И я капнул. Спирт теперь имел вытянутую форму бактерии с маленькими лапками. Щупальца остались, но только на концах, ими всеми и маленькими и большими бактерия будто бы перебирала, тем самым разрывая себя в разные стороны, как это делают настоящие бактерии. Если бы спирт не выветривался из самодельной бактерии и не уменьшал её объём, я уверен, что она разделилась бы надвое. Что конечно произошло, но только когда от спирта почти ничего не осталось, кроме щупалец, они то и разделились, а после исчезли.
– Как видишь, не живое вполне может быть живым.
– Вот только толку от этого мало, оболочки нет, и тело долго не живёт.
– Без меня ты бы тоже долго не жил. А по поводу оболочки, возьми стекло и прокали его, вот тебе газовая горелка – сказал он, материализуя горелку в моей руке. – Капни пару капель воды отдельно друг от друга.
– Я как будто вернулся в детский клуб, ты это специально? Подражаешь Нафану?
– Кто такой Нафан? Не отвлекайся, теперь капни в капли красители, то есть покрась… воду. С русским у меня и вправду проблемы.
– Воу – сказал я, когда капли вдруг помчались друг за другом, больше слов у меня не было ни русских, ни английских, ни инопланетянских.
– Тебя это впечатлило, а одинокая бактерия нет?
– Ну да. Там то, какая-то неизвестная жидкость, а тут обычная вода, причём живая.
– А ацетон тебе знаком? Давай, думаю смола, уже высохла, а о хемотаксисе поговорим попозже.
– Правильней химотаксис, а не хемо.
– Как скажешь, кроши давай.
– Кого?
– Смолу! Натри горсточку.
Смола и вправду засохла, и я без труда высунул её из ложки. В таком виде смола была похожа на карамель, что давно уже никто на дому не плавил. Я взял точильный камень и как на тёрке натёр смолу. А пока тёр, спросил:
– Ты сказал про горсть, и я сразу вспомнил философский вопрос с земли «Когда горсть становится горстью?».
– В чём философия?
Я чуть подумал и ответил:
– В том, что даже на такой простой вопрос сложно ответить.
– А ты, какое количество крошек можешь без счёта осознать мгновенно?
Я взглянул на чашку Петри, куда натирал смолу.
– Три-четыре где-то…
– Выходит после четырёх, горсть и становиться горстью.
– Но почему?
– Согласись, что слово горсть означает не определённое количество и явно множественное, крупицу ведь никто не считает горсткой, правильно?
– Вроде да.
– Так вот горсть, как и кучку, ты с первого взгляда не сосчитаешь. Значит, идём от обратного. «Что ты не можешь сосчитать?» и будет ответом.
– Но я могу сосчитать.
– Но не всё разом, горсть ведь ты берёшь в руку за один раз, правильно?
Эти слова уже смогли убедить меня.
– Невероятно, – вскинул я, – вопрос, над которым бились великие умы на протяжении веков, был отвечен за считаные секунды. Я слышал, в древности люди не могли окинуть взглядом четыре объекта и сказать, сколько это. Получается Аристотель, назвал бы горстью – цифру четыре.
– Да, а я бы назвал тринадцать.
– И ты можешь столько за один раз? Нечего себе. Видимо в этом мире относительно – всё, – шмыгнув носом, сказал я.
– Ну и третья капля…
– Ацетона?
– Да.
Увиденное было точно также удивительно прекрасно, как и в воде. Но на этот раз ожила смола.
Она моментально вступила в реакцию с ацетоном. Вместе они вызвали такое бурление, какое создавало впечатление, будто бы целые колонии передвигались, от края, до края поедая атомы ацетона. К сожалению, жили они недолго и прекращали своё движение, как только ацетон выдыхался, капля какой-то жидкости оставалась, но выглядела это уже не как аквариум с рыбками, а как вода из бутылки во время перекуса бутербродом. Смола из жёлтого цвета стала белой и кроме как мокрых крошек хлеба, никаких ассоциаций не вызывала.
Они как будто реально, по-настоящему жили. Если бы на уроках химии показывали это, я бы окончил школу, с золотой медалью. Хотя о чем это я, показывали бы хоть, что-то помимо учебников и тонны текста.
Каждый эксперименты в итоге как бы отдалялся, бактерии становились меньше, а их количество больше, но время не щадило ни одного. Мне кажется, они все жили одинокого мало.
– А возможно сделать так, чтобы они жили подольше, как настоящие организмы.
– Это невероятно сложно и ты не представляешь насколько. Это как минимум должны не просто звёзды сойтись, а атомы в этих звёздах. Это должен быть ацетоновый мир. Чисто с синтетическими смолами, относительно простыми, химическими соединениями. Которые потом должны развиться до органических смол. При определённой температуре… и тыры-пыры. Слишком много знаменателей. Для этого, по моему мнению, бог и создал так много вселенных. Чтобы они случайным образом синтезировали жизнь. Своими собственными силами это слишком запарно, да и не эффективно.
– То есть ты не настраиваешь каждую отдельно? Они же с тебя сыплются как со старика.
– Так я устал от вопросов, поэтому продолжу свою историю. Вопросы после. На чём я остановился. Ах да. Сказал он и щелчком пальца заставил стол испариться.
– Может стол, оставишь? История интересная конечно, но хочется руки куда-то унять.
– Ты хочешь развлечение во время развлечения. Соберись я верю, что ты можешь сфокусироваться на чем-то одном. Ты же уже эволюционировал из ящерицы, и в отличаи от неё в еде не нуждаешься, зачем тебе переключать внимание от одного движения к другому, в надежде найти еду.
– Так ты говорил, природа сильнее.
– Так и ящерица не может бежать за двумя саблезубыми зайцами сразу. Просто следуй словам старика. И так…
время.
На следующей медитации, я сидел один. Закрыв глаза, я вновь начал слушать. Но на этот раз с левой стороны звуков было куда меньше, и были они совсем другие. Птица всего одна, да и та, очень редко издавала звуки. Такую птицу я впервые в жизни слышал и решил, что птицы опять мигрируют. После медитации к слову все звуки вернулись, а это значит, у затишья были другие причины. Затем я услышал еле-различимые шабуршания в траве. Они-то меня и заинтересовали. Но когда я открыл глаза и пошёл смотреть кто там, то никого не обнаружил. На этом моя медитация была закончена, а на душе было очень хорошо.
