенно и твердо солгала мать, глядя Александру прямо в глаза.
Кирилл согласно кивнул, поддерживая мать.
– Мам, да нет у меня ничего! – отмахнулся Александр. – Мало ли кто ему голову пробил. Ну, хорошо, – согласился он, раздражаясь. – Помассируй, раз помогает!
Кирилл не стал смотреть, как мать устраивает брату осмотр. Он видел, как ее ловкие руки прощупывают каждый миллиметр его черепа. Он никогда не видел, что бы мать массировала голову Александра раньше, в крайнем случае, гладила – и то, что брат отодвинулся, говорило лишь о том, что он что-то да помнил – память его работала. Но предстояло выяснить, насколько серьезно он повредился в уме. Сам Александр оценить ущерб, похоже, был не в состоянии, его память перестала быть многофункциональной, а он этого даже не заметил: катился в яму, закрывая для себя все пути, чтобы снова подняться.
Когда Кирилл вернулся, осмотр уже закончился. Александр спал, подогнув под себя колени. Мать взяла сумку, бросив туда документы и ключи от машины, жестом позвала Кирилла на улицу.
Он взял портфель, вышел следом.
По дороге Кирилл заметил, что мать дрожит. Он шла быстрыми шагами, не оглядываясь и не дожидаясь его. Он не успевал за нею, ему то и дело приходилось бежать.
Наконец, он не выдержал:
– Мам, может, скажешь, что там у Саши?
– М-м-м… – она поджала губы. – В том, что у него есть последствия черепно-мозговой травмы, я уже не сомневаюсь. Так оно и бывает. Но не могу вспомнить, когда это могло случиться. Он не падал, не дрался, не приходил с синяками.
– Ты что-то нашла? – остановился Кирилл, схватив ее за рукав и развернув к себе.
– Нет, ничего подобного, как у Славы, у него нет, но я не уверена. Нужно делать обследование. Но есть нечто, похожее на укол, чуть выше переносицы, – она ткнула пальцем себе в лоб. – Осталось воспаление и припухлость, – мать пошла тише, задумавшись. – Видимо позавчера. Он, когда приехал, начал доказывать, что задержался всего на один день, а его не было… два дня и три ночи!
– А зачем? – Кирилл пытался сообразить, зачем это кому-то понадобилось.
– Понимаешь… – она остановилась, уставившись под ноги. – Для некоторого кодирования, чтобы его нельзя было снять, применяют сильную боль, которая к тому времени, когда он встанет, проходит. Они же знают, что я врач, и мне не трудно вернуть его в нормальное состояние. В смысле, объяснить, насколько он здоров или болен. В этой области я для него непререкаемый авторитет. И все же… Боже, зачем мы его оставили? – всплеснула она руками. – Как я могла этого не понять, не заметить, думать, будто все хорошо, и что мой сын просто влюбился не в того человека?
Затравленный взгляд матери смотрел в одну точку, не замечая, что происходит вокруг, Кирилл едва успел оттащить ее в сторону, когда по дороге к их дому проехал еще один груженый КАМАЗ с кирпичами и пиломатериалом.
– Мам, на нас люди смотрят. Давай отойдем, а то ты как маленькая топчешься. Ты ж не просто так, ты главный врач! – напомнил Кирилл. – Кстати, ты заметила, ты почти не кашляла утром.
– Я принимаю еще одно лекарство, – улыбнулась мать. – Артур Генрихович посоветовал. Ему из Германии прислали. А в больнице антибиотик импортный нашла, хороший очень. Я подумала, может, на бронхиальную астму какая-то инфекция наложилась. Есть много неоткрытой заразы. Честно говоря, удивлена. Хорошая больница. Кирюш, главврач тоже человек… Я спасаю людей, а сына спасти не могу.
– Мам, а поставить укол в череп… и лоботомию сделать, как у Славы, это трудно?
– Специалист работал, – кивнула она. – Спил у Славы профессиональный, сделан специальным инструментом. Надо знать, как и что. Любое вмешательство такого рода может вызвать любые последствия – от эпилепсии до полной потери памяти. И кто мне скажет, в руках каких мошенников побывал мой сын?
– Значит, кроме Иринки и ее дяди Родиона, им еще кто-то помогает, – выдвинул Кирилл предположение. – Подумай сама, Иринка на третьем курсе… едва закончила. Она даже не настоящий врач, она психолог. Мам, помнишь, когда ты занималась со мной, ты утверждала, что память нельзя потерять: надо лишь найти инцидент, вспомнить его много раз – и тогда процесс восстановления проходит быстрее? Может, нам просто заставить Сашу вспомнить детали? Если долго мучиться…
Мать покачала головой.
– Да, ты прав. Они забрали у нас фирму, квартиру, сына. Возможно, мужа. Папа всегда был аккуратен за рулем, обычный день, никуда не спешил. Я уже ни в чем не уверена. Но как такое возможно? – руки у матери опустились. – Чтобы так запрограммировать человека, нужно специальное оборудование, которым пользуются военные. Мы не диссиденты, я не выступаю с антигосударственной пропагандой… И не государству все досталось, а мошенникам.
– И тем, кто с ними заодно, – пожал плечами Кирилл. – За такие деньги они могли десять квартир купить. Я просто уверен, что Сашку на автоматы они же подсадили. Нет, кто-то еще есть, тот, кто забирает львиную долю.
– Ну да, – согласилась задумчиво мать. – С другой стороны, если бы они могли так обойтись с любым человеком, давно уже были бы миллионерами. Получается, Саша наш оказался слабым звеном? – она достала носовой платок, высморкалась, вытерла глаза, поправив подводку. – Кир, иди-ка ты домой и посмотри за Сашей, – вдруг передумала она тащить его в школу. – Никуда не отпускай. Желательно, что бы он лежал в постели. Хотя, – она махнула безнадежно рукой, – вряд ли ты сможешь его удержать. Но проследи, чтобы он не поднимал тяжести, и не лез туда, откуда можно упасть. В общем, Кир, посмотри за Сашей. Сейчас ему нужен покой, а я попробую что-нибудь из лекарств подобрать.
Освобождение от школьной повинности Кирилл сразу счел благоразумным, пропуская мимо ушей последующие наставления. В школу его не тянуло. Он никого там не знал, и желания идти туда, пока по деревне о них болтали, не испытывал. Он еще не успел осмотреть дом как следует и, вопреки насмешкам матери, верил, что клад существует. Кроме того, по всему огороду валялись старые вещи бывших владельцев, и там было такое, что он видел впервые.
Мать поправила ему воротник и развернула:
– Иди! – слегка подтолкнула к дому. – Если что – что?
– Позвонить! – уверенно ответил Кирилл.
– Молодец! – похвалила мать, помахав рукой.
Кирилл вприпрыжку кинулся в сторону дома. За ночь заморозило, и теперь снег хрустел под ногами. Из печных труб к небу поднимался сизовато-голубой дым, принося с собой запах хлеба. Многие в Черемушках пекли его сами. Звезд уже не было, но все еще висел побелевший рожок полумесяца, а само небо казалось бескрайним. Кириллу даже почудилось, что он в сказке «Вечера на хуторе близь Диканьки», когда закончилась рождественская ночь. Такого неба в городе точно не увидишь. Где-то неподалеку закукарекал петух – и ему ответили издалека. И тут же залаяла собака, и снова ей ответили, словно переговаривались. Нехотя вылез из будки дворовый соседский пес за оградой, прислушался, но не присоединился, очевидно, вспомнив, что Кирилл почти свой. Обнюхал кость и залез обратно в будку.
Наверное, таких чувств Кирилл никогда не испытывал. Такие же просторные и пространные, как пространство от горизонта до горизонта. Даже когда они ездили отдыхать на дачу к подруге матери тете Августе. Там он знал, что может вернуться в город – туда, где его дом, теперь чувства были противоположные: он скучал. Это был потерянный уголок рая. Но вдруг с удивлением понял, что боли нет. А когда дошел до дома, который внезапно перестал быть домом, пугая остовом, ему вдруг захотелось не останавливаться, а идти, идти по асфальтовой дороге дальше.
Глава 5
– Саш, а это что? – Кирилл вертел в руках предмет, состоящий из рамки с вставленными в нее множеством тонких деревянных пластин, отшлифованных так, что на ощупь они казались шелковистыми.
Брат повертел вещь в руках, пожал плечами.
– Наверное, что-то от станка, может быть, ткацкого… Выброси, зачем тебе?
– Саш, может, придумаем куда их… – приятные на ощупь пластинки выбрасывать было жалко, второй раз такие не достать. – Смотри, какие!
– Давай, бросим пока на стайку, потом придумаем, – предложил брат, заинтересовавшись. – Если вот так накрест наклеить на мебель или стену, будет здорово, можно штору сделать, тоже прикольно получится. Тут и дырочки готовые. А это у тебя что?
– Круг какой-то, ногой жмешь, он крутится…. Саш, смотри! – Кирилл хохотнул, развлекаясь.
