– Всего две, господине? И браслетку даже не возьмешь?
– Две, – твердо заверил король. – И ты сейчас мне подробно расскажешь, где все это нашли и при каких обстоятельствах. Ну-ну, не парься! Рассказ оплачиваю отдельно. Вот…
Арцыбашев выложил на стол еще дюжину монет – серебряных московских денег размером всего-то с ноготок. Однако эти «ноготки» довольно много стоили!
– Эх, ладно, мил человек, – уступил дьяк. – По рукам!
– Ну, так давай, рассказывай.
Как и предполагал Леонид, все вещи из будущего были изъяты у «поганых немцев», появившихся в Кремле.
– Немца того у Тайницкой башни схватили, – вспоминал Тимофей. – А другого – у Воротной. Третьего же… гм…
Дьяк задумался, и Арцыбашев нетерпеливо его подогнал:
– Тоже где-то в Кремле, верно?
– А вот и не в Кремле! – неожиданно возразил Зотов. – И не на Москве даже.
– Не в Москве? А где же?
– В Новгороде! Ну да, в Новгороде. Как раз тогда заваруха там началась. Вот немца и словили… Да сразу – в прорубь, особо не спрашивая, потому как ясно же – лазутчик, соглядатай!
Король недоверчиво поджал губы:
– Что, даже не допрашивали?
– Еще пяток «новгородок» прибавишь, господин?
– Н-на!
Посыпались, зазвенели монетки. Дьяк проворно накрыл их рукой и, кинув одну подбежавшему служке, продолжил:
– Так о нем, немчине том, Ивашко Хмуров, опричник, докладал. Дескать, мчался прочь от войска… Тогда там все прочь мчались. Вот и взяли на стрелу.
– Ты ж сказал – в прорубь! – насторожился Леонид.
Дьяк лениво поковырял ногтем в зубах:
– Не, в прорубь – это не его. Немчина – стрелою. Так Ивашко Хмуров и докладал. И не в самом Новгороде, а где-то рядом – в деревне.
– Ты-то сам говорил с этим Ивашкой?
– Говорил, господине. Когда вещицы велено было в казну прибрать, язм его и расспрашивал. Опись делал.
– Опись…
Арцыбашев на миг представил себе, что это была за опись, куда вошло, верно, что-то более-менее ценное, остальное же… на остальное же, не особенно кому нужное, наложил лапу приказной дьяк. Так просто наложил, на всякий случай – авось что-нибудь когда-нибудь и сгодится. Сгодилось вот.
– И что там еще было изъято?
– Кафтанец кургузый, опорки, – охотно перечислил Зотов. – На порты никто не польстился – облезлые какие-то, срамота! Так в них и зарыли.
– Облезлые… – Леонид покусал губу. – Джинсы, значит. А больше ничего?
Неожиданно откинувшись, Тимофей сложил на груди руки и лукаво прищурился, словно ушлый прощелыга-торговец, припасший самое важное напоследок.
– Ну-ну-ну! – с готовностью загремел монетами собеседник. – Говори же!
– Не поверишь!
– На, вот.
Арцыбашев быстро отсчитал пять монеток, потом тут же высыпал на стол еще столько же: слава царю Ивану Васильевичу, деньги были!
– Там, в деревне, повозку, колесницу бесовскую, в грязи неподалеку нашли, – понизив голос, поведал дьяк. – Из железа вся, аки конь! С рогами, о двух колесах блестящих! Впереди – глаз стеклянный! Видоки говорили, будто на повозке той тот немчин верхом, аки на лошади, ехал! Ну, это врут, ясно.
– Само собой врут, – согласно кивнув, Леонид намахнул от волнения стакан и поинтересовался, что с той повозкой стало.
– А ничо не стало, – Тимофей тоже поднял чарку. – В Новгород ее на телеге свезли. Там где-то в амбарах приказных и валяется. Не до нее было.
– А тот опричник, как его… Ивашко Хмуров? Он сейчас где?
– На том свете Ивашко, – единым махом опростав водку, дьяк поставил чарку на стол. – По весне еще под саблю татарскую угодил.
– Так-так… – тихо повторил Арцыбашев. – Значит, Новгород, говоришь… Москва, Эзель и вот – Новгород… И еще деревня какая-то.
Молодой бюрократ конца шестнадцатого столетия и провалившийся во времени путешественник расстались вполне довольные друг другом. Дьяк выручил вполне приличную сумму, а Леонид хоть кое-что узнал. О новом портале времени, новых воротах. Кто знает, может быть, именно там, в Новгороде, и можно было бы попытаться отыскать выход? Все лучше, чем рыскать по холодным волнам где-то в море у Сааремаа! По крайней мере, на суше. Да и вообще, мотоцикл – а что еще-то? – вещь достаточно шумная: кто-то что-то обязательно видел, запомнил. И сможет рассказать. Главное, этих людей найти, а ведь они должны быть, обязательно должны, не всех же новгородцев погубил Иван Грозный, непонятно, за какие грехи! Кто-то ведь и в живых остался. Эх! Добраться бы теперь до Новгорода, да только вот как? Тайком – не выйдет, ливонский король слишком уж заметная фигура. Это не как сейчас – на полдня исчезнуть. Тут куда больше времени понадобится. И что остается? Разве что попросить Ивана Васильевича отдать Новгород в качестве приданого Маши? Отдаст? Может и отдать, запросто. А может и нет – одно слово, сатрап! Типичный такой деспот. Тогда что остается? Раз самому покуда никак, так надобно отправить в Новгород верных людей. Пусть тайком порасспрашивают, пошарят. Вот хоть того же месье Труайя и отправить, он мужик ушлый. Только вот незадача – в Ливонии остался. Тогда кого же? Петера? Смешно и думать. Тогда… А Машу и попросить! Невестушку нареченную. Неужто у нее верных людишек нет? А нет, так пускай за деньги кого-нибудь сыщет. Разберемся…
– Господин, – отвлек от важных мыслей Петер. – Быть может, нам лучше выбираться отсюда по каким-нибудь более людным улицам?
А вот этот вопрос пришелся сейчас более чем кстати! Поглощенный беседой с дьяком, Арцыбашев провел в кабаке куда больше времени, нежели планировал изначально, надеясь вернуться в Кремль до наступления темноты, когда передвигаться по московским улицам стало бы слишком опасно, несмотря на все принимаемые Земским двором и Разбойным приказом меры предосторожности типа стрелецких ночных постов и перегораживающих улицы рогаток… не очень-то мешавших многочисленным разбойничьим шайкам творить свои черные дела. Вот казалось бы – Иван Грозный, авторитетный, кровавый царь. И тот с разбойниками справиться не может, несмотря ни на какую опричнину! Да хоть Иосифа Сталина взять: конец сороковых – начало пятидесятых – это ж разгул бытового криминала! Все пацаны хотели бандитами быть. На бытовом уровне блатных боялись и уважали почище государственной власти.
Так что не в кровавости и тиранистости дело. Просто простой народ запугать куда легче, нежели бандитов-разбойников. Вот и не справлялась власть – что при Сталине, что при Иване Грозном. Да и цели себе такой особо не ставила.
Небо над головой еще казалось светлым, однако в воздухе сгущались сумерки. Уже не так далеко было видно, не так хорошо. В хоромах, за частоколами, зажигались огни свечей, с грохотом запирались ворота, выпускались во дворы цепные псы. Редкие прохожие быстро исчезали с улиц, в небе вспыхивали первые звезды, а над деревьями повисла белесая луна.
– Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, – поежившись от внезапно наступившей прохлады, мрачно пошутил Леонид.
Петер вытащил из-за пазухи кистень – увесистый железный шарик на китовом усе. Не удержался, похвастался:
– Хороший, английский. Сам господин Карстен Роде подарил!
Хмыкнув, Арцыбашев наклонился, достав из-за голенища узкий закаленный нож, длиной не намного короче шпаги. Предосторожность не лишняя… вполне…
Простившись с дьяком, путники не успели отойти от кабака и сотни шагов, как впереди, из-за частокола, гогоча, вывернула кодлочка – человек пять. Судя по голосам, молодые парни, отроки-подростки немногим старше Петера.
– Сейчас, по всему, закурить спросят, – Леонид сжал крепче нож. – Как только подойдут – нападем первыми. Беру на себя вон того высокого, ты – того, что слева, с дубинкою.
