– Это ты позоришь себя и нас всех, – отвечала Тамара, не давая себе сорваться на крик. – Ты хоть понимаешь, как ты подставляешь всю семью? Что о нас будут думать!
– Как меня достали твои нравоучения! Ты не даёшь никому дышать!
Из комнаты вылетел Джон Робинсон, его лицо напоминало примятую бумагу.
Столкнувшись в коридоре с мисс Бёрч, он резко выпалил:
– Как они меня достали! Ничего решить без криков не могут! Вы уже завтракали?
Вероника кивнула.
– Я только проснулся. Ладно. До встречи, – он поспешил вниз.
Вероника продолжала слушать.
Тамара попыталась смягчить тон:
– Пойми, дорогая, Джон старше тебя на много лет. А такое поведение неестественно! Это, в конце концов, отвратительно!
– Перестань лезть не в свои дела! Я сама разберусь, как и с кем мне себя вести! Джон ненавидит, когда ты так поступаешь!
– Он тебе не Джон! Он твой отец, а я твоя мать!
– Только на бумаге!
– Как только он услышит, как ты со мной разговариваешь…
– Что? Что он сделает? Сдаст меня в приют? А тебя будет наконец-то на руках носить? Ты считаешь, что я виновата в ваших ссорах?
– Перестань со мной так разговаривать! Ты ещё ребёнок, Мэри!
– Я не ребёнок! Слышишь?! Я не ребёнок!..
Вероника решила, что с неё довольно, и поднялась в свой номер. Интересно, как бы она реагировала, окажись на месте Тамары? Да она бы в первую же секунду отправила эту соплячку в самую строгую школу для девочек. Оплеуху зарядила бы уж точно. Тамара слишком с ней церемонится. Вероника оделась, упаковала вещи. Автобус будет через полчаса. Она успеет забежать в фотоателье и забрать снимки. Спускаясь, она услышала, что ссора и не думала сбавлять обороты.
– …Я тебя ненавижу! Ненавижу!.. – кричала Мэри.
Вероника быстро дошла до города, забрала конверт с готовыми фотокарточками и вернулась в отель. Один из портье предложил помочь с багажом, и они вдвоём поднялись к ней в номер.
– …чтобы какая-то пигалица вешалась на моего мужа… какой позор… – всё ещё читала нотации Тамара.
Спустившись, Вероника дала на чай швейцару. Перед гостиницей стоял автобус, водитель и один из портье грузили чемоданы. Коннор и Леонард сидели в лобби. Джон Робинсон курил снаружи. Вероника присела и заказала кофе. Вскоре к ней присоединились Палмеры, но поболтать миссис Палмер не успела – через пару минут их позвали в автобус. Последней в него забралась миссис Робинсон с обиженным выражением на лице. Ей досталось место в конце рядом с Эмили, вдалеке от Джона и Мэри, сидевших вместе. Автобус тронулся.
Через полчаса его путь проходил среди высоких скалистых гор. Сыпал снег и залеплял окна, сквозь него проглядывали строгие заострённые очертания Альп.
Автобус остановился у небольшого домика, служившего кассой подъёмника. Пассажиры вышли на свежий колющий воздух. Водитель объяснил, что для гостей отеля «Мамонт» подъёмник бесплатный и что багаж он загрузит в следующую кабинку.
Выходившая последней из автобуса Тамара жалобно простонала:
– Джон, помоги мне выйти!
Её муж, закуривший в тот момент, резко обернулся и подал руку. На его лице читалось явное раздражение.
В кабинке фуникулёра было шесть рядов сидений, по два в каждом.
Первыми в неё вошли Палмеры, они заняли самые верхние места. Вероника Бёрч села перед ними. Перед мисс Бёрч сели братья Коннор и Леонард, а перед ними села Мэри. Вошедший следом Джон Робинсон, поколебавшись, сел не с Мэри, а перед ней. Кажется, Мэри это не понравилось. Нижние сиденья заняли сёстры. Эмили вела Тамару под руку, та еле шла, держась одной рукой за сердце, другой за поясницу, вероятно, не решив ещё, что у неё болит.
Вероника усмехнулась. Актриса из Тамары, безусловно, никудышная. И если вчерашний трюк с лестницей смог вызвать чувство вины у Джона, то сегодняшние показательные выступления выглядели до крайности жалкими.
Механизм натужно заскрипел, кабинка, как из последних сил, поползла вверх. Начали отдаляться автобус, из которого выгружались чемоданы, и деревянный домик с причудливой треугольной крышей. На стёкла налетали и медленно таяли крупные хлопья снега, рисуя узоры, превращаясь в воду.
Все молчали. Даже миссис Палмер (что удивительно!). Вагон фуникулёра производил зловещие скрипы, выплёвывая их в монотонном ритме.
На полпути, когда железная дорога раздвоилась и мимо проехала вторая кабинка (пустая), миссис Робинсон, глянув через плечо, спросила:
– Долго нам ещё?
– Откуда я знаю? – буркнул Джон Робинсон и добавил: – Сиди спокойно. Мы же терпим.
– У меня всё затекло, – с обидой сказала Тамара. – А в автобусе укачало. Ты же знаешь, что мне нельзя сидеть в конце автобуса!
Мистер Робинсон, видно было, сдержался из последних сил.
Эмили Нортон тревожно прощебетала:
– Бедняжка, ты такая бледная!
– Да я ужасно себя чувствую, просто ужасно! – вскрикнула миссис Робинсон. – У меня давление! Гипертонический криз! Руки-ноги онемели! А на меня все лают!..
– Господи, только здесь не начинай! – вскипел Джон.
По лицу Тамары Робинсон потекли слёзы.
– О, моя дорогая! – Эмили полезла в сумку и достала запечатанную бутылочку травяного ликёра. – Сейчас, сейчас…
Она попыталась открыть крышку о сиденье, но ничего не вышло. Эмили повернулась к Джону Робинсону. Тот схватил бутылку, но тоже не смог открыть.
– Коннор, у тебя консервный нож?
– Да, сейчас, – Коннор полез в рюкзак и покопался в нём. – Наверное, в чемодане. Давай, я так открою.
– Не откроешь, у меня же не получилось, – сказал мистер Робинсон.
– У меня получится. Передай бутылку.
Бутылочка ликёра через Мэри передалась Коннору. Тот, немного повоевав с ней, всё же сумел отколупать крышку.
– Эй! Аккуратней! – вскрикнул Леонард, ему на брюки пролилось немного, запахло спиртным.
