– Я не управляющий, Викс. И не собираюсь тебя отчитывать. Особенно, если ты угостишь и меня.
– Оно неразбавленное.
– Неужели? Отец не разрешает мне пригубить даже разбавленного вина. О неразбавленном я даже не говорю.
– И правильно делает. Оно крепкое.
Сабина села в траве.
– В таком случае дай мне попробовать.
Я тоже опустился на траву и протянул ей кувшин. Вокруг нас затаились тени – в кустах душистого жасмина, в ночных цветах, названия которых я не знал и которые казались серебристыми, в густой траве и среди высоких колонн, их обрамлявших. И ни одного факела. Похоже, в доме все уже давно спали.
– Пить не из чего, – предупредил я.
Сабина сделала глоток прямо из кувшина и передернулась.
– Бр-р. Теперь понятно, почему приличные люди разводят эту гадость.
– В таком случае, давай мне кувшин. Варвары вроде меня обожают неразбавленное вино.
Сделав еще один глоток, Сабина вернула мне кувшин. Я запрокинул голову и влил себе в горло изрядную дозу. Вокруг царила ночь – ни луны, ни облаков, только звезды, тысячи звезд. Интересно, задумался я, в римских легионах столько же солдат, сколько звезд на небе?
– Верцингеторикс, – вывел меня из задумчивости голос Сабины. – Если я задам тебе один вопрос, ты на него ответишь?
Я выпрямился. Скажу честно, она застала меня врасплох.
– Конечно, госпожа.
– Отлично. Скажи мне, что случилось в тот день, когда я поцеловала тебя шесть лет назад.
– Это так важно? – Я сорвал стебелек травы у моих ног, затем другой. – Мы ведь были детьми. Сколько тебе было тогда, двенадцать?
– Викс, наша встреча была случайной. Я поцеловала тебя и отправилась домой. И пока я ждала дома, мой брат умер, моя мать умерла, умер император Рима. Когда отец вернулся домой, на нем не было лица. Он лишь сказал мне, что теперь у нас новый император.
– А почему ты считаешь, что мне об этом что-то известно?
– Потому что весь Рим знал: Юный Варвар – любимчик императора, его игрушка. Но как только не стало Домициана, исчез и Юный Варвар.
Я попытался встать с прохладной травы, но ее маленькая рука поймала мое запястье и вновь потянула вниз.
– Если тебе это так интересно, спроси у отца.
– Он говорит, что императора убил какой-то мстительный раб. По его словам, мой брат умер как герой, а мать погибла, потому что возник хаос.
– Твой отец – порядочный человек. Он не станет лгать.
– Верно, но у него есть привычка время от времени опускать правду. Это лучший способ солгать, не солгав.
В траве мне был виден лишь ее темный силуэт – смутные очертания лица, заплетенных в косы волос, обнаженных рук.
– Ну, пожалуйста, Викс.
Я сделал глоток из кувшина, затем еще один.
– Я запер твою мать в чулане, – медленно произнес я, после чего поведал ей все про тот день, когда умер император: он пал от рук моих родителей, причем все произошло на моих глазах. Нет, конечно, в моем рассказе имелись дыры, некоторые я латал, вспоминая, что рассказывала мне мать, некоторые же обходил стороной, ибо в них таились такие жуткие вещи, которые я предпочел бы забыть. Пока я говорил, Сабина не проронила ни слова, молча слушая меня в темноте. Но ее первый вопрос потряс меня.
– Твоим родителям удалось бежать?
Я не знал, что ей ответить. Мне вспомнился дом на вершине укутанной туманом горы, где моя мать растила своих детей, а отец терзал клочок земли, который называл садом. Оба мертвы для Рима и счастливы вдалеке. Я молчал, но улыбка Сабины настигла меня даже в темноте.
– Вот и хорошо.
С этими словами она взяла у меня из рук кувшин и сделала еще один глоток.
– О боги, что за гадость. А мой брат? Он действительно умер как герой?
– Да.
Ее старший брат мне нравился – высокий, темноволосый преторианец, который всегда стремился с честью выполнять свой долг. Не могу сказать, что это у него всегда получалось, но по крайней мере он старался.
– Он и был герой.
– Мне его не хватает, – призналась Сабина. Она сидела, подтянув колени к подбородку и обняв их руками. – Хорошо, когда у девушки есть брат.
– У тебя есть Лин.
– Да, но он мой младший брат, и сколько бы ему ни было, я как старшая сестра буду о нем заботиться. А вот старший брат – девушке без него никак, ведь кто еще защитит ее?
– Он пригрозил, что отрубит мне голову, если я еще раз посмею поцеловать тебя, – признался я. – Сказал, чтобы я не лапал тебя своими грязными руками.
– Вот видишь.
– А за мать прости. – Я тоже отхлебнул из кувшина. – За чулан и все остальное.
– Не переживай, – ответила Сабина. – Мать она была никакая. Сказать по правде, в ней вообще не было ничего человеческого.
– Наверно, ты права.
Ее мать и впрямь была сука еще та, и я был рад, что Сабина на нее не похожа, будь ее мамаша хоть трижды красавица. Я просто не смог бы поцеловать девушку, похожую на ту гадюку.
– Но я не знаю, кто убил ее в том чулане, – добавил я. – Только не я.
– У нее было немало врагов. Не исключаю, что в том хаосе кто-то воспользовался подвернувшейся возможностью. – Сабина вновь взяла у меня из рук кувшин. – Боюсь, что твое отвратительное вино начинает мне нравиться.
– Бывает.
Сделав глоток, Сабина вернула мне кувшин и откинулась на траву.
